Настало время беседовать уже не словами, а делами; последний час Ветхого Завета пробил, надлежало предначать Новый не агнцем от стад, а телом и кровью Сво­ей. Между тем, лицо Богочеловека светилось пренебесным светом. Он берет лежавший перед Ним хлеб, благо­словляет его, преломляет на части, по числу учеников, и раздает его им...

Господствующим помыслом в душе Иисуса Христа явно была мысль о нравственном бесплодии и душевном ожесточении Своих соотечественников — о том, как мало разумеют они время посещения Божественного, как худо соответствуют любви Божьей, явившейся им в лице Единородного Сына Своего!

Столь внезапное, чрезвычайное чудо должно было произвести не удивление только, но и ужас. Перед очами всех стоял живым тот, кто за мгновение перед тем нахо­дился в другом мире, которого самые ближние не прежде надеялись увидеть, как в последний день на всемирном суде! Можно ли было смотреть на Лазаря и не веровать в Иисуса?