Информационно-аналитический портал Саратовской митрополии
 
Найти
12+

+7 960 346 31 04

info-sar@mail.ru

Cлужение Богу и людям
Просмотров: 3621     Комментариев: 0

11 июня Русская Православная Церковь вспоминает одного из самых почитаемых святых XX века — святителя Луку Крымского (Войно-Ясенецкого). Жизнь его, кажется, была такой же необъяснимой и в то же время логичной — как и медицина, которую он так любил…

Уездная медицина

Сын католика и православной, в юности увлеченный толстовством, будущий святитель Лука, в миру — Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, в 1903 году блестяще окончил медицинский факультет Киевского университета. После этого он не ищет себе места в Киеве — рвется работать земским врачом. И добьется этого, но сначала получит огромный опыт в эвакуационном госпитале в Чите — Россия как раз вступила в войну с Японией. Тут Валентин Феликсович столкнулся на практике с оперированием раненых и с проблемой неразвитости в отечественной практике гнойной хирургии, которой он посвятит в дальнейшем свои научные и практические изыскания.

После Читы будет ненадолго Симбирск, а затем — маленький уездный городок Ардатов, недалеко от Нижнего Новгорода. В местной больнице будущий святитель Лука будет работать по 14–16 часов в день, поскольку весь персонал — он да фельдшер. Тут молодой доктор сталкивается с опасностью применения наркоза и начинает интересоваться методами местной анестезии.

Дальше будет небольшой период работы в Курской губернии и временное возвращение в науку — с осени 1908 года он трудился в московской клинике под руководством известного профессора Дьяконова и написал диссертацию о местной анестезии.

Потом снова будет земская медицина — и село Романовка Балашовского уезда Саратовской губернии, где Валентину Феликсовичу достался врачебный участок с населением в 31 тысячу человек. Но и оттуда он быстро уезжает, на сей раз в Переславль-Залесский.

При всех этих переездах, продиктованных поисками средств для семьи, Валентин Феликсович пользовался большим уважением среди своих пациентов, к нему ездили лечиться из соседних губерний. Пытался улучшить положение молодых врачей — в Саратовской губернии ему удалось организовать библиотеку для более молодых коллег. Несмотря на загруженность медицинской практикой, он параллельно занимается и наукой.

В 1915 году Валентин Феликсович задумывает труд «Очерки гнойной хирургии». О замысле этой книги потом напишет в автобиографии: «С самого начала своей хирургической деятельности в Чите, Любаже и Романовке я ясно понял, как огромно значение гнойной хирургии и как мало знаний о ней вынес я из университета. Я поставил своей задачей глубокое самостоятельное изучение диагностики и терапии гнойных заболеваний. В конце моего пребывания в Переславле пришло мне на мысль изложить свой опыт в особой книге — "Очерки гнойной хирургии". Я составил план этой книги и написал предисловие к ней. И тогда, к моему удивлению, у меня появилась крайне странная неотвязная мысль: "Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа"».

Ташкент

В начале 1917 года семья Войно-Ясенецких переезжает в Ташкент из-за болезни жены Валентина Феликсовича, Анны Васильевны. В то время считалось, что туберкулез поддается лечению сухим и жарким климатом.

Больница и бытовые условия здесь были лучше, чем в русской глубинке, но здоровью Анны Васильевны Ташкент не помог. В 1919 году в городе вспыхнуло антибольшевистское восстание, Валентина Феликсовича арестовали по недоразумению — нервные переживания ускорили кончину супруги… В конце октября она умирает, оставляя четырех детей, младшему из которых было всего шесть лет.

Священство

После смерти жены будущий святитель, как и раньше, регулярно ходит на службы в храм, принимает участие в деятельности христианского ташкентского братства, на собраниях которого обсуждают Священное Писание. Даже сам выступает с лекциями, однако о священстве не задумывается.

В конце 1920 года Валентин Феликсович на епархиальном собрании выступает с докладом о положении дел в епархии, чем обращает на себя внимание епископа Туркестанского и Ташкентского Иннокентия (Пустыньского). После выступления владыка говорит Валентину Феликсовичу о том, что ему следовало бы быть священником.

Всё случается довольно быстро: через неделю — диаконская хиротония, а в феврале 1921 года Валентина Феликсовича рукоположили в иерея. Главным послушанием, которое останется с ним до конца, стали проповеди. В автобиографии впоследствии он напишет об этом так: «На три­дцать восьмом году своего священства и тридцать шестом году своего архиерейства я вполне ясно понимаю, что моим призванием от Бога была именно проповедь и исповедание имени Христова. За долгое время своего священства я почти никаких треб не совершал, даже ни разу не крестил полным чином крещения».

С тех пор и до 1946 года, когда священническое облачение на людях носить ему окончательно запретят, на лекции и в больницу отец Валентин будет ходить в рясе и с крестом. В операционной поставит икону Божией Матери и будет молиться перед каждой операцией.

Монах и архиерей

Не менее удивительная история получилась и с монашеством. В 1923 году в Церкви произошел раскол. Два видных протоиерея епархии уходят к обновленцам, среди духовенства начинаются аресты, правящий архиерей, епископ Иннокентий, уезжает в Москву.

У отца Валентина и не остается никакого другого выхода — совместно с протоиереем Михаилом Андреевым он берет на себя управление епархиальными делами и формирует круг священников — сторонников Патриарха Тихона.

В Ташкент приезжает ссыльный архиерей — епископ Андрей (Ухтомский) и постригает отца Валентина в монашество. И тут сыграли роль проповеди! Изначально владыка Андрей хотел будущему святителю при постриге дать имя Пантелеимон — в честь великомученика и целителя, но, услышав проповедь священника, понял, что тому больше подходит имя евангелиста и иконописца — Лука.

Сразу же после пострига состоялась поездка в Самарканд, где иеромонаха Луку возведут в сан епископа. Патриарх Тихон эту хиротонию утвердит и признает законной, не задумываясь ни на минуту. А дальше будут ссылки. Уже через неделю после возвращения из Самарканда владыку арестуют…

Ссылки

В 1920‑е годы политические репрессии только набирали обороты. На долю владыки Луки выпали ссылки, во время которых он мог, слава Богу, лечить и служить. Во время первой ссылки ему пришлось жить в Енисейске и в Туруханске. Из Туруханска его в конечном итоге сослали еще дальше, за Полярный круг, но… возвратили из­за недовольства местных жителей, которые не захотели оставаться без единственного врача, умеющего делать сложнейшие операции.

Еще до ссылки, находясь в ГПУ под следствием, он допишет первую часть «Очерков гнойной хирургии». Подпись будет именно такой, как ему и мыслилось: «Епископ Лука».

Его освободят, разрешат вернуться в Ташкент, но не восстановят на работе ни в больнице, ни в университете. Но и тут медицинская практика не прекращается: владыка будет принимать пациентов на дому.

Он откажется освящать храм, в котором служили обновленцы, и подаст Местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому) прошение об увольнении на покой.

Потом опять ссылка — теперь на русский Север, в Архангельск. Вызов в Москву, предложение от ГПУ — хирургическая кафедра в обмен на отказ от сана, на что владыка скажет знаменитые слова: «При нынешних условиях я не считаю возможным продолжать служение, однако сана я никогда не сниму».

Опять освобождение, медицина, тяжелая болезнь и — слепота. Перестал видеть один глаз. Опять арест, ссылка — теперь в Красноярск.

Великая Отечественная вой­на и работа в эвакогоспитале по 8–9 часов в сутки. В конце 1942 года владыка становится архиепископом Красноярским. В письме сыну Михаилу пишет: «…в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера… Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять».

И не оставлял — ни того, ни другого. Из Красноярска владыку переведут в Тамбов. Там он проведет всего два года, но будет активно восстанавливать приходскую жизнь и проповедовать.

Из Тамбова владыку в 1946 году назначили на Симферопольскую кафедру. Здесь он проведет последние 15 лет своей земной жизни.

Крым

В послевоенном Крыму владыка опять занимается тем же, чем занимался всю жизнь,— служит Богу, Церкви и людям. Он восстанавливает епархию, борется за сохранение храмов, проповедует.

На архиерейской кухне обед готовился на пятнадцать — два­дцать человек. Еда была скромной — часто простая похлебка, но у многих симферопольцев в эти годы и того не было. «Приходило много голодных детей, одиноких старых женщин, бедняков, лишенных средств к существованию, — вспоминает племянница архиепископа Луки Вера Прозоровская. — Я каждый день варила большой котел, и его выгребали до дна. Вечером дядя спрашивал: "Сколько сегодня было за столом? Ты всех накормила? Всем хватило?"».

От пастырей и прихожан он требовал верности Христу — требовал строго. За указание в анкетах себя неверующими он дал указание отлучать от Причастия на четыре года.

Владыка активно проповедовал. Его слова и сейчас звучат так, будто сказаны не тем советским людям середины 1950‑х го­дов об антирелигиозной пропаганде, а нам, сегодняшним: «И знайте, и верьте, что малое стадо Хрис­тово непобедимо, с ним ничего нельзя поделать, оно ничего не боится, потому что знает и всегда хранит великие слова Христовы: Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. Так что же, если даже врата адовы не одолеют Церкви Его, малое стадо Его, то чего нам смущаться, чего тревожиться, чего скорбеть?! Незачем, незачем! Малое стадо Христово, подлинное стадо Христово неуязвимо ни для какой пропаганды».

В 1955 году владыка окончательно ослеп. Вплоть до своей кончины в 1961 году он, совершенно слепой, будет… продолжать служить, так как помнил многие богослужебные тексты на память, и принимать больных.

***

Нам сложно не запутаться в жизни святителя Луки, в этих бесконечных перемещениях, в этом огромном наследии, которое он нам оставил. Как он смог перенести все трудности, испытания, выпавшие на его долю? Кажется, что такое совершенно невозможно. Невозможно не сломаться, а продолжать служить, работать и творить, когда тебя гонят, мешают тебе… Но вот что святитель Лука сам говорил о своем пути: «Когда шел я по весьма тяжкому пути, когда нес тяжкое бремя Христово, оно нисколько не было тяжело, и путь этот был радостным путем, потому что я чувствовал совершенно реально, совершенно ощутимо, что рядом со мною идет Сам Господь Иисус Христос и поддерживает бремя мое, крест мой. Тяжелое было это бремя, но вспоминаю о нем как о светлой радости, как о великой милости Божией».

Нисколько не тяжело, а легко. Только если знать, что идешь правильно, то есть идешь ко Хрис­ту и вместе с Ним.

Газета "Православная вера", № 11 (511), июнь 2014 г.