Я в Тарусе. Поздняя осень, первый снежок, последние желтые листья. Темно-красные кисти рябин, деревянные домики, иным из которых по полтораста и более лет. Белокаменный Петропавловский собор на высоком берегу серо-синей Оки. На другом берегу — лес и — вон, видите? — маленькая белая церковка. Кажется, что она посреди леса. На самом деле это храм Святой Троицы в Старом Бёхове. Его построил по собственному своему проекту художник Василий Поленов— там он и похоронен. Не один Василий Дмитриевич любил эти места. Маленькая калужская Таруса известна многим. Среди тарусских дачников — и Святослав Рихтер, и Николай Заболоцкий, и Паустовский, и Белла Ахмадуллина…
Щипковы обосновались в Тарусе несколько лет назад. Глава семейства Александр Владимирович — помощник председателя Совета Федерации Сергея Миронова, главный редактор интернет-портала «Религия и СМИ», журналист, хорошо известный в российском православном медиа-пространстве, вложивший немало сил в его формирование. Супруга его, Любовь Васильевна, также журналист; сыновей у них четверо, старшему тридцать три, младшему пятнадцать. Внуков двое. Счастливая, крепкая семья, любящая и верующая.
То, что у старших Щипковых за спиной — тема отдельная. Но кратко я этого здесь коснусь. И Александр, и Люба пришли к вере и Православной Церкви не тогда, когда это перестало влечь опасные последствия, а гораздо раньше. В семидесятые годы — студентами Смоленского педагогического института. Мама Саши Щипкова, Татьяна Николаевна, преподавала в этом институте французский язык. Когда власти узнали о так называемом семинаре Александра Огородникова — подпольном сообществе, в котором молодые и не очень молодые люди обменивались православной литературой, обсуждали то, что советским гражданам обсуждать не полагалось,— репрессии не заставили себя ждать. Целую группу студентов, в том числе и молодых супругов Щипковых, выгнали из вуза с убийственной формулировкой, то есть фактически — с волчьими билетами. Александра сразу забрали в армию. И там, в армии, он получил известие об аресте матери. Татьяну Николаевну, которой было уже за пятьдесят, осудили по статье 70 — антисоветская агитация и пропаганда — и отправили на три года в уссурийский лагерь…
Она умерла здесь, в Тарусе, в прошлом году, оставив добрую, светлую память в сердцах многих-многих людей, в том числе и тех, с кем вместе пребывала в узах. Скоро — будем надеяться — выйдет в свет книга ее воспоминаний «Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной».
Вернемся, однако, к тарусским дачникам. Родоначальником этого движения следует считать Ивана Владимировича Цветаева — историка, археолога, искусствоведа, профессора Московского университета, создателя Музея изящных искусств имени Александра III. По изначальному замыслу это был музей при университете — главным образом для развития и образования студенчества; а ныне это всем известный Музей изобразительных искусств имени Пушкина.
Дачный дом Цветаевых в Песочном — это окраина Тарусы — стоял в двух шагах от дома, построенного Щипковыми. Сейчас на месте цветаевского дома — бетонированный прямоугольник, бывшая танцплощадка дома отдыха имени Валериана Куйбышева. Из окна кухни Щипковых видна липовая аллея, по которой ходили Цветаевы: и Иван Владимирович, и вторая его супруга Мария Александровна, урожденная Мейн, и дети: старшие, Валерия и Андрей, рожденные в браке Ивана Владимировича с рано умершей Варварой Иловайской, и две младшие девочки — Анастасия и Марина.
Памятник Марине Цветаевой — сразу за алтарной стеной уже упомянутого Петропавловского собора; фон — Ока и лесная даль. Установили этот памятник Белла Ахмадуллина и ее муж Борис Мессерер. Тарусские и приезжие девчонки любят фотографироваться в обнимку с бронзовой Мариной, вряд ли задумываясь при этом о ее поэзии и судьбе. Щипковы воспринимают памятник по-своему, видят в его расположении трагический знак:
— Марина теперь навсегда за храмом — неприкаянная — и отпеть-то ее нельзя — и где-то она теперь?..
Два года назад Щипковы на семейном совете приняли решение — установить в Тарусе памятник Ивану Владимировичу. За свой собственный счет, не рассчитывая ни на каких иных жертвователей. И установили. Рядом со своим домом — соответственно, и с домом Цветаевых.
«Нас спрашивают — почему и зачем? Нам выпало жить в трудное и сложное время — Россия стоит на переломе эпох. Мы можем разрушить Россию, а можем превратить ее в мощное и радостное государство. Но для того, чтоб Россия была мощной и процветающей, нам необходимо восстановить историческую связь между эпохами. В истории, как в Церкви,— нет мертвых, все живы. Для Бога все живы. Мы должны смотреть на свою историю именно такими глазами…»
Это из речи Александра Щипкова на открытии памятника. Дальше он говорил о разрушителях и созидателях. Обывательская память устроена так, что разрушителей мы помним лучше, чем созидателей, Распутина, скажем — лучше, чем Столыпина. Именно разрушители притягивают ленивое внимание, тешат праздное любопытство. Но Таруса издавна притягивает созидателей, такая у этого городка особенность. Иван Цветаев был одним из них — первым.
Скульптор Александр Казачок, которому Щипковы доверили памятник, сразу спросил их: кто вам нужен, кого (в смысле — какого человека, что за личность) вы хотели бы видеть на этом пьедестале? Щипковы ответили: православного, патриота и очень доброго.
Таким он и вышел. Именно таким я представляла его себе, читая воспоминания его дочерей: глубоко мудрым, рыцарски верным, очень добрым и — не побоюсь написать — немножко смешным.
Но это конечный результат. Двухлетняя эпопея была совсем непростой и нелегкой… А знаете, что в рассказах Александра и Любы тронуло и удивило меня особенно?
В нас во всех жива такая школярская реакция на всевозможные монументы: скучно. Но рядом со Щипковыми и Иваном Владимировичем скучно не было никому. Напротив. Люди оживали и расцветали, чувствуя, что делают что-то для души и духа, а не для чьего-то комфорта, скажем.
Дима, молодой гастарбайтер из Белоруссии, обкладывавший плиткой московские кухни и санузлы, просто преобразился, когда ему предложили подряд на отделку пьедестала. Он буквально заболел этим памятником и под конец в одностороннем порядке сбросил свои расценки.
Молодая дачница-соседка, мать пятимесячных близнецов, поначалу иронически спросила: «Кому памятник-то — Ленину, что ли?». А на следующий день, узнав о Цветаеве все то, что можно узнать, кликнув мышкой, пришла и спросила: «Кто вам помогает? Никто? А чем я могу вам помочь?». И действительно, помогла организовать презентацию, встретить гостей — а гостей, кстати, оказалось больше пятисот, и много незнакомых.
С Цветаевых Щипковы переходят на деревья. Тарусские столетние яблони — их особая забота и боль. Окраину городка быстро застраивают частники-москвичи; в столице уже почти культ Тарусы, даже меня, когда я ехала на автобусе, спрашивали: «А вы зачем туда — участок присматривать?». Строители немилосердно пилят мешающие деревья. Их любимый аргумент: «Дерево старое и больное». Ответ Щипковых: «Больные и старые нуждаются в уходе».
Еще одна забота — возвращение исторических названий тарусским улицам. Мы ехали к дому Щипковых по улице Каляева. Да, того самого, который взорвал великого князя Сергея Александровича, супруга преподобномученицы, великой княгини Елисаветы. А тарусский музей семьи Цветаевых стоит на улице Розы Люксембург...
Зато в этом музее замечательный директор — Елена Михайловна Климова. Она «пробивала» и создавала цветаевский дом с нуля — в советские еще годы. Ей присуща способность настоящих музейщиков — видеть историю как ткань человеческих судеб. Она берется за одну ниточку — будь то судьба Ивана Цветаева, или Анастасии, или Марины — и вытягивает сразу столько других… Что вы знали, к примеру, о замечательных тарусских врачах Добротворских — Иване Зиновьевиче (он был женат на двоюродной сестре Ивана Владимировича, Елене Цветаевой) и его дочерях, Надежде и Людмиле, троюродных сестрах Марины Ивановны? Дом Добротворских показывают приезжим и поныне, хотя он превращен в коммуналку.
Сколько лет нужно России, чтоб очнуться, умыться, собраться, обрести лицо? Будет ли оно — мощное и радостное государство? Дежурные братья — оптимизм и пессимизм — не дают ответа на этот вопрос. Да и нужно ли пытаться на него отвечать? Лучше что-нибудь для этого делать.