История юного сатаниста, сжегшего Успенскую церковь в Кондопоге, если в чем и убеждает, так это в реальности существования дьявола. Если такое возможно, то сатана действительно существует.
Это отнюдь не тривиальное знание. Современного человека еще кое-как можно убедить в существовании Бога в качестве воображаемого друга – пряничный дед с бородой помашет тебе с небес, а если трудно – подбросит место в лодке и круг. Иисус тоже, возможно, существовал – это был такой добрый грустный хиппи, который пытался сделать людям что-то хорошее, но не был понят, особенно церковниками.
А вот в реальности существования дьявола современного человека уверить совершенно нереально. Представление о имеющей личность злой силе, которая сознательно хочет зла и только зла и может воздействовать на человека, побуждая его ко злу и стремясь поставить себе на службу, является для обывателя постатеистической эры слишком пугающим, так что он стремится избавиться от него всеми возможными способами.
Один способ – это одомашнить сатану, чем успешно занималась последние столетия большая часть европейской литературы. От гетовского Мефистофеля до булгаковского Воланда дьявол рисовался совсем не страшным, почти человечным, скептичным, благожелательным, склонным к черному юмору и в конечном счете совершающим благо, даже когда хочет зла.
В этом дьяволе было что-то гламурно-аристократичное, даже Достоевский в сцене с Иваном Карамазовым именует его не иначе как «джентльменом» (значит ли это, что во всяком джентльмене есть нечто демоническое?).
Второй способ избавиться от сатаны – объявить его иллюзией. Бога нет, черта нет, чего ни хватишься – ничего нет. Для надежности сказать, что нет ни только дьявола как персонификации зла, но и зла как такового тоже нет. Особенно преуспела в этом юнгианская школа психологии и ее подражатели: зло – это темная сторона, тень, которую не следует отторгать или побеждать, а надо с нею слиться, чтобы «обрести целостность».
Людей, которые активно признают зло, персонифицируют его и стараются ему служить, современное общество предпочитает объявлять «психами», то есть теми, кто видит все не так, как оно существует в действительности. Любое другое предположение, гипотеза, что зло реально, считается до крайности нетолерантным и опасным.
«Вы что, хотите разжечь костры инквизиции?! Устроить охоту на ведьм?!» – восклицает ревнитель общественных приличий, как только вы робко пытаетесь предположить, что зло может и впрямь существовать, а некоторые люди могут сознательно ему служить. Как-то так ловко получилось, что в современном мире единственным злом объявлены... любые попытки борьбы со злом. Хотя Голливуд в своих «хоррорах» тему персонифицированного зла продолжает эксплуатировать и хорошо на этом зарабатывает.
И вдруг вся тщательная линия обороны обывательского сознания от мысли о реальности зла рушится во мгновение ока. Выясняется, что вполне возможен юноша (но не настолько юноша, чтобы не понимал, что творил), который настолько всерьез ненавидит Бога, церковь, христиан, настолько всерьез относится к сатанистским обрядам и символам, что реально оказался готов уничтожить знак присутствия Бога в мире.
Смысл русской шатровой архитектуры, выдающимся памятником которой была церковь в Кондопоге, в том, чтобы свидетельствовать всему миру о бытии Божием, о реальности принесенного Христом спасения. Именно поэтому шатровый храм развернут не внутрь, а вовне, обращен к природе, как бы проповедует солнцу и звездам, деревьям и птицам.
Приятели преступника рассказывают, что сам вид этого храма был ему невыносим – он ходил пугаться только туда, откуда его было не видно.
Я не буду сейчас обсуждать вопрос о том, как могло так случиться, что намерение подростка сжечь церковь-памятник увенчалось успехом и кто из ответственных лиц в этом виноват. Я должен просто констатировать факт, что само намерение было.
Между тем сатанизм – это реальность, которая присутствует в нашей жизни постоянно в самом открытом виде.
Дьявол, безусловно, не стремится к тому, чтобы все люди служили ему открыто (по крайней мере до пришествия антихриста), поэтому прячется за сотни разных масок, включая маску благоглупости. Но тех, кто открыл свою душу для открытого и непосредственного бесослужения, он использует по полной. Эти люди действительно совершают ужасные дела.
Можно вспомнить убийство монахов Оптиной пустыни на Пасху 1993 года неким Авериным. А можно – действовавшего в то же время в Европе Варга Викернеса, которому, скорее всего, и подражал кондопожский поджигатель. Этот норвежский блэкметаллист, помимо прочих преступлений, был осужден за поджог трех церквей, а по обвинению в сожжении деревянной церкви XIII века в Фантофте оправдан исключительно за недостаточностью улик.
В воскресенье, 9 февраля 2014 года, автор этих строк испытал чувство шока, узнав о стрельбе, устроенной в кафедральном соборе Южно-Сахалинска сатанистом Комаровым. Тогда погибли монахиня и один из прихожан. Всего за три года до того я произносил проповедь по благословению правящего архиерея в этом же самом соборе на этом же самом месте, перед той иконой, в которую убийца разрядил часть обоймы.
Между убийцей Комаровым и кондопожским поджигателем есть очевидная связь в мировоззрении и психологии. И тот и другой были зациклены на том, что они – не рабы, а христиане – рабы. Терроризм для обоих был способом доказать публично свое нерабство.
Не слишком оригинально, с учетом того, что в последние годы у нас под боком развелась целая многомиллионная общность «нерабов», среди самой активной части которых неоязычество, сатанизм и антиправославие чрезвычайно широко распространены.
Но все-таки очень интересны истоки этого мотива «нерабизма». Почему сатанистов переклинивает именно на идее собственной свободы в противоположность рабству христиан.
Это связано именно с сущностью современного отношения человека к сатане и демонам. Трудно оскорбить современного человека сильнее, чем предположив, что те или иные свои решения он принимает не сам, что его твердая и уверенная «воля», «мысль» и «хотение» – лишь послушное исполнение нашептываний желающей ему зла сущности, бытия которой он даже не признает и не сознает.
Для человека традиции совершенно очевидно, что в мире существуют три ментально-волевых измерения – воля Божия, искушения дьявольские и мечущаяся в выборе между ними воля человека.
Основной задачей христианских подвижников было обретение навыка различения духов, то есть умение отделять свои мысли от мыслей, внушаемых демонами, и от голосов ангельских, ежели кто их слышит. На этой идее напряженной борьбы в ментальном космосе базировалось все христианское мировоззрение.
Однако европейскому человеку нового времени удалось внушить, что никаких внешних мыслей в его уме и сознании нет. Что любая блажь, которая придет ему в голову, это выражение его собственного Я.
Начавшись с декартова принципа «я мыслю, следовательно, существую» (тут опытный христианин задал бы вопрос: «А точно я ли мыслю, а не кто-то другой за меня?»), закончилось это все заклинаниями «не надо бояться своих желаний» – какими бы мерзкими и грязными они ни были.
Именно на этом парадоксе строится, в частности, вся пропаганда гомосексуальности и всевозможного трансгендера: несчастной жертве внушают, что откровенная издевка над ней бесов – это голос ее «подлинной идентичности».
Иными словами, современный человек, не верящий ни в Бога, ни особенно в дьявола, – это слепо и всецело повинующийся раб искушений, уверенный в том, что речь идет о его «сокровенных желаниях».
А как сделать рабство максимально полным? Это уверить жертву в том, что она-то и является поистине свободной.
Именно поэтому сатанисты и примыкающие к ним неоязычники так помешаны на теме «рабства христиан», которой противостоит их «сознание свободных людей». Это христианское «рабство» состоит в осознании борющихся духовных реальностей и ответственном выборе послушания одной из этих реальностей, Богу, Который действует открыто, обращается к человеку с заповедями и законом. Не случайно христиане говорят об откровении, Бог открывает Себя людям без всякой лжи.
Напротив, сущность дьявольщины в том, чтобы являться человеку под чужими ликами. Вспомним, как сатана в райском саду принял облик змея, поскольку с ним в его собственном обличье никто не стал бы говорить.
С тех пор сатана стремится вообще не показываться над поверхностью без особой надобности, выдавая свои внушения за собственные мысли человека, а подлинное порабощение своей воле – за истинную свободу и следование человека своим желаниям.
Цена этого нерабства хорошо известна. Убийства, поджоги, помешательство, поругание христианских святынь, натуральное варварство, так себя проявившее в сожжении церкви-памятника в Кондопоге.
Тем характерней та тенденция поддержки всего этого ужаса, сложившаяся сегодня среди нашей «общественности», и атмосфера истерической ненависти к православию и Церкви.
Буквально за несколько дней до преступления «Лента.Ру» опубликовала анекдотически агрессивный и невежественный антиклерикальный текст, иллюстрированный карикатурно антихристианскими картинками, которым позавидовала бы гельмановская выставка «Осторожно, религия!».
Интересно, что основной мыслью «расследования» была тема, что Церковь – враг детей и подростков.
Это все было настолько убого, что некоторые безбожники поумнее даже высказали мысль, что это сама РПЦ заказала себе такой пиар под видом антипиара. На самом деле все проще – эта смесь бреда и карикатур была рассчитана не на столичную интеллигенцию, а на провинциальных пятнадцатилетних подростков, которые охотно «схавают» этот бред, именно с таким уровнем невежества, так как эти тексты и картинки только подтвердят их вражду к Церкви, вычитанную из сатанистских пабликов во «ВКонтакте».
Антицерковная истерия и атмосфера ненависти, создаваемые «Лентами», явно дышат насилием и убийством. И вот эта атмосфера ненависти начинает приносить свои плоды. По счастью, пока еще никого не убили. Но уже можно точно и с уверенностью говорить: «Так вы-то и сожгли».