4 ноября — осенняя Казанская, так называют этот праздник в народе, дабы не путать с летней Казанской, 21 июля — днем обретения в Казани чудотворного образа Божией Матери (1579 год). 4 ноября по новому стилю (22 октября) 1612 года Россия вышла из долгой кровавой смуты, едва не прекратившей ее существование как православного государства. Второе русское ополчение во главе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым выбило из Китай-города польский гарнизон, окончательно освободив, таким образом, Москву от польской оккупации. Ополченцев вела в бой Сама Богоматерь в Казанском Своем образе.
Накануне этого праздника мы с иереем Дионисием Каменщиковым, настоятелем храма во имя святого пророка Илии (Ильинская площадь, Саратов), решили поговорить на тему, которая кому-то покажется пафосной, кому-то слишком сложной, философской, а кому-то, напротив, неким общим местом: ну что тут нового скажешь, ясно, что Родину надо любить…
Но все ли тут ясно? И уж точно, что не все просто. И не каждый ли из нас сегодня призван — без всякого пафоса, наедине с собой и с Богом задуматься о своем личном отношении к Отечеству?
— Как Вы думаете, отец Дионисий, что это за чувство такое — любовь к Отчизне, как оно рождается в человеке и в чем выражается? Не в говорении же высоких слов…
— Это действительно непростой вопрос, в том числе и с духовной точки зрения. Я принадлежу к поколению, которому никто патриотизма не прививал: наша юность пришлась на смуту 90‑х, когда большая страна развалилась на куски, а то, что осталось, тоже грозило развалиться; когда на высших постах в России стояли люди, которым Родина была безразлична… Однако в нашей семье патриотизм был тем, что само собой разумеется, и никаких высоких слов не требует: безразличие человека к Родине воспринималось как некое уродство. И, наверное, я как-то незаметно для себя впитал эти понятия. Когда я учился в Саратовском аграрном университете, многие мои однокурсники искали способы выехать за границу и меня спрашивали: ну вот если тебе сейчас предложат, ты что, откажешься? Вопрос уже заранее заключал в себе ответ: конечно, все должны хотеть только одного — поскорее уехать. А для меня был очевиден другой ответ: я не хотел уезжать из России.
— Но почему? Я знаю, что Вы с университетским дипломом, с опытом научно-исследовательской деятельности, с мечтой работать в науке — просто не нашли себе применения, поскольку науки не было как таковой, и пошли копать канавы…
— В том-то все и дело: на вопрос, почему тебе нужна Родина, трудно ответить логически, рационально. Мне было обидно за страну, больно смотреть на то, что в ней происходит, зачастую стыдно за ее людей, но оставить Россию я не мог, я считал это предательством. Сейчас, когда я стал старше и опытнее, мои оценки смягчились: глядя на людей, которые оставляют свою малую или большую родину, я не могу их осудить. Я не могу принять человека, который хулит, поносит свою страну. Но когда человек уезжает (особенно — из провинции в Москву) вынужденно, с горечью и болью, потому что здесь он не может свести концы с концами, не может прокормить семью, реализовать свой потенциал — такому человеку я сочувствую. И все же, что касается лично меня — во мне до сих пор так и живет это чувство: бросить свою страну невозможно, нельзя. Я был бы рад ради жизненного опыта какое-то время послужить в заграничном православном приходе, но только чтоб вернуться с этим опытом домой.
Конечно, политические декларации, лозунги — это не любовь. Любовь — это чувство, о котором не кричат. Любовь не требует поиска врагов, которых непременно нужно ненавидеть… Любить в нашем Отечестве все я, конечно, не могу. Есть то, что я не приемлю. Люблю природу, поля, леса, небо, люблю село наше русское… Но не могу спокойно видеть, когда люди плюются на улице, бросают окурки на асфальт, ненавижу сквернословие, не могу смириться с хамством, с воровством, головотяпством, с тем, что поля заросли бурьяном…
— А что, окурки, плевки, хамство и заросшие поля — это некая генетическая черта России, русских? Мне кажется, это нужно воспринимать наоборот — как то, что против России. И Ваша боль, Ваше неприятие — естественная реакция любви к ней.
— Если ты не любишь, ты и переживать не будешь; если не любишь, то тебе на все наплевать. Почему мы переживаем? Потому что это наша страна, мы здесь живем, и, когда ее уродуют, нам больно. И потом, мы ведь знаем, что у нас, русских, может быть по-другому. Круг нашего с вами общения, среда церковных людей, то, что делается в Церкви, это подтверждает — может быть и должно быть по-другому в нашей стране.
— Да, строительство храмов, каждый из которых преображает всю округу, возрождение старых, разрушенных — то, что противостоит «разрухе в головах».
— Мы с прихожанами начали заниматься возрождением Никольского храма в Стригае Базарно-Карабулакского района, выезжаем туда каждое воскресенье в течение всего лета — почему?.. Дело невероятно трудное, почти безнадежное, 25 миллионов будет стоить одно только промежуточное восстановление, а это означает одну только крышу и голые стены. Но, приезжая туда, я другим становлюсь человеком, абсолютно другим. Я жить там начинаю по-другому, мыслить по-другому, а рационально это объяснить не могу.
— Любовь к родине — вообще иррациональное чувство?
— Это чувство загадочное. Иррациональное, да. Любовь — это некое общее восприятие места, в котором живешь, его образ в твоей душе. Наш мир прекрасен, хотя и искажен грехом, и тоска по той, изначальной нашей родине, по раю заставляет нас ловить его отблески в земной, родной красоте. И любовь возникает — щемящая, неспокойная, не приносит она успокоения.
Откуда была любовь к родине в простом русском солдате в 1812 году или в 1941м?.. Он ведь всегда знал российскую жизнь, как говорится, с изнанки. Но он шел сражаться и умирать за Россию, именно за нее, не за Сталина, не за власть. Чувство, которое жило в солдатах, офицерах, это ведь загадка.
— Об этом чувстве князь Андрей Болконский говорит Пьеру Безухову на Бородинском поле… Считаете ли Вы, что человек нравственно неполноценен без любви к своему Отечеству?
— Мне всегда было жалко людей, которые не любят свой город, свою страну, свой дом. Это несчастные люди, надломленные. Любовь к родине всякого человека и в особенности христианина внутренне обогащает, она способствует духовному росту и свидетельствует о целостности человека.
— А как изменилось Ваше восприятие Отечества с приходом к Православию, к Церкви?
— Я и к Православию пришел через любовь ко всему русскому. Даже церковнославянский язык не оказался для меня «иностранным», чуждым, он как-то органично лег. С детства воспитанное чувство родины помогло войти в Церковь, а Церковь дополнила, обогатила это чувство, потому что нет России без Православия, нравится это кому-то или не нравится. Ведь, как говорил Аристотель, даже Бог не может изменить прошлое. Все достижения России — это достижения русских православных людей, проявление лучших их качеств; корни русской культуры, литературы — в Православии. Не понимая, что такое Церковь, нельзя понять русскую историю, Россию понять нельзя.
— Совершенно согласна, но, с другой стороны — можем ли мы сегодня назвать Россию православной страной?.. Ведь не секрет, прихожане православных храмов составляют в ней меньшинство. Свяжутся ли снова для нас воедино вера и Отечество? И что мы, рядовые граждане, можем для этого делать?
— Современную Россию назвать православной страной, действительно, трудно. Почему Русь было принято называть святой? Не потому, что все в ней было свято, и все были святыми, нет, конечно: потому что идеалом ее была святость. В деревнях грамотные читали вслух неграмотным Димитрия Ростовского и Тихона Задонского… Огромный храм в Стригае был выстроен тщанием прихожан, которые, во-первых, не были нищими, а во-вторых, у них были именно духовные устремления — построить храм. А сейчас русским насаждаются языческие ценности, культ потребления, обогащения, успеха, комфорта. Что делать?.. Прежде всего, конечно, молиться — Христу и Его Пресвятой Матери, чудотворные образы Которой не раз спасали Россию. И не отчаиваться. Помнить, что Россия много раз оказывалась в тупике, однако же уцелела. И, конечно, каждому из нас нужно делать свое дело, оставаясь добрыми христианами.
Газета «Православная вера» № 20 (664)