Каждый человек, встречающийся нам в жизни, может нас чему-то научить. Родной человек — тем более.
19 ноября 2013 года умер мой дедушка, Александр Егорович Крайнов. Когда я был маленьким, то всегда задавался вопросом: почему люди плачут, когда умирает кто-то из близких? Человек же перешел в другой мир, освободился от всех трудностей, которые приходилось в этой жизни преодолевать, — зачем об этом плакать? Мне казалось, что, наоборот, нужно радоваться…
В тот ноябрьский день в час дня я пришел из школы. До конца полугодия оставалось полтора месяца, но у меня были серьезные проблемы с математикой, хотя учусь я на «отлично». Помню, я разложил на столе тетради, чтобы решить несколько задач и тем самым наверстать упущенное, — я очень беспокоился по этому поводу. Родителей дома не было. И потому я стал первым, кто узнал, что дедушки больше нет — позвонили родственники из Москвы. Не помню, что я подумал тогда. Хотя нет, помню — я не поверил. Мне казалось, что надо мной подшутили. У дедушки никогда не было проблем со здоровьем, в 69 лет он обливался ледяной водой в мороз, занимался спортом. Я не мог представить его мертвым, говорил себе: «Он жив».
А еще совершенно исчезло беспокойство, которое у меня возникало при мысли о математике. Тетрадка с нерешенными задачами так и осталась лежать нетронутой на столе… Мне все вдруг стало безразлично. Как я мог переживать из-за таких мелочей, как оценки? Как эти переживания могли управлять моей жизнью? Имеет смысл только возможность жить, присутствие близких рядом… Весь оставшийся день я держался, не плакал, когда увидел заплаканное лицо бабушки, мамины слезы. Я убеждал себя, что плакать не нужно… Заплакал я только ночью, когда лег в постель. Мне было так тяжело, и так все ныло внутри, что сдерживаться больше не мог. Все свое детство я провел с дедушкой, всему лучшему, что у меня есть, я обязан ему. Его не стало, и мне показалось, что в сердце стало пусто. Что-то большое ушло, пропало… В ту ночь я понял, почему люди плачут, когда умирает кто-то из близких.
Любовью к литературе я тоже обязан дедушке. Когда мне исполнилось шестнадцать лет (я уже писал небольшие рассказики), дед позвонил и сказал: «Пиши. Я твои книги всегда буду читать, они у меня будут самыми любимыми…». Он не прочитал ни одной… И сегодня я хочу рассказать о его жизни. Вообще, у любого взрослого человека можно очень многому научиться, достаточно побыть с ним наедине, послушать то, что он говорит. Я провел со своим дедушкой очень много времени, но жаль, что не так много, как хотелось бы…
Александр Егорович родился в деревне Лапшово Камешкирского района Пензенской области. Вырос там же, в деревне. Отказавшись от поступления в военно-морское училище, дедушка пошел служить в армию. Был направлен на русско-китайскую границу, на заставу имени Краева. Прослужил там три года: сначала солдатом, потом сержантом. Вернувшись из армии, приехал в Кузнецк, поступил заочно в Саратовскую школу милиции и начал работать в городе. Был и участковым милиционером, и инспектором уголовного розыска, работал в тюрьме (тогда в Кузнецке тюрьма еще была — подразделение расформировали уже после дедушкиной отставки). В возрасте пятидесяти с лишним лет Александр Егорович закончил службу.
Когда началось мое увлечение литературой, я просил дедушку рассказать мне обо всех тех делах, которые он вел,— хотел по этим материалам написать какой-нибудь интересный рассказ. Но дед рассказывал мне о службе в милиции очень мало. Два-три случая, которые я в подробностях запомнил, — и все. Наверное, ему не хотелось вспоминать этот период своей жизни. Зато он много рассказывал о жизни в деревне: о родниках, которые бьют у склонов холмов и впадают в речку, делая воду ледяной, о лесах, о полянках с ягодами. Рассказывал и о своей службе на границе, о том, как пограничники зимой на лыжах ходят вдоль пограничной полосы и смотрят, нет ли на снегу вражеских следов…
Как жил дедушка после отставки? Я уверенно могу сказать, что он всегда стремился к уединению. Несколько лет подряд у него была дача за Алексеевкой, в лесу. Далеко-далеко был дом лесника, с другой стороны — домик Андрея-охотника. Андрей приезжал редко, дедушка жил один. Мы, его семья, старались навещать его как можно чаще: привозили продукты, да и просто так бывали, но получалось не всегда — после дождя, например, нужно было ждать не менее трех дней, чтобы дорога просохла.
Несколько лет назад бабушка купила домик в Каменке под Кузнецком — дедушка переехал туда. Он вел дневник последние десять лет и написал в нем: «Да, здесь удобства, здесь ближе к городу, но там — свобода. Здесь свободы нет».
Верил ли Александр Егорович в Бога? Я точно не знаю, потому что он не производил впечатления атеиста. Всегда, когда мы уезжали от него домой, он трижды нас крестил, сложив пальцы щепоткой, и говорил: «С Богом». Будет ли так делать неверующий человек? Наверное, не будет.
В Каменке была церковь, но дедушка туда не ходил. Мне кажется, причина была не в том, что он не верил. Как я уже упоминал, Александр Егорович большую часть жизни проработал в милиции и тюрьме. И его максималистская тяга к справедливости не давала ему возможности понять, как в храме можно брать деньги… Дедушка не знал, что все на самом деле иначе. Дед смотрел на религию с позиций социализма, не мог многое принять. Он видел в храме людей, стремящихся к обогащению,— и его это ранило. Сколько бы ни было в храме плохого, в Церковь пройдет только лучшее — дедушка не видел лучшего. Возможно, если прожить жизнь, в которой все время нужно было отдавать ворам, убийцам, взяточникам, на все привыкнешь смотреть под каким-то своеобразным углом…
Был ли дедушка счастливым человеком? Оглядываясь на всю свою жизнь, мог ли он чувствовать себя таковым? Нет, наверное, не мог. Каждый день его омрачался чем-то, он жил в ожидании, думая, что завтра будет лучше, а если не завтра, то когда-нибудь — обязательно.
Детство дедушки прошло в деревне — и на протяжении всей своей жизни он пытался вернуться в свое детство. В городе он говорил, что на улице ездят машины — громко, ночью трудно уснуть. Приезжие из деревень часто чувствуют то же самое. Живя в Алексеевке, «на свободе», как он выражался, дедушка беспокоился из-за чего-то иного, чаще всего из-за плохого урожая. В Каменке проблемы с урожаем закончились, но начались другие: в огороде завелись медведки, соседи громко включали музыку… Пригород перенимал черты города, и той тишины, о которой дедушка мечтал, не было. Он хотел вернуться в свою деревню, вернуться в детство. Не мог поверить, что его детства больше нет, что на селе уже нет тишины: там тоже ездят машины, включают музыку, многих родников нет, а в речке плавает мусор.
Как все это относится к вере в Бога? Бог позволяет нам чувствовать себя счастливыми. Мы верим, значит, мы счастливы сейчас, потому что Господь всегда незримо с нами, Господь указывает нам верный путь. Представьте, что вы долго читали молитву. Когда закончили, посмотрели в окно: солнце садится, горит закат. Вот она, красота и радость.
Мой дедушка прожил всю жизнь, надеясь, что когда-то в будущем он вернется в свое прошлое, тогда и только тогда он сможет стать счастливым. Прошла вся жизнь, прошла и закончилась, а долгожданное счастье так и не пришло — наверное, дед так до конца и не встретился с Богом. Никогда я не буду его осуждать за это. Наоборот, очень ему благодарен за все, что он для меня сделал…
В день смерти Александра Егоровича я не знал, как мне быть, как мне смириться с тем, что его нет, но спустя какое-то время я понял, что он не умер. Он живой. Он живет у меня в сердце. На протяжении всей моей жизни, когда мне понадобится его совет, достаточно будет лишь заглянуть туда. И мне очень жаль дедушку — может быть, когда утром у него случился инфаркт и лопнула сердечная мышца, в эти последние секунды своей земной жизни он думал: «Завтра будет лучше!»…
Будем же верить в Бога и стараться замечать ту радость, которая есть вокруг нас,— это главный дедушкин урок мне.
Газета «Православная вера» №11 (511)