Отвечает протоиерей Михаил Воробьев
Меня волнует вопрос - возможно ли покаяние в аду, после Страшного Суда? Если нет, то как понять это? Неужели замысел Бога не оправдался о мире полностью и Бог потерпел неудачу сотворив человека? Почему Он заранее зная о том, что все эти миллиарды погибнут и будут вечно мучатся в геенне не имея возможности ни умереть ни избавиться от мучения, все же сотворил человека?
В определенном смысле Бог действительно «потерпел неудачу, сотворив человека». Однако эта «неудача», точнее риск неудачи входит в замысел Божий о человеке и созданном ради него мире. Бог вкладывает в человека Свой Образ, рассчитывая на развитие этого Образа до максимально возможного для тварного существа Богоподобия. Главная черта Образа Божия в человеке – его личная свобода, из которой и вытекает возможность несогласия с волей Творца, желание жить, исходя из собственных представлений о благе.
Создавая человека свободным, Бог хочет видеть перед собой существо, которое, как и Он Сам, способно выбирать и принимать решение. Но этот выбор может оказаться направленным и против Творца. Бог рискует встретиться с неповиновением, и одновременно подвергает риску вечной гибели самое совершенное и самое любимое Свое творение. Но в этом риске и заключается совершенство человека: без способности грешить теряет смысл добродетель, без возможности падения нет нравственного величия. Поэтому каждый человек должен в своей жизни пройти испытания и искушения для того, чтобы осознать положительную ценность своей свободы, чтобы приобрести ту свободную любовь, которую от него ожидает Бог.
Неверный выбор, неправильное употребление дара свободы отдаляет первого человека Адама, как и его потомков от Бога. Но лишить человека свободы, значит лишить его личности, Образа Божия, превратить его хотя и покорное, но примитивное существо.
Разумеется, «Бог хочет, чтобы все люди спаслись» (1 Тим, 2,4). Но спасти человека принудительно невозможно. Призыв к спасению требует свободного ответа, свободного согласия, которое воплощается в ответной любви. Но любить кого-то больше собственной жизни способно только свободное существо.
Диалектика любви и свободы очень выразительно раскрывается выдающимся православным богословом XX столетия Владимиром Николаевичем Лосским: «Бог становится бессильным перед человеческой свободой, Он не может ее насиловать, потому что она исходит из Его всемогущества. Человек был сотворен одной волей Божией, но ею одной он не может быть обожен. Одна воля в творении, но две – в обожении. Одна воля для создания Образа, но две – для того, чтобы Образ стал Подобием. Любовь Бога к человеку так велика, что она не может принуждать, ибо нет любви без уважения. Божественная воля всегда будет покоряться, блужданиям, уклонениям, даже бунтам воли человеческой, чтобы привести ее к свободному согласию».
Размышляя о справедливости или несправедливости наказания нераскаявшихся грешников в вечности, следует помнить, что в христианском понимании ад – это не сталинский концлагерь, куда бросали ни в чем неповинных людей по произволу безумной и безбожной власти. Печальная участь в вечности – это даже не наказание Божие в привычном значении этого слова, а следствие свободного выбора личности. Не будем говорить о нехристианах, о которых у Бога свой промысел. Но каждому крещеному в Христианской Церкви человеку Бог дает возможность знать закон, который следует исполнять, чтобы наследовать Вечную жизнь, и дает возможность покаяния, если этот закон человек по каким-то причинам нарушает. Отказ от покаяния, которое освобождает от наказания, делая совершенный грех не бывшим, это тоже результат свободного выбора. Если человек отказывается от Бога в своей земной жизни, то совершенно логично будет его пребывание в вечности в бесконечном удалении от Творца.
Покаяние возможно только в земной жизни, потому что оно является выражением веры. А после физической смерти вера, которая есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11,1), потеряет силу, поскольку человек увидит лицом к лицу то, во что он верил или от чего отрекался.
Эсхатология, раздел богословия, посвященный завершению человеческой истории и жизни будущего века, является наименее доктринально разработанной частью христианского вероучения. Здесь мало догматов, но много теологуменов, то есть в той или иной степени частных богословских мнений. Такая ситуация связана, прежде всего, с тем, что точное знание о Вечной жизни невозможно для человека, не имеющего соответствующего опыта. Нам трудно (если не невозможно вообще) представить, как выглядит, например, куб в четырехмерном пространстве, хотя математически это определяется очень просто. Так же для человека, не имеющего никакого опыта, кроме земной жизни, трудно или невозможно вообще представить, что ожидает его лично и человечество в целом после всеобщего воскресения и Страшного Суда.
Мыслители прошлого мало размышляли о сущности вечного блаженства, которое ожидает тех, кого Господь допустит в свое Небесное Царство. Все мысли о Царстве Небесном основывались на безоговорочном доверии к апостолу Павлу, который говорил: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его»(1 Кор.2,9).
О сущности ада размышляли больше. И здесь спектр мнений был гораздо шире: от чувственного представления об адских мучениях у средневековых писателей до убежденности в том, что адские мучения это муки совести человека, который не может раскаяться в преступлениях своей жизни. Некоторые концепции были достаточно оригинальными. Например, писатель Федор Достоевский и поэт Владислав Ходасевич, а так же аргентинский писатель Борхес видели ад в бесконечно повторяемой обыденности, в некой удручающей «бане с пауками», «вавилонской библиотеке», заполняющей вечность невыносимой скукой. Замечательный русский мыслитель Евгений Трубецкой считал, что ад – бесконечно длящийся в субъективном переживании момент умирания.
Следует заметить, что слово ад в христианской традиции имеет иной смысл, нежели в дохристианскую эпоху. Тот ад, куда от Адама до Христа попадали души всех людей, беспросветное царство мрака, которое древние евреи называли шеолом, а греки Аидом, было разрушено сошествием Воскресшего Спасителя. Этот древний и страшный ад опустел, поскольку души грешников из него вывел Сам спустившийся туда Христос. И было бы странным, если бы разрушив Своей Крестной смертью ветхую юдоль страдания, Христос создал бы новый усовершенствованный ад, который в принципе ничем бы не отличался от прежнего. Говоря о той области Вечности, в которой окажутся те, кто не сможет войти в Небесное Царство, Христос употребляет очень точный образ «тьмы внешней» (по-славянски - кромешной). Этот ад представляет собой область бытия бесконечно отдаленную от Бога, от единственного реального и неистощимого Источника света, любви, благодати. Видимо, смысл страданий нераскаявшихся грешников и будет состоять в этом бесконечном отдалении от Божественной любви. Безусловно, это – страдание. Но не будем забывать, что это состояние – быть вдали от Бога - оказавшийся там человек выбрал сам. Кроме того, это безрадостное существование все же бытие, все же жизнь, пусть безрадостная и ущербная. Наверное, даже такое бытие предпочтительнее абсолютного небытия, в котором исчезает личность человека, его память, его любовь.
И самое главное – следует помнить, что хотя за гробом нет покаяния, но Божественное милосердие, которое «превозносится над судом»(Иак.2,13) и Божественная любовь, которая «покрывает множество грехов»(1 Петр.4,8) есть везде!
Я читала, что каждая деталь изображенная на иконе имеет свой смысл и символику. На некоторых иконах ( Сошествие Св.Духа на апостолов) изображается апостол Павел, наступающий на ногу апостолу Петру, на иконе Воскресения Христова (Сошествие во ад), царь Соломон наступает на ногу царю Давиду. Что может означать этот жест?
На многих древних иконах Пятидесятницы в числе ближайших учеников Христа изображен апостол Павел (обычно его изображают вместо апостола Матфия, избранного на место отпавшего Иуды), который в момент сошествия Святого Духа, будучи яростным гонителем христиан, никак не мог находиться в Сионской горнице. Кроме того, на некоторых иконах сошествия Святого Духа можно увидеть и евангелиста Луку, апостола от семидесяти, который при этом событии так же не присутствовал. Этот очевидный анахронизм не является ошибкой иконописца, но имеет глубокий символический смысл. Икона Пятидесятницы – это икона Церкви, поэтому на ней вполне уместны изображение тех, кто потрудился для ее созидания и утверждения. Заслуги апостола Павла, который к тому же имел свою «личную Пятидесятницу» в явлении Христа на пути в Дамаск, делают его присутствие на иконе Пятидесятницы в символическом смысле вполне оправданным.
Жест, когда апостол Павел как бы наступает на ногу апостолу Петру, устойчиво повторяющийся на иконах разного времени, означает признание исторических заслуг Павла в создании Церкви язычников. Павел следует за Петром, но идет далее Петра. Из книг Нового Завета следует, что, хотя первый язычник, вошедший в Церковь, был крещен апостолом Петром, Павел действовал в этом отношении последовательнее и решительнее. В своих трех или четырех миссионерских путешествиях Павел создал множество христианских общин из бывших язычников, уверенно защищая их от проникновения чуждого христианству и опасного для него иудейского гнозиса.
Изображение ветхозаветного человечества на иконах Сошествия во ад традиционно включает в себя царей Давида и Соломона, которые вместе со всеми изводятся из ада. Обычно они находятся в тесной группе людей, где отдельные детали трудноразличимы. Изображения, на которых Соломон наступает на ногу Давиду, очень редки, а сам жест, вероятнее всего, является случайным.
Не могу понять, как совместить смирение и сокрушение? Читал труды Святых Отцов, вроде бы все понятно, но как совместить их не понимаю.
Смирение и сокрушение не являются несовместимыми понятиями. Очевидным доказательством этого является строка из 50-го псалма, написанного Давидом как раз в состоянии крайнего смирения и сокрушения: «Жертва Богу – дух сокрушен, сердца смиренно и сокрушенно Бог да не уничижит»(Пс.50,19). Эти два понятия близки по смыслу, однако не являются полными синонимами. Сокрушение в буквальном смысле – это разрушение. В духовном смысле сокрушение – это разрушение гордыни. Например, Сократ, утверждавший, что единственное, что он достоверно знает – это то, что он не знает ничего вообще, сокрушил в себе интеллектуальную гордыню, которая мешала приблизиться к истине его противникам софистам. Христос призывал к сокрушению гордыни, как необходимому условию для принятия спасающей Божественной благодати, говоря: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф.5,3).
Сердечное сокрушение исключает всякий ропот, всякое недовольство, основанное на убеждении в собственном превосходстве. Следствием сердечного сокрушения является сожаление о совершенных поступках, о неверной жизненной позиции, которая привела к греху, но отнюдь не о тяжелых жизненных обстоятельствах, в которых человек оказался.
Таким образом, сокрушение является первым шагом к покаянию и в этом смысле является активным духовным действием.
Однако и смирение в христианском понимании не является пассивным состоянием, заключающимся в терпеливом и безропотном претерпевании всего, что происходит. Смирение – это глубокое внутреннее согласие с волей Божией, с промыслом Божиим, который иногда осуществляется как попущение некоторого зла, болезни, страдания. Смирение – это полная уверенность в том, что «любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу»(Рим. 8,28). Смирение христианина – это исполнение очень важной заповеди Спасителя Христа: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною»(Мф. 16,24).
«Отвергнуться себя» - значит духовно преобразиться, отказаться от многих ценностей и пристрастий, причем сделать это не один раз, а терпеливо изменять себя на протяжении всей жизни. Заповедь «взять свой крест», означает именно «взять и нести», оставаться христианином вопреки всем обстоятельствам жизни, вопреки царящим в мире злу, лжи и несправедливости. Согласитесь, что позиция, предполагающая глубокое внутреннее сопротивление греху, не может быть названа пассивной.