Легендарный фильм «Страсти по Андрею», первоначально вышедший в нашей стране под названием «Андрей Рублев», известен сегодня, конечно же, всем. Все помнят и то, что роль великого иконописца, создателя «Троицы» сыграл у Тарковского русский актер Анатолий Солоницын. Однако далеко не всем известно о саратовских страницах в судьбе Анатолия Алексеевича.
Да, не все знают, что здесь, в нашем городе, несколько послевоенных лет прожила семья Солоницыных, приехавшая в Саратов из старинного Богородска, что под Горьким. Почему в Саратов? Все просто: отсюда родом была мама Анатолия, да и вообще для Солоницыных, поволжских немцев, Саратовщина — земля не чужая, родственная.
Итак, личностное становление будущего актера прошло в Саратове. Солоницыны жили в деревянном доме на улице Цыганской. Собственно, если быть точнее, на пересечении Лопатинской и Цыганской — ныне улице Кутякова. Старожилы Саратова знают, что Цыганская была переименована в Кутякова в 1957 году, а намного раньше ее переименовывали в Петропавловскую, однако исконное название, связанное с жившими тут еще до переселения на речку Гуселку цыганами, оказалось очень стойким. В своих дневниковых записях, относящихся к семидесятым годам, Анатолий Солоницын не раз вспоминает про «заросшую лопухами Цыганскую улицу», по которой отправлялся он каждое утро в строительный техникум — ныне Саратовский архитектурно-строительный колледж. Впрочем, назвать Анатолия примерным учеником нельзя. Футбол, лапта, звонкие городки — это еще полбеды. А вот кино и театр… Ну какие могут быть занятия, если в оперном, обожаемом юношей, идет «Сильва»? В 1950 году Солоницын пересмотрел едва ли не все спектакли местных театров, знал наизусть многие роли, был постоянным зрителем «Темпа» и «Пионера». Причем по натуре Анатолий был именно лидером. Обычно он подбивал на очередной прогул компанию из пяти-шести человек, и за Толичем — так уважительно звали его ребята — шли те, кто доверял ему безоговорочно.
В те годы он был физически выносливым, крепко сбитым. Не случайно юноша в шутку называл себя «Дон Кихотом, верящим в дружбу, в любовь, в честность и верность». Правда, добавлял не без грустной улыбки: «Взамен я редко что-нибудь получаю…». Андрей Тарковский, чьим любимым, главным актером был Солоницын, писал одному из режиссеров многими годами позже, имея в виду плачевное материальное положение своего Андрея Рублева: «Меня очень заботит судьба Анатолия Солоницына. Это актер Новосибирского "Красного факела", который снимался у меня в роли Андрея. Он в ужасном состоянии, несмотря на то, что сыграл за это время много серьезного…» Действительно, получать, завоевывать, даже отстаивать право на заработанное Солоницын никогда не умел. Он пришел в этот мир, чтобы отдавать. «В театре бытует выражение — "завоевать положение",?— негодовал актер.?— Завоевать! Положение! Сколько мерзости в этих двух словах, влезших в искусство с черного хода!»…
Но мы вернемся пока снова на Цыганскую улицу и послушаем, как распекает отец «нерадивого» сына, чьи «подвиги», касательно прежде всего злостных прогулов, стали известны обескураженной семье: «Вот как! В оперетку, значит!». Да еще, как на беду, выяснилось, что деньги на билеты (пусть и небольшие, но все же!) Анатолий добывал на барахолке, продавая там кое-какие свои вещицы да книги. Стало известно и о паре драк с участием сына. Вердикт последовал незамедлительно: пора работать! Так будущий актер оказался на весоремонтном заводе… К слову, и потом, когда Солоницыны уехали из Саратова во Фрунзе, Анатолий много работал на заводах. Был, к примеру, слесарем-инструментальщиком, разнорабочим… И лишь в 1958 году после трех подряд провалов на вступительных экзаменах в ГИТИС он поступает в только что открывшуюся студию при Свердловском драматическом театре, а через каких-нибудь три года работает в этом театре актером!
Фамилия Солоницын родственна слову «соль». В жизни Анатолия Алексеевича соли хватало. Его прадед, Захар Солоницын, сосланный в Нижний за вольнодумство, был известным ветлужским летописцем, а еще он писал иконы. Если присмотреться внимательнее к сохранившимся нижегородским архивам XVIII века, то имя «богомаза Захара Солоницына» мелькнет в них не один раз. Он был верующим человеком, жил на отшибе, за лесом. И чтобы дойти до церкви и помолиться, ему приходилось каждый раз прорубать себе дорогу топором, и прорубилась она, в конце концов. Захарова тропа — так в народе и зовется. Вот и Анатолию Алексеевичу легко ничего не давалось. Он тоже шел сквозь дебри к свету. Тоже прорубал свой собственный путь к сердцам и душам зрителей.
Младший брат актера, замечательный писатель и сценарист документального кино Алексей Солоницын, автор книги «Зеркало Анатолия», вспоминает, как в журнале «Искусство кино» они с братом прочли сценарий «Андрея Рублева» и как Анатолий поактерски этим сценарием «загорелся». Если уж Солоницын брался за роль, то отдавался работе всецело, до конца, жертвуя всем остальным. Он не просчитывал, что важнее. Не раздумывая оставив работу в Свердловском театре, он отправляется в Москву, на пробы. Интересно, что Тарковскому сразу же бросилось в глаза «чуткое сердце» актера, стала заметна его скромность и удивительная внутренняя чистота. В «Запечатленном времени» режиссер много размышляет о природе дарования Анатолия Солоницына, считая его «уникальным». Он пишет о том, что сразу увидел в его глазах внутреннюю непоколебимую веру. Но вот что интересно: все отговаривали Тарковского от кандидатуры Солоницына на главную роль в фильме, все без исключения худсоветы и комиссии были категорически против. Актер-де молодой, неопытный, не та фактура, нет глубины взгляда… Тогда Тарковский пустился на хитрость. Он попросил историков оценить с точки зрения эпохи пробные фотографии актера, и историки поддержали его выбор безоговорочно.
И вот в 1966 году «Андрей Рублев» снят. Однако лишь в 1971 году картине суждено было выйти на экраны в нашей стране, да и то в сокращенном виде. Хотя за рубежом, например в Каннах, работа сразу же была признана выдающейся, и особенно отмечалась роль Солоницына. Мировая кинокритика почувствовала неповторимую способность актера добиваться значительной художественной выразительности, не прилагая внешних, то есть видимых, усилий. Перед нами образ величайшего иконописца, обладающего неземным даром, но мы не видим его за непосредственным созданием «Троицы», за росписью фресок… Вся роль — внутренняя речь, разговор о главном, порой безмолвный. «Для Солоницына это, собственно, была не роль, а своего рода "послушание"»,?— признавались после родные актера. Фильм громкий и где-то, на контрасте, очень-очень тихий. Солоницын молчал несколько месяцев, чтобы последней фразе фильма, произнесенной его героем после долгого обета молчания, передать надтреснутое звучание. Он и правда говорит как бы сломившимся, но в то же время и возродившимся голосом: «Вот пойдем мы с тобой вместе. Ты колокола лить, я иконы писать». Вдумаемся, насколько еще молодым был тогда Солоницын: всего несколько лет отделяют этот его выстраданный, судьбоносный для истории отечественной культуры голос от звонкого развеселого оклика где-нибудь в проходной фрунзенского или саратовского завода…
В ту пору, в середине шестидесятых, Анатолий Солоницын был страстно влюблен в свою жену Ларису. Она была его другом, помощником, соратником. У них родилась дочь, которую Анатолий Алексеевич сразу же назвал Ларисой — в честь обожаемой жены. Жили они тогда с маленьким ребенком в актерском общежитии, в Новосибирске, в крайне стесненных условиях. Когда съемки того или иного фильма проходили в Москве, переезжали в крошечную однокомнатную московскую квартиру Ларисы. Солоницын-отец души в дочери не чаял. Он, затверживая наизусть роли, рассказывал их именно Ларисе-маленькой, вместо сказок на ночь.
Сегодня дочь Солоницына — киновед, талантливый кинокритик. Для информационного портала программы «Чтобы помнили» она, вспоминая отца, рассказала: «Мне было лет семнадцать, я работала в Питере, в кинотеатре вечерним администратором. Тогда снова начали показывать Тарковского. Меня совершенно заворожил "Андрей Рублев". Через два-три дня я уже выучила его наизусть. И иногда, даже не заходя в зал, просто слушала у дверей. Там есть момент, когда отец разговаривает с маленькой княжной, и у него в голосе те же интонации, как он говорил со мной. Абсолютно. И теперь у меня это единственная возможность услышать тот его голос…».
После роли Андрея Рублева и после работы в дебютном фильме Глеба Панфилова «В огне брода нет» предложения от режиссеров следовали одно за другим. Анатолий Солоницын много снимается, его Писатель в «Сталкере» поднимается до морально-нравственных прозрений Достоевского, его несгибаемо-жесткий, а в душе беззащитный и растерянный перед вечными загадками бытия ученый Сарториус обращается, кажется, напрямую с экрана к совести зрителей, даже роль в фильме «Остановился поезд», прочно связанном с реалиями времени, заставляет задуматься о вечном. Анатолий Алексеевич затрачивает, конечно же, колоссальные душевные и духовные силы, он словно бы спешит сказать нам главное, важное. Кинутый в заброшенный колодец камушек все летит и летит, пугающе долго не касаясь дна. А когда звук из глубины колодца доносится до нашего слуха, изменить что-то оказывается уже слишком поздно. Анатолию Солоницыну суждено будет прожить всего сорок семь лет…
Давайте снова перенесемся в Саратов пятидесятых. Жаркий летний полдень. Завокзалье. На пыльном, прокаленном солнцем пустыре ребята в майках гоняют в футбол. «Толич, сюда! Толич, пас!» Юркий тряпичный мячик, самодельный, конечно, залетает в ворота из пары разломанных кирпичей, и Толич вместе с друзьями победно вскидывает руки. Годами позже Анатолий Солоницын признается, что лучшие его роли хранят следы «юношеской открытости и категоричности». То есть, получается, атмосфера Саратова не исчезла, не пропала бесследно, отразившись в провидческих работах мастера, сумевшего выразить духовные поиски и терзания целых поколений.
Вот как далеко, оказывается, может завести она, «заросшая лопухами» тихая саратовская улица.