«Мама, я купил новый крестик. И крестился». — «Молодец, сынок, хорошо».
На дворе конец 80‑х. В Саратове действуют всего два храма — Троицкий и Духосошественский.
«Мне было тогда около восемнадцати, — вспоминает священник Сергий Лобанов, настоятель Трехсвятительского храма Саратова. — Сначала просто захотелось носить нательный крестик. У нас дома был один — не знаю даже, откуда. Я его взял и стал носить. Потом потерял его и поехал в Троицкий собор купить новый. В свечной лавке меня спросили, крещеный я или нет. "Нет". — "Иди, крестись". — "А как, а куда?" — "Да вон там, дверь открыта". Я зашел: "У вас крестят?". — "Да, проходи". На лавке уже сидели несколько человек, я сел рядом. Пришел священник и всех окрестил. Вот так первый раз в своей жизни я зашел в храм».
Мог ли тогда вчерашний советский школьник представить себе, что почти через десять лет все в том же Троицком соборе над ним совершат еще одно таинство — священства… О том, как это произошло, отец Сергий рассказал нам сегодня в рубрике «Путь пастыря».
Первым делом самолеты
Родился и вырос я в Саратове. Родители к Церкви относились хорошо, но воцерковленными людьми не были. О Боге, о вере никогда вопросов не задавал, да и не задумывался над этим. Где-то среди книг лежала у нас дома небольшая иконка преподобного Сергия Радонежского — мама положила. О духовном мы с ней не говорили, но были разговоры о добре и зле, о справедливости, о милосердии. Мама учила нас со старшим братом жить по-человечески: быть честными с собой и другими, помогать, приносить пользу.
С детства я любил самолеты, всегда мечтал о небе, практически все мои увлечения были связаны с авиацией. В то время все собирали марки — я тоже собирал, но только те, которые были связаны с воздухоплаванием. Занимался в авиамодельном кружке, а после окончания школы поступил в авиационный техникум на отделение самолетостроения и параллельно посещал парашютную секцию. После техникума учился на пилота в Саратовском учебном авиационном центре им. Ю. А. Гагарина. Окончив его, устроился в аэропорт. Правда, вакансии по специальности не было, работал в службе ГСМ — горюче-смазочных материалов.
Сутки на дежурстве, двое — за конспектами
После того как принял Крещение, ничего вроде бы не изменилось — всё было спокойно, жизнь текла своим чередом. А потом появилось желание прочесть Евангелие. Я тогда уже работал в аэропорту, у моего друга дома был Новый Завет, и он его мне принес. Прочитал — ничего не понял, вернул обратно. Потом Евангелие снова появилось у меня в руках, начал читать внимательнее, старался вникнуть, разобраться во всем — потихоньку получалось. Примерно в то же время я стал прихожанином храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» — мне было чуть больше двадцати.
Практически каждое воскресенье в течение полутора лет я приходил в храм, а после служб стал посещать воскресную школу. Тогда не было воскресных школ для взрослых, и я ходил на занятия для детей — садился с краешку и слушал объяснения педагога. Я ничего еще о Церкви не знал, почерпнуть было особо негде, а хотелось узнавать — так это было интересно! Наверное, со стороны это все же выглядело странно — целый класс детей и среди них взрослый юноша, так что преподаватель однажды сказал: «Ты что тут сидишь? Может, тебе лучше в семинарию идти?».
Семинария вновь открылась в Саратове в 1992 году, учебный корпус как раз располагался рядом с храмом «Утоли моя печали». Помню, как узнал об этом событии из газеты — там была большая статья и фотография группы молодых людей, которых приняли на первый курс.
Я поступил в семинарию в следующем, 1993 году. Вступительные испытания прошли легко — проверяли знание утренних и вечерних молитв, потом было собеседование с преподавателями. Ректором семинарии тогда был протоиерей Николай Агафонов. Я попросил его разрешить мне свободное посещение — мама болела, и я не мог оставить работу. Отец Николай разрешил, но с условием: наверстывать пропущенные занятия самостоятельно: брать конспекты у ребят, переписывать и учить. В аэропорту у меня был скользящий график. После ночной смены прибегал домой, брал тетрадки и бежал на занятия в семинарию.
На курсе нас было больше тридцати человек из разных городов и областей. Примерно все одного возраста — за двадцать. У многих уже было высшее образование, сразу после школы поступили только два-три человека. Мы все понимали, что главная цель нашего обучения в семинарии — это священническое служение, но полностью этого еще не осознавали. У нас была такая жажда духовного знания! Когда нам рассказывали о дисциплинах, которые предстоит изучать, у нас просто дух захватывало: «Новый Завет? Нравственное богословие? История Церкви? Как здорово! Как интересно!». У нас были хорошие, грамотные преподаватели с широким кругозором — мы со вниманием слушали их лекции, нередко подолгу беседовали. Мы даже не списывали, в этом не было необходимости — можно сейчас такое представить?
Нигде я не учился с таким интересом и с такой радостью, как в семинарии — ни в школе, ни в техникуме, ни даже в авиационном центре. Я всем об этом рассказывал, с каждым хотелось поделиться. Мама и брат мой выбор приняли, но до конца его не понимали. Коллеги тоже отнеслись с пониманием, никаких насмешек не было, наоборот, поддерживали — иногда ведь приходилось делать уроки прямо в аэропорту.
У семинаристов в то время было много послушаний, связанных с физическим трудом: расчистка территории, вывоз мусора и тому подобное. К работе мы были привычны — многие уже успели получить профессию, имели жизненный опыт. Бытовая неустроенность нас не смущала, было стремление учиться, а остальное — переживем потихоньку.
Правящим архиереем Саратовской епархии в первые годы моего обучения был архиепископ Пимен (Хмелевской). У меня до сих пор хранится подписанная им Библия — всем первокурсникам раздавали. При Владыке Александре (Тимофееве) порядки в семинарии стали строже. Нам это только помогало, никаких противоречий не возникало.
«Трудись и молись»
На третьем курсе я женился — с будущей супругой познакомился в церкви. В 1996 году Владыка Александр рукоположил меня во диакона. Хиротония была в храме великомученика Димитрия Солунского на территории химучилища, сейчас это уже Спасо-Преображенский мужской монастырь.
Через четыре месяца — священническая хиротония в верхнем храме Троицкого собора, это был Великий Четверг. В этот день, как всегда, было много причастников. Я сильно волновался: Чаша большая, люди все идут и идут. «Трудись и молись», — сказал мне Владыка, он всем говорил такие напутственные слова.
Решение принять сан далось мне легко — я был уже взрослым человеком, чувствовал себя готовым к этому, появилось желание служить Богу, а не только сидеть за партой. Со светской работы уволился, коллеги пожелали всего хорошего на новом пути, руководитель расставался с сожалением, он рассчитывал на мое продвижение по службе.
После хиротонии до окончания учебы в семинарии я служил в Троицком соборе. Было сложно — как и в начале любого большого дела. Во многом примером для меня был протоиерей Лазарь Новокрещеных, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Я часто вспоминал свой первый храм — у отца Лазаря было особое отношение к людям, особая атмосфера в приходе. Люди к нему тянулись, приходская община была большой.
Потом меня направили на деревенский приход — в храм великомученика Димитрия Солунского в селе Большой Карай Романовского района. Служил я там шесть лет. Храм в Большом Карае переделан из магазина. Приезжаю, осматриваю все, хвалю пришедших бабушек: «Как хорошо все обустроили!». Но вижу уже, что в одном месте надо что-то прикрутить, в другом — прибить, в третьем еще что-то сделать. Рассказываю это все, а они головой кивают — и тут я понимаю, что некому все это делать. Потихоньку сам прикручивал, привинчивал, потом царские врата даже вырезал по собственному эскизу. Работы много было, но сельчане, конечно, помогали.
Ехать в село я боялся — в деревне никогда не был, не знал, что это такое. Но привык быстро — со всеми перезнакомился, с некоторыми до сих пор поддерживаю отношения. Пожилых людей называл по имени и отчеству — и сейчас помню их имена. Прихожане относились ко мне хорошо и, несмотря на мой возраст, не как к сыну, а именно как к священнику.
Радость служения
При Владыке Лонгине я вернулся в Саратов, в Троицкий собор. В 2004 году по благословению Владыки стал заниматься организацией приходской жизни в Поливановке и строительством в поселке храма во имя святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, где служу вот уже пятнадцать лет.
Иногда в минуты усталости вспоминаю, как Владыка Александр говорил нам, семинаристам: «Мог бы сейчас с внуком на речке сидеть, рыбу ловить, а я тут с вами». Бывает тяжело, трудно, но что самое радостное в церковном служении? Это возможность помогать людям. Самое главное наше дело — молитва, совершение таинств, и люди, участвующие в этих таинствах, получают действительную помощь от Бога. Об этом нужно помнить всегда.
Газета «Православная вера» № 04 (624)