Елена Николаевна Назарова (Руденко) — саратовский иконописец, реставратор, а также преподаватель художественных и вероучительных дисциплин в воскресной школе Спасо-Преображенского мужского монастыря г. Саратова. Ее жизненный и творческий путь в Церкви начался в 1998 году. На этом пути было много радостей и горестей, чудес и курьезов, но главный его смысл художница неизменно видит в самоотдаче труду.

— Елена Николаевна, зайдя на Вашу страницу в социальной сети «ВКонтакте», в графе «Интересы» читаем: «Вся моя жизнь — мое служение для Бога и людей, и это главный интерес». Очень высокая планка. Что Вы вкладываете в эти слова? Что для Вас служение, как оно проявляется?

— Действительно, я именно так и написала, потому что это соответствует моему внутреннему устроению. Возможно, планка высока, но это мое потенциальное стремление, лишенное какого-либо пафоса и желания выделиться. Еще в детстве многие из нас смотрели фильм «Доживем до понедельника», где герой в сочинении написал, что «счастье — это когда тебя понимают». Я бы еще добавила: и когда ты понимаешь, сочувствуешь и, главное, жертвуешь. В моем мироощущении только так и может реализоваться человек — когда он живет не только для себя, когда он нужен, когда полезен кому-то.

«Делай, делай, ручки золотые»

— У каждого православного человека свой особенный приход к вере. Можете рассказать, как это было у Вас?

— Мне кажется, к вере я не приходила, а впитала ее с рождения от бабушки. Практически все свое детство я провела в сельской глубинке Оренбургской области у бабушки Анны Ивановны, добрейшего и глубоко верующего человека. Несмотря на то что нелегкая судьба сироты не дала ей возможности получить образование, она несла в себе глубокую мудрость и образованность. Моя бабушка объясняла мне, что жертвенность и жалость — это и есть любовь. Именно с ней я «открыла» для себя Бога. Помню, она говорила, что от Всевидящего Ока нигде не спрячешься. Я уточняла: «А под кроватью тоже не спрячешься?» — и слышала в ответ, что и под кроватью я вся как на ладони у Господа.

Иногда мы с бабушкой ездили в церковь, где пахло ладаном и воском, где красиво пели и повсюду со стен смотрели прекрасные, неземные лики. Бабуля объясняла мне, что это святые образа и рисуют их ангелы.

Накануне больших церковных праздников мне поручали протирать домашние киоты, иконы и делать бумажные цветы для нашего «красного угла». Бабушкина родственница, монахиня в миру, говорила: «Делай, делай, ручки золотые». Я понимала это как одобрение, но все же со страхом прикасалась к старинным, афонского письма иконам, привезенным предками из Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря. Я боялась обидеть ангелов-художников, написавших эти иконы. Это детское опасение, как ни странно, существовало во мне еще долго, до тех пор, пока я сама не получила благословение учиться писать иконы. Только тогда я до конца поверила в то, что святые образа пишутся людьми.

— По первому образованию Вы медик, но всю жизнь посвятили совсем иной сфере — церковному искусству. Сразу вспоминается апостол Лука. Как так сложилось, что Вы поменяли профессию?

— Уточню: не только церковному искусству, но и педагогике. Надо сказать, что в медицинский колледж я поступила не по своему выбору, а по желанию мамы. Сама же себя я видела только педагогом, но против воли мамы не пошла. Училась я не очень, некоторые предметы мне просто не давались, а когда дело дошло до практики в больнице, окончательно проявилась моя профнепригодность. Видя каждый день большое количество больных, страдающих людей, я постоянно рвалась помочь всем, а смерть пациентов и вовсе вызывала у меня мучительное состояние личной вины перед ними. Я навсегда запомнила мальчика, умиравшего от рака: он тихо плакал и говорил, что очень хочет жить. Видя меня такую, один из опытных хирургов больницы сказал мне, что это не мое место, что я бесполезно и быстро сгорю. И посоветовал искать себя в иной сфере, где мои качества будут полезны — например, в творчестве и педагогике.

В итоге смена профессии была связана для меня с тяжелым испытанием. После рождения сына мне довольно долго пришлось сражаться за его здоровье, после чего я и сама заболела и чуть не потеряла жизнь. Я попала в реанимацию, и только благодаря одному опытному пульмонологу, случайно пришедшему ночью на дежурный обход, меня спасли. Тогда, в больничной палате, я познакомилась с доброй девушкой Надеждой — певчей в церкви, что было совсем необычно для того времени, когда многие приходы только начинали возрождаться. Выйдя из больницы, я прямиком направилась в храм и со свойственной молодости наглостью сразу попыталась устроиться певчей. Господь милостив к наивным и искренним — меня взяли. Таким образом я определилась со своим местом в жизни, поменяла профессию и начала свой путь воцерковления и работы в Церкви; было это в 1998 году.

У мощей блаженной Ксеньюшки

— А как же иконопись? Получается, Вы не сразу начали ей заниматься?

— Путь в иконописании начался у меня немного позже, в 2002 году. Мы с сыном отправились тогда в паломническую поездку в Санкт-Петербург — поклониться мощам святой блаженной Ксеньюшки. Там, у мощей, я долго и искренне молилась, особо прося о своем определении в профессии. Просила для себя указания правильного пути, так как работа на клиросе вызывала у меня сомнения: не хватало музыкального образования, да и другие нюансы в работе заставляли переживать. И буквально через неделю, вернувшись из поездки, я получила ответ.

Иеромонах Феофан (Гудков), мой духовник, настоятель Вознесенского собора города Кузнецка в Пензенской области, где мы тогда жили, благословил меня ехать в Москву учиться иконописи и реставрации. Сильно сомневалась в своих силах, но все же не хотела ослушиваться благословения духовника и, главное, отказываться от явной помощи Божией. Я отправилась в столицу, чудом устроилась в Ильинскую иконописную мастерскую и три года там проучилась. А в 2005 году, вернувшись в родной храм, сразу приступила к написанию и реставрации икон и к преподаванию в воскресной школе.

— Как Вы оказались в Саратове?

— В Саратов мы переехали в 2012 году, когда мой уже подросший сын поступил на композиторское отделение в Саратовскую консерваторию. На новом месте я не сразу продолжила работу, так как на полтора года слегла от болезни. Это было непростым испытанием для меня, казалось, что это уже конец. Но вдруг позвонила одна знакомая женщина, которая долго меня искала, даже ездила в Пензенскую область. Женщину звали Наталья, она была тяжело больна и до своей смерти хотела успеть заказать и подарить храму икону. Я написала для нее образ Пресвятой Богородицы «Умягчение злых сердец», но преподнести его в дар храму она настоятельно попросила и меня. Так я попала в Спасо-Преображенский мужской монастырь, где вскоре начала преподавать в воскресной школе и продолжаю до сего дня.

— Можете рассказать, какие иконы Вы пишете? Бывает, человеку хочется иметь единую икону с покровителями всех членов его семьи или именную икону редкого святого, которую в церковных лавках не найти. Вы беретесь за такие заказы?

— Ко мне как раз обращаются особенно часто в тех случаях, когда иконы святого покровителя просто нет, так как у него редкая иконография или она вовсе не составлена. Если иконографический образ еще не писался — это в основном касается новопрославленных святых — иконописцу приходится проводить собственную исследовательскую работу. Для составления новой иконографии нужно изучить исторические документы, посмотреть иконописные изводы, посоветоваться со знающим священником, утвердить эскиз и только тогда со спокойным сердцем приступить к написанию новой иконы.

Вот сейчас я пишу андрониковскую икону Пресвятой Богородицы. Это так называемый портретный иконографический тип, в греческой традиции имеет название Параклесис (Агиосоритисса) — «молящаяся, просящая». Это оплечное изображение Богородицы без Младенца, и на шее Богоматери кровоточащая рана, куда на иконе, по преданию, турок-иконоборец вонзил кинжал. Литографическое изображение этой иконы сохранилось во Введенской церкви Феодоровского женского монастыря города Переславля-Залесского. Эта копия там почитается чудотворной. Пишу эту икону в частную коллекцию. Стараюсь, пишу, молюсь, верю и надеюсь на помощь и заступничество.

Часто мне заказывают мерные иконы. Это возрожденная древняя традиция — писать образ святого покровителя в рост родившегося младенца. Такая икона — важный подарок для ребенка, так как она будет молитвенной помощью в течение всей его жизни.

Чувствовать «больные» места

— Вы не только пишете, но и реставрируете иконы. Можете рассказать, чем лично для Вас отличается процесс реставрации от создания иконы — на уровне смыслов и ощущений?

— Написание иконы — это сотворение молитвы в красках. Реставрация же по ощущениям напоминает работу врача: отсекается всякое самовыражение, ведь восстанавливаешь ты работу другого мастера, здесь нет ничего твоего. Реставрация — это аналитическая, очень кропотливая работа, порой над одним квадратным сантиметром приходится работать часами. Здесь нужно не только знать технологию, но и чувствовать «больные» места, хотеть спасти, законсервировать, причем при минимальном вмешательстве.

В работе частного реставратора встречается и такой тип восстановления икон, как поновление. Иногда мне приносят образа, вовсе не имеющие исторической и художественной ценности, но имеющие духовную ценность для владельца. Как-то одна девушка принесла старенькую, почти рассыпавшуюся бумажную икону, слезно прося восстановить ее, так как от любимой бабушки у нее осталась только эта память и благословение. В итоге получилась спасенная икона, осторожно приклеенная к доске.

Или другой случай был. Ко мне однажды пришли мама с сыном, согбенные и будто помраченные рассудком от горя. Принесли они совершенно обгорелую доску, попросили отреставрировать ее и сказали, что это икона Пресвятой Богородицы «Неувядаемый Цвет». Попутно они рассказали, что недавно сгорел их дом и все нажитое, и теперь они уповают на одну лишь помощь Божией Матери и потому желают в первую очередь восстановить этот утраченный образ. Когда я увидела эту икону, сразу поняла, что на ней уже не осталось изображения, но им я боялась об этом сказать. Они ушли, и я осталась один на один с этой обгоревшей доской, с одним лишь желанием помочь им. Заново залевкасив доску, я начала просить помощи у Пресвятой Богородицы. Помолилась и приступила к работе. Решила, что если в иконе не признают «свою», я спишу все на свое неумение, непрофессионализм. Написала, вызвала погорельцев, они приехали и… узнали свою икону. Уверенно твердили мне, что я хорошо ее «отмыла». Я не стала разуверять их, тем более они рассказали, как накануне моего звонка жители их села собрали для них необходимую сумму на восстановление дома, так что к зиме они будут уже в собственном доме, а икона будет стоять в «красном углу». Мне этот случай показал силу веры простых людей, силу их молитвы. Не зря ведь говорят: где просто, там ангелов со сто.

— Вы много учитесь, у Вас несколько образований. Кроме первого, медицинского, еще богословское, иконописное, реставрационное и педагогическое. Чем это обусловлено? Тем, что человек должен всегда развиваться?

— Я уже упомянула, что в молодости не смогла получить то образование, которое хотела. Приходилось самообразовываться, однако я рисковала остаться на одном уровне и пропустить много нового и полезного. Что я могу преподать в воскресной школе, если не буду в курсе педагогических разработок? Как я пойму икону, если не буду изучать богословие? Я могла бы долго переживать об этом, но однажды мой взрослый сын взял меня за руку и привел в Саратовский государственный университет на кафедру теологии и религиоведения. Я сначала думала, что это шутка, но решила подыграть ему. Мне казалось, что в сорок лет уже не берут в университет, но, видимо, воля Господа была на то, чтобы «шутка» обратилась в реальность. Оказалось, мой сын привел меня в последний час подачи документов, а на следующий день начинались экзамены. Не знаю, как я все сдала, но в итоге поступила на бюджет на очную форму обучения.

После этого показалось мало направления «православная теология», и параллельно я закончила направления «педагог», «педагог-дефектолог» и «реставратор станковой и темперной живописи». Получила дипломы с отличием по всем направлениям. Сейчас я учусь в магистратуре, продолжаю исследования в области богословия иконы. Надеюсь с Божией помощью одолеть этот этап. В прошлом году я также поступила в Московскую иконописную школу святого Алипия, что было моей давней мечтой и потребностью души, но мне пришлось взять там академический отпуск из-за тяжелой болезни моего отца.

Милосердие в действии

— Вы уже более двадцати лет преподаете в воскресной школе. Что Вы, в первую очередь, стараетесь донести своим ученикам?

— Я стараюсь максимально отдавать свои знания, помогать ученикам стать гармоничными личностями. Честно скажу, я не очень «удобный» учитель, но вполне себе мирный и всегда придерживаюсь главного принципа, что все люди талантливы от природы, им нужно только помочь. Я очень трепетно отношусь к своей работе, так как считаю, что воскресная школа — это начальная ступень катехизации. Совместную задачу родителей и преподавателей я вижу в том, чтобы помочь ребенку стать сопричастником Церкви. Большое счастье для меня, когда такое происходит.

— Елена Николаевна, скажите, что для Вас значит быть человеком?

— Быть человеком для меня значит жить, а жить — значит любить. Я говорю о том чувстве и состоянии, которое древние греки назвали «агапе». Только такая любовь может по-настоящему приблизить нас к Богу: любовь, которой ты можешь полюбить всех, даже своих врагов, подобно тому, как Господь возлюбил нас всех. Жить и любить для меня значит проявлять милосердие и покаяние в действии, даже в самой простой повседневной реальности.

Работы автора представлены в группе «Благоцвет» в социальной сети «ВКонтакте»: https://vk.com/iconopisanie.

Связаться с мастером можно по телефону 8–958–674–36–29.

Газета «Православная вера», № 01 (669), январь 2021 г.