Наш богослужебный церковнославянский язык – уникальное явление в мировой культуре. И дело не в том, что сфера его применения ограничена только богослужением, ибо более половины верующего населения земли (по некоторым оценкам – около 80%) молятся на языке, который не является их разговорным. А в первую очередь в том, что он никогда и не был разговорным, но сразу был создан как язык богослужения. Рассказывает Алексей Сергеевич Кашкин, преподаватель Саратовской православной духовной семинарии, заведующий кафедрой библеистики, кандидат богословия.
Из истории создания
Вспомним, что святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий создавали церковнославянский язык тогда, когда культура наших предков-славян находилась на достаточно низкой ступени развития, и просто взять тот язык, на котором славяне разговаривали, и адаптировать его для богослужения и религиозной литературы в целом не представлялось возможным. Потому святые братья создали совершенно особую форму языка с богословской терминологией и с грамматическими и синтаксическими категориями, характерными для греческого языка. Для древних в большей степени, чем для нас, было характерно разделение мира на сакральную и бытовую области. И церковнославянский язык как атрибут сакральной области всегда, на протяжении всей нашей истории, «возвышался» над языком бытового, светского общения. И хотя в кризисные периоды (в первую очередь имеется в виду эпоха монголо-татарского ига) эта дистанция между языками уменьшалась, полностью она не исчезала никогда.
В этом аспекте интересно сравнить церковнославянский язык с его ближайшим «товарищем» – греческим языком. Когда создавались тексты Священного Писания на греческом языке (Ветхий Завет – перевод Семидесяти в III – II вв. до Р. Х., Новый Завет в I в. по Р. Х.), сам греческий язык уже имел к этому времени многовековую литературную историю, на нем уже были созданы величайшие произведения философии и литературы (труды Гомера, Платона, Аристотеля и др.). Потому в тексте Священного Писания был использован тот же язык, на котором думали и писали передовые люди своего времени. Более того, в сравнении с произведениями греческих философов тексты, в частности – Нового Завета, даже несколько проще и доступнее для рядового читателя, так что можно говорить, что с точки зрения литературного стиля они уступают произведениям классиков. Точно так же и богослужебные молитвы и песнопения, творения отцов Церкви создавались в рамках уже развитой культуры, их стиль сопоставим с трудами лучших светских писателей. Для церковнославянского языка ситуация изначально была противоположной: он сразу создавался как высокий стиль, не имеющий «конкурентов» в светской традиции. Библейские и богослужебные славянские тексты появились намного раньше иных текстов, не имеющих религиозного употребления.
Язык «на вырост»
Филологи-знатоки церковнославянского языка отмечают, что этот язык был дан нам как бы «на вырост» (термин Наумова С.А.), это был некий идеал, на который следовало ориентироваться. В частности, в церковнославянском появились две буквы, обозначающие звук «ф» (ѳ и ф), тогда как в разговорном старославянском этого звука даже не было, он появился намного позже. Получается, что язык богослужебных книг как бы «опережал» развитие светской культуры и литературы (впрочем, до эпохи Петра I отдельной светской литературы в строгом смысле и не существовало). В XVIII в. появляется так называемый «средний стиль», который и становится русским литературным языком (градация такая: церковнославянский, русский литературный, разговорный), ставший во многом упрощенной формой церковнославянского языка. Вследствие своего превосходства над литературным русским языком язык церковнославянский, по выражению академика РАН Н. И. Толстого, «был всегда опорой, гарантией чистоты и источником обогащения русского нормированного языка». Эту ценную функцию церковнославянского языка отметил еще в 1757 г. М. В. Ломоносов: «российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет».
В связи с этим, конечно, было бы желательным сделать доступным изучение церковнославянского языка как можно более широкому кругу детей. Несмотря на то, что осуществимость этого пожелания на практике вряд ли возможна (по крайней мере, в ближайшем будущем) по причинам, понятным большинству, всё же польза от внедрения этой инициативы была бы несомненной. Знание обоих языков – церковнославянского и русского – способствовало бы обогащению личности, расширению словарного запаса и, в конечном счете, выходу на более высокий уровень грамотности. И опять уместно сравнить нашу ситуацию с родственным нам греческим языком. В XIX в. после обретения Грецией независимости в государстве установилась практика использования двух разновидностей греческого языка: высокого литературного, близкого по грамматическому строю и лексике древнегреческому, который был назван «кафаревуса», и разговорного народного, гораздо более простого, который называется «димотика». Однако в 1976 г. «кафаревуса» была отменена и единственным официальным языком стала «димотика». И вроде бы всё хорошо: нет избыточного двуязычия, все официальные тексты легко могут быть поняты всеми гражданами, сам язык доступнее для иностранцев и др. Однако некоторые пожилые образованные греки, с которыми автору этой заметки случилось общаться, сетовали на общее падение уровня образования и связывали этот фактор именно с тем, что в современных школах отменено обязательное изучение древнегреческого языка. Знакомая ситуация, не правда ли?
Наконец, есть еще одно несомненное достоинство церковнославянского языка – его чистота, незасоренность различными вульгарными и ругательными словами. Многие говорят, что на церковнославянском невозможно ругаться. Более того, он своей красотой (и частичной непонятностью для широкой аудитории) облагораживает многие выражения, которые при буквальном переводе на русский язык звучали бы грубо, например: «Блаженно чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссал»; «Ложесна бо Твоя престол сотвори, и чрево Твое пространнее небес содела»; «Всяк мужеский пол ложесна разверзая».
Сокровище Церкви
Таким образом, достоинства и непреходящее значение церковнославянского языка для Церкви и ее богослужения очевидны. И если в начале XX в. среди церковных людей (несомненно, как отражение общих революционных настроений, характерных для общества в целом) была популярна идея перехода на русский язык в богослужении, то сейчас, после тех потрясений, которые Русская Церковь пережила в прошлом столетии, многие чада Церкви (причем не только «профессиональные» богословы, священнослужители, но и «простые» верующие, регулярно участвующие в богослужении) не сомневаются в том, что языком богослужения должен быть именно церковнославянский. И здесь уместно процитировать архимандрита Софрония (Сахарова): «Славяне промыслительно одарены благословенным языком, служившим веками для богослужения, Священного Писания и молитвы и никогда не низшим житейским нуждам… Нет вовсе нужды заменять его языком повседневности, что неизбежно снизит духовный уровень и тем причинит неисчислимый ущерб… Все, кто искренне желают приобщиться к вековой культуре Духа, легко найдут возможность освоиться с бесценным сокровищем священного славянского языка, который изумительно соответствует великим таинствам богослужения». Критические же высказывания в адрес церковнославянского языка по существу исходят в основном или от нецерковных людей, или, в лучшем случае, от «новоначальных». К сожалению, люди привыкли к тому, что в быту многие вещи легко доступны, а сфера услуг даже специально стремится к упрощению, на этом аспекте акцентируют внимание в рекламных сюжетах и слоганах. Потому и от Церкви «автоматически» требуют, чтобы она стала «ближе к народу», в том числе и посредством модернизации языка богослужения. Однако забывают при этом о простом факте: если некая область конкретному человеку действительно необходима и интересна, то он стремится овладеть и связанной с ней терминологией. Так почему же не «поднапрячься» и не потрудиться в овладении той частью языка (наш современник Наумов С. А., специалист в области славянской филологии, считает церковнославянский не другим языком, а особой частью единого русского языка), которая открывает мир богослужения, без которого, в свою очередь, невозможно спасение человека?
Впрочем, саму концепцию использования церковнославянского языка необходимо отличать от конкретных текстов. Сам язык имеет однозначную ценность, тогда как тексты богослужебных книг редактировались в процессе истории. И наш современный текст далек от идеала, ибо является продуктом деятельности справщиков 2-й половины XVII в. Потому изменение, даже в отдельных аспектах улучшение богослужебных книг возможны. Однако это – вопрос будущего и для такого ответственного и важного дела первое условие – подготовка специалистов высокого уровня. Эти люди должны быть в каком-то смысле «носителями» церковнославянского языка (понятно, что за годы советской власти количество таких людей в нашем обществе существенно сократилось даже в сравнении с XIX в., не говоря уже о сравнении с допетровским временем), только в этом случае редактирование книг будет их реальным улучшением, а не просто очередной неудачной или малоудачной попыткой.
В заключение всем тем, кому интересна история и характеристика церковнославянского языка, его место в русской культуре, посоветуем посмотреть цикл передач «Буква в духе», которые транслировал канал «Союз» и которые вел Наумов С.А., в данной области один из лучших современных специалистов (адрес http://paerok.ru/gramota/, особенно рубрика №1 «История»).