Доклад на Международной конференции «Славянский мир: общность и многообразие».
Саратов, 22 мая 2009 г.
Славянские народы, «услышьте Слово, ибо Оно пришло от Бога, Слово, кормящее человеческую душу, Слово же, укрепляющее сердце и ум, Слово сие приготавливающее к познанию Бога. Яко без света не может быть радости… [яко] без лепоты, так всякая душа без книг, не знающая закон Божий, который открывает нам Божий рай»[1].
Это слова из приписывамого святому Кириллу-Константину «Пролога» к Евангелию, средневековая рукопись которого (XIV в.) была найдена в Сербии в 1858 г. «Основополагающая цель Пролога, – по словам современного исследователя, – подчеркнуть священное право славян, так же как и любого другого народа, – получить Писания и Евангелие на своем национальном языке, воспевать и прославлять Бога гимнами и псалмами на своем понятном всем языке…»[2].
Широта миссионерско-просветительского подхода святых братьев Кирилла и Мефодия подтверждается сравнением лепоты, или красы, с письменами или книгами. Нужна ли красота слова и дела, нужна ли природная красота, или она должна быть отвергнута как нечто чувственное и потому препятствующее духовному постижению Творца? Чтобы приблизиться к ответу, процитируем отрывок из исследования, посвященного «эстетике» св. Фотия: «Согласно эстетическим представлениям св. Фотия, ценность Прекрасного или Красоты осуществляется и воплощается не только в Искусстве, но и во всем мироздании, в предметах неодушевленых или одушевленных, вещественных или духовных, реальных или идеальных, находящихся в миру или сверхъестественных, земных или небесных. Носителями эстетических ценностей могут быть не только Природа или Искусство, но и вообще каждое частичное проявление, или даже полнота вещественного и духовного творения…»[3]. При таком подходе, думается, легче воцерковлять народы, уловляя их также красой строгого подвига и отречения от мира, реализуемого, прежде всего, в монашестве.
В нашем докладе мы и постараемся рассмотреть деятельность св. братьев Кирилла и Мефодия не обособленно, но в теснейшей связи с еще более широкой миссионерской деятельностью св. Фотия Константинопольского – как в историческом, так и в содержательном отношении.
1. История миссий
Св. Фотий, вступив на патриарший престол, проявил огромную ревность в обращении народов «вплоть до пределов земли» (Деян. 1, 8). В «Окружном послании» 867 г. св. Фотия упоминается о просвещении армян, болгар и россов, а в «Славянских житиях св. братьев» центральное место посвящено миссии Кирилла и Мефодия хазарам и моравам[4]. Данные сочинения вместе с посланием св. Фотия болгарскому царю Борису являются самыми важными источниками, в которых непосредственно говорится о миссиях и миссионерских подходах.
Ученые неоднократно отмечали историческое «смирение» св. Фотия, проявившееся в частности в том, что никто из древних писателей не составил его жития, и не описал по порядку события его жизни. Более того, многие писали о св. Фотии уничижительно, не замечая или принижая его великие свершения. Такой отрицательный подход был, в известной степени, обусловлен конфликтом между церковными партиями зилотов и гуманистов-просветителей, противостоянием востока и запада и апологетическими установками историографов Македонской династии, при втором представителе которой, Льве Мудром, св. Фотий был отправлен в пожизненную ссылку. В результате его миссионерско-просветительскую деятельность приходится восстанавливать буквально по крупицам.
По оценкам византологов[5] и церковных историков в круг миссионерских задач св. Фотия входила миссия среди: 1) мусульман и иудеев, 2) еретиков и инославных, 3) народов, живших на Балканах, за пределами северных границ империи, которые по преимуществу были язычниками-идолопоклонниками. Захария Халкидонский в похвальной речи св. Фотию на заседании собора 879 г. говорил, что Фотий многих еретиков, многих неверных и целые народы обратил в христианскую веру[6].
1) Миссия среди мусульман и иудеев
О характере миссии среди мусульман можно судить по описанию богословского диспута между 24-летним философом Константином и агарянами или сарацинами[7], т.е. арабами в столице Арабского халифата, который состоялся в середине или конце 850 гг. незадолго до вступления св. Фотия на патриаршество. В ответ на попытки грубыми антропоморфными аналогиями принизить Божество Святой Троицы апологет сослался на почтительные по отношению к Троице слова Магомета и пр. Не претерпев от попытки отравления никакого вреда, Константин возвратился невредимым восвояси.
Возможно, что юный Константин оказался в Арабском халифате вместе со своим учителем Фотием, автором знаменитой «Библиотеки». Путь был столь долог, что была высказана в свое время экзотическая гипотеза о том, что «Библиотека» составлялась по дороге туда и назад[8]. Быть может, троесуточный диспут Константина, занимающий наиболее пространное место по сравнению со всеми другими эпизодами его жития, отражает позицию Константина и Фотия, прибывших к арабам во всеоружии учености и знания? Впоследствии Николай Мистик, имея в виду арабов-мусульман, писал, что св. Фотий «любил всех, хотя посреди и оставалось различие веры»[9].
Миссия среди евреев упоминается в частности в послании св. Фотия Антонию, архиепископу Босфорскому: «Если же ты и живущих там иудеев, пленив в послушание Христу, приведешь, как ты написал, от сени и буквы закона к благодати, я получаю прекрасные плоды добрых надежд…»[10]. У Григория Асбестаса, в немалой степени способствовавшего продвижению св. Фотия на патриарший престол, в недавно опубликованном слове: «О том, что не следует быстро возлагать крестящую руку на евреев, если кто-нибудь прежде их не испытает»[11] говорится о необходимости добровольного принятия крещения, т.е. о необходимости миссии и глубокого христианского убеждения. По мнению издателей текста, этот трактат и был составлен как реакция на компанию по насильственному обращению евреев, предпринятую императором Василием I в 873–874 гг., т.е. еще до начала второго патриаршества св. Фотия и во многом выражал взгляды самого Святителя.
2) Миссия среди инославных или еретиков
К наиболее опасным для Церкви «нечестивым» еретикам св. Фотий относил иконоборцев, «оплевывавших образ Христа», и монофизитов, «смешивавших или отрицавших Его природы». Миссия среди них именуется «войной», которая «за длительное время пленила многих в послушание Христу»[12]. Она носила как внутренний, так и внешний характер. К внутренней миссии следует отнести последние меры против иконоборчества[13] в защиту иконопочитания, которые увенчались призывом признать VII собор «вселенским» в «Окружном послании» 867 г.[14], и меры по присоединению к православию других отступивших от него групп. Так, в частности, св. Фотию удалось присоединить к православию «четыредесятников», которые в течение пяти веков пребывали в упорном заблуждении[15]. К внешней миссии относится полемика с армянами и павликианами.
Св. Фотий пытался побудить армян к вероучительному единству путем признания вселенских соборов, начиная с IV. По этому поводу св. Фотий состоял в длительной переписке с армянским католикосом Захарией и «царем царей» Ашотом, которая была инициирована в начале его первого и второго патриаршства, что свидетельствует о значимости «армянского проекта» в глазах Фотия[16]. Однако хотя Шираваканский собор 862 г., проходивший на территории Армении, почти что согласился с посланником св. Фотия еп. Иоанном Никейским[17] (а правители Таронта открыто отказались от антихалкедонизма), армяне так и не смогли духовно возвратиться в лоно православной Церкви[18]. По мнению современного исследователя Т. Гринвуда, причиною тому стало невольное нарушение дружеских отношений между Фотием и Захарией из-за ссылки первого (867 г.) и смерти последнего (877), а также усиление Ашота, который, в силу этого, потерял интерес к Византии.
Сочинение, приписывавшееся св. Фотию, «об отпрыске Манихеев» в 4-х книгах имело в виду павликиан[19], воинственно настроенных еретиков, живших в районе восточной границы империи. Для обращавшихся от павликианства в православие была составлена специальная формула, аналогичная чиноприему манихеев времени патриаршества св. Мефодия. Однако из-за постоянного военного конфликта массового обращения павликиан путем богословской дискуссии осуществить не удалось.
3. Миссии среди других иноверных или языческих народов
Значительно более плодотворным оказалось второе направление – миссия, обращенная к народам, жившим в центральной и восточной Европе. Византийские миссии были отправлены к хазарам, моравам, россам, болгарам, сербам[20], влахам, полякам[21], венграм[22] и аланам, а также, возможно, и ко многим другим народам[23], о которых в настоящее время у нас нет надлежащих сведений.
«Программа и вся организация миссионерского дела была личным начинанием св. Фотия, который определил цели, заранее подготовил содержание проповеди и методы действия, подобрал подходящие лица подготовленных миссионеров, предусмотрел отличную организацию своего дела, следил неусыпающим оком за всем ходом своей деятельности и вступался при каждом неблагопориятном исходе событий»[24], – пишет современный греческий историк Церкви и канонист Власий Фидас.
Хазарская и Моравская миссии имеют достаточно определенные хронологические рамки – 860–861 гг. и 864–867 гг. соответственно. Они проходят на фоне других миссионерских «проектов» – крещения Болгарского царя Бориса с именем Михаил (864 г.), а также 1-го крещения россов (во временном промежутке с 860 до 867 г.). Возможно, что в связи организацией миссии к хазарам св. Фотий был прозван «хазароликим» (Χαζαροπρόσωπος)[25].
«Когда Константин прибыл в Моравию, с великою честью принял его Ростислав и, собрав учеников, отдал их на учение. В скором времени Константин перевел весь церковный чин и научил учеников утрене, часам, вечерне, повечерию и литургии. И отверзлись, по слову пророка, уши глухих, и услышали слова Писания, и ясен стал язык косноязычных[26]»[27]. В этом фрагменте из 15 главы «Жития Константина/Кирилла» кратко передана суть миссионерско-просветительского подвига св. братьев в Великой Моравии, в географических пределах которой находятся современные страны Чехия и Словакия. Несмотря на последующую латинизацию богослужения (с конца XI в.), чехи в течение всего второго тысячелетия продолжали петь гимн, по преданию сочиненный святыми братьями:
«Господине, помилуй ни,
Йезу Кристе, помилуй ни,
Ти Спасе всего мира,
Спасиж ни и услишиж,
Господине, гласи наше,
Дай нам всем, Господине,
Жизн а мир в земи,
Клэс, крэс»[28].
«Но даже и варварский и христоненавистный народ болгар склонился к такому смирению и богопознанию, что, отойдя от бесовских отеческих оргий и отстав от заблуждений языческого суеверия, паче всякого чаяния перепривит был к христианской вере»[29]. Христианизация болгарского народа осуществлялась поэтапно, монах Арсений, посланный св. Фотием, организовывал монашеское житие, уча «безмолвию и любомудрой жизни»[30]. Впоследствии ученики Мефодия, во главе с Климентом Охридским, использовали самые разные методы для миссии, включая «красоту зданий» и насаждение «садовых деревьев»[31].
О первом крещении Руси у св. Фотия сказано следующее: «так называемый народ Рос — те, кто … подняли руки на саму Ромейскую державу, … переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя с любовью (ἀγαπητῶς) поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом … приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды»[32].
Миссия к россам окутана и поныне покровом неразрешимой до конца тайны. Оставляя в стороне всевозможные гипотезы о характере и локализации данной миссии, отметим, что новообращенный народ или значительная его часть относился к византийскому епископу – как видно из свидетельства св. Фотия – с исключительной любовью, которая могла покрывать все другие возможные трудности.
2. Миссионерско-богословские подходы
Возникает вопрос, почему к нашим предкам, россам, практически сразу был послан епископ, а во главе важнейшей моравской миссии, результатом которой могло стать обращение многих славянских народов, был поставлен только тогда еще мирянин Константин, будущий монах Кирилл (его старший брат игумен Мефодий был опреден ему помощником). При этом император Михаил и патриарх Фотий не исполнили дословно просьбу моравского князя Ростислава, который просил прислать ему епископа[33]. Помимо ответа, обусловленного церковной каноникой того времени, существует также ответ, учитывающий аксиологический принцип. «И мы послали к вам того, кому Бог открыл эти письмена, мужа достойного и благоверного, знающего книги философа. Прими этот дар, больший и честнейший всякого злата и серебра, драгоценных камней и богатства преходящего»[34]. Св. Фотий не действовал наугад, он выбрал самых достойных. Тех, кто мог не просто со временем стать во главе местной Церкви, но способных помочь новообращенному народу обрести свою духовную культуру, что, как нетрудно понять, значительно сложнее. Сам св. Фотий, который «изучил, как немногие, культуру, духовный уровень и предания в ежедневной жизни соседних с Византией народов…»[35], всегда был для св. братьев живым примером для подражания.
1. Свобода в единстве
Самыми характерными и яркими чертами славянской миссии святых братьев оказалось их положительное отношение к самобытной культуре славян и богослужебно-литургическое творчество без отступления от основополагающих традиционных ценностей византийского православия. На возможность сосуществования разных богослужебных обычаев, и, в частности, на допустимость местных языков при совершении богослужения указывал св. Фотий[36].
Еще св. Ириней Лионский писал: «Хотя диалекты в мире отличаются друг от друга, сила предания одна и таже. И основанные в Германиях Церкви верят не иначе, или не иначе учат, ни в Иверии, ни среди кельтов, ни на востоке, ни в Египте, ни в Ливии, ни те, которые основаны посреди мира. Но как солнце, творение Божие, во всем мире, одно и тоже, так и проповедь истины везде светит и просвещает всех людей…»[37]. Известно, что св. Иоанн Златоуст благословил совершение богослужения в храме готов в Константинополе на готском языке. В свою очередь блж. Августин сравнивал многоязычие с разноцветным хитоном: «Каковым является этот хитон царской славы Церкви, этот многоценный и пестрый хитон? Это целое вероучительных таинств, которые запечатлены на всех известных языках. В результате у нас есть одно изложение на африканском языке, другое – на сирийском, иное – на греческом, разное – на еврейском, и прочие – на других языках. … При этом эта разноцветность хитона всецело гармонирует с единством…»[38].
В послании к игумену Феодору св. Фотий писал о существовании разных языков Священного Писания: «Ибо какие слова Евангелия или какое Евангелие целиком вы назовете богодухновенным? Ведь из одних образов и начертаний букв состоит римское, из других – индийское, из иных – еврейское и эфиопское». И они не только по-разному пишутся, но и «по-разному произносятся»[39]. В том, что представители этих народов – элиины, римляне, индусы и эфиопы – считают Христа подобным себе, нет ничего зазорного[40].
Наиболее ярко принцип обрядового многообразия при сохранении полного единства в вере прозвучал в так называемом апологетическом послании св. Фотия папе Николаю: «Ибо действительно является общим для всех, что всем необходимо хранить – прежде всего то, что относится к вере, где и малое ошибочное уклонение является смертным грехом. Но существуют и особые обычаи (παρεπόμενα), чье преступление теми, кому они вверены для обладания, вредно, а для тех, кто не принял их, непредосудительно. И то, что запечатлено вселенским и общим решением, подобает соблюдать всем. А то, что кто-либо из отцов особо изложил, или поместный собор определил, не делает мысль соблюдающих суеверной, а для непринявших неисполнение не опасно»[41].
Однако всего лишь через несколько лет в «Окружном послании» 867 г. римские обряды, насаждаемые в Болгарии, св. Фотий подверг жесточайшей критике. Эта критика была обусловлена не столько изменением позиции самого св. Фотия (который и ранее допускал, но не поощрял римские обряды[42]), сколько оскудением любви у римских миссионеров, жестко проводивших свою линию без учета особого склада славянских народов. На Константинопольском Соборе 879–880 г., когда между востоком и западом снова установились дружественные отношения, была подтверждена свобода в исполнении литургических обычаев и обрядов Местными Церквями в пределах своей юрисдикции: «Каждый престол обладал некими древними преданными обычаями, и не следовало относительно них друг с другом соперничать и спорить. Ибо Римская Церковь (досл. ромеев) блюдет свои обычаи, как и подобает. И Константинопольская Церковь также соблюдает свои некие обычаи, получив их свыше, также как и престолы Востока»[43].
Для живущих в «варварской земле», т.е. среди мусульман, св. Фотий допускал канонические послабления – так, крещенный мирянином не должен был перекрещиваться[44], а также не должно отказывать в крещении «сарацинских младенцев». «Если же варварское воспитание, кажется, являет тщетным божественное крещение, то это вина не крещения, а того, кто его отверг»[45]. Данные канонические правила вполне подтверждают гибкий миссионерский подход.
И, наконец, св. Фотий писал еще об одной свободе, будто бы самоочевидной современнным людям, но далеко не столь очевидной в рамках средневекового менталитета, – о свободе поиска истины. В послании «Против теопасхитов», адресованном армянскому «царю царей» Ашоту, сказано: «Ибо если кто-нибудь не захотел тотчас постичь точность благочестия (τῆς εὐσεβείας ἀκρίβειαν), он еще не изгоняется нами в область безнадежно потерянных и больных разумом… А также и противоречие, если оно происходит не в результате зловредного мнения, а появляется в рассуждении помыслов, еще не укрепленных в истине, но усердно выведывающих и стремящихся отыскать ее, то оно становится основанием для направления не безнадежного помысла к призыву благочестия»[46].
Однако в конце концов ни для какой ереси и вольномыслия не оставалось места. Сила истины столь велика, что способна привлечь к ней всех уклоняющихся за исключением тех, которые умерли. После победы в решительной апокалиптической битве православный царь «соберет великий вселенский собор… он обратит всех еретиков к православной вере великой горы Сион, …, но тех, которые умерли с еретическими душами запятнанного исповедания, он пожрет огнем»[47].
2) Содержание миссионерской проповеди
На чем основывается единство веры, позволяющее многообразие традиций в духе христианской любви? Ответ на этот ключевой для миссии вопрос содержится в назидательном послании св. Фотия Михаилу-Борису Болгарскому о том, как должен он исполнять свое царское служение. Это послание можно было бы назвать не только «княжеским зерцалом», но и «миссионерским катехизисом» св. Фотия. Почему? В первой части послания преподается «священный и богомудрый урок веры»[48], т.е. излагается Никео-Цареградский символ веры, и кратко по порядку излагается учение «святых и вселенских семи соборов, как ограждения этого божественного и православного урока»[49]. «Через них всякое нововведение и ересь изгоняется, а неиссякаемое и издревле переданное мудрование в души благоговеющих в несомненное благочестие внедряется»[50]. «Сие есть веры нашей христианской чистое и непорочное исповедание; сие незапятнанного и искреннего служения нашего и относящихся к нему пречистых таинств богомудрое тайноводство; согласно нему вплоть до уз жизни и мыслим и верим и живем, устремляясь к востоку умопостигаемого солнца, яснее и совершеннее вкусив оттуда от невечернего блеска и сияния»[51].
В одном из своих посланий св. Фотий кратко объясняет, почему мы исповедуем одного, а не трех богов. Троебожие означает отделение каждого из трех Лиц от «всецелого и пресущественного Божества»[52]. «Воистину справедливо значит вкупе вместе с другими не три бога, но единый Бог прославится в трех»[53].
«Священные изображения наших образов не являются ни серебром, ни златом, ни медью, ни цветами, ни делами (да не будет сего) рук человеческих, но древнего апостольского и отеческого предания божественная и безошибочная проповедь как некая одушевленная мудрость, воспринявшая материю, … предоставляет нам священнолепно и священнообразно явления первообразов»[54], – наставлял св. Фотий бывшего иконоборца, отказавшегося от ереси, скорее всего, не без помощи святителя.
«Искушения становятся искушениями искушаемых, а для неискушаемых они – виновники венцов и наград»[55]. Евангельский стих «Тако да просветится свет ваш пред людьми, да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего на небесех» (Мф. 5, 16), согласно объяснению св. Фотия, является призывом «к совершеннейшей добродетели»[56], и не имеет ничего общего с тщеславием (ср. Мф. 6, 1). Об этом же совершенстве проповедовал Константин, когда, полемизируя с арабами-мусульманами, указал им на аскетическое богатство и глубину христианского учения по сравнению с учением мусульман, которое «не возвышается нисколько над земными привычками». «Христос подвигами веры и добродетели постепенно возводит человека от низшего к высшему, до полного совершенства».
В послании царю Борису сказано и о том, что в других народах из-за «нерассудительных и пришедших в смешение мудрований относительно догматов» «не видно ни православие, ни искажение вероучения»[57]. Очевидно, что для св. Фотия, также как и для прп. Симеона Нового Богослова, теплохладность в вере была ничуть не меньшим грехом, нежели открытая ересь. Кого бы ни имели в виду данные слова, еще в большей мере они относятся к тем равнодушным христианам, которые утверждают о невозможности «в наши времена соблюсти евангельские заповеди и жить согласно отцам»[58].
Приведем попутно несколько других аскетических мыслей из наставлений св. Фотия болгарскому правителю: «Подобает Божественное искренне любить и почитать»[59]. «Молитва сочетает и сближает с Богом, будучи божественной беседой и разумным сопребыванием всего наилучшим и драгоценнейшим, от чего … всякое совершенство и очищение от страстей»[60]. «Жертвы нашего священного служения возложены на священников.…Но ты тоже смог бы совершить Богу прекраснейшую и любезнейшую жертву, жертвенно принося Ему чистое житие и правильность мысли»[61]. Таким образом, получается, что содержание миссионерской проповеди составляло: свободное и осмыленное принятие веры в Бога и Слова Божия; доминирование духовного над телесным, вечного над временным; торжество аскетического подвига, по сути дела определяющего судьбы мира.
Преподанный св. Фотием «урок» веры (которому подобало бы посвятить не только маленький доклад, но и пространную монографию) позволяет, хотя бы от части, реконструировать содержание обращенной к нашим предкам и современникам миссионерской проповеди св. братьев, которые, согласно греческому чинопоследованию (воспеваемому на их родине в Салониках), «Утешителя светом, яко священному Фотию сопребывавшие, душу просветив, светилами всемирными явились, и, тайноводимые в лучшем, получили божественными его руками священную миссию»[62].
Литература:
- Россейкин Ф. М. Первое правление Фотия, патриарха Константинопольского. СПб., 1915.
- Μητροπ. Σηλυβρίας Αιμιλιανοῦ Τιμιάδου. Ο ιερός Φώτιος υπέρμαχος της λειτουργικῆς ελευθερίας. Θεσσαλονίκη, 1994 (ανάτυπον εκ της Κληρονομίας 23. Α΄– Β΄ 1991).
- Φειδᾶς Β. Οικουμενική διάσταση και διαχρονική σημασία της Ορθοδοξίας κατά τον ιερόν Φώτιον. Αθήνα, 1996. (ανάτυπον εκ του περιοδικού Εκκλησία. 1996)Σ. 5–35, особо Σ. 17–24.
- Βάντσος Χ. Τὸ ἱεραποστολικὸ ἔργο τὴς Ἐκκλησίας κατὰ τὴν ἐποχὴ τοῦ μεγάλου Φωτίου // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, Σ. 75–88.
- Κραλίδης Α. Ὁ «Χαζαροπρόσωπος» Πατριάρχης. Ἡ συμβολή τοῦ Μεγάλου Φωτίου στήν ἀποστολή τῶν Ἁγίων Κυρίλλου καὶ Μεθοδίου στη χώρα των Χαζάρων (860 μ. Χ.) // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, 1995. Σ. 269–299.
- Πρωτοπαπάς Α. Κύριλλος καὶ Μεθόδιος ανάμεσα στους Σλάβους. Λευκωσία, 2006.
[1] Проглас святого Евангелия // Труды славянской комиссии. Т. I. П. А. Лавров. Материалы по возникновению древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 196–198.
[2] Πρωτοπαπάς 2006. Σ. 90.
[3] Θεοδώρου Ε. Ἡ αἰσθητικὴ τοῦ ἱεροῦ Φωτίου τοῦ Μεγάλου // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, 1995. Σ. 173–208. Цит. по: Σ. 180.
[4] При этом в «Послании» ничего не сказано о результатах трудов Кирилла и Мефодия, а в житиях – о миссионерстве св. Фотия (за исключением одного места из жития Мефодия 13: «Также принял его и патриарх» – здесь имеется в виду встреча, состоявшаяся в Константинополе в 881 или 882 г. См. также Житие Кирилла 4, где говорится, что Константин учмлся «диалектике и предметам философским у Фотия»). Ученые неоднократно обсуждали вопрос, кто послал к моравам св. братьев царь Михаил, упомянутый в житиях, или неупомянутый патриарх Фотий (Россейкин 1915. С. 265–266). Переписка св. Фотия со святыми братьями, если и была, не сохранилась.
[5] См. Россейкин 1915. С. 226 и дал.
[6] Mansi XVII, 384C. Цит. по: Россейкин С. 287.
[7] См.: Житие Кирилла 6.
[8] Автор гипотезы E. Orth. Photiana. Leipzig, 1928, cогласно изложению которого на пути в Багдад книги читались и обсуждались, а на обратном пути конспектировались. Другой ученый Hemmerdinger полагал, что все книги были прочитаны в Багдаде (Hemmerdinger. Les notices et extraits de bibliotheques qrecques de Bardad par Photius // Revue Etudes greques 69. 1956. P. 101–103). (см. Πασχαλίδου Μαρίας Βρέττα. Τὰ περιστατικὰ συγγραφῆς τῆς βιβλιοθήκης τοῦ Φωτίου // Πρακτικά ΙΕ΄ θεολογικοῦ συνεδρίου «Μέγας Φώτιος». Θεσσαλονίκη, 1995. Σ. 129–130).
[9] Ἐφίλει ὅλους, εἰ καὶ μεταξὺ τὸ διαφέρον τῆς πίστεως ἵστατο.. Nic. Myst. Ep. II ad Amira, PG ΙΙΙ, 37. В данном случае имелся в виду Амиран, мусульманский правитель Крита.
[10] О миссии среди евреев в Крыму см.: Phot. Ep. 239. Рус. пер. цит. по: Россейкин. С. 285.
[11] Dagron V. Travaux et Mémoires. 11. 1991. P. 316–317.
[12] Phot. Ep. 290:359–364.
[13] Россейкин 1915. С. 227–229. Учение св. Фотия об иконах содержится в «Амфилохиях» (38 и др.), в двух посланиях (посл. 8 к Михаилу, правителю Болгарии, гл. 18–20, посл. 102 к Феофану монашествующему) и 214 (Стефану, обращенному в православие) и в шести гомилиях (9, 10, 15, 16, 17, 18).
[14] Полемический диалог св. Кирилла с иконоборческим экспатриархом Иоанном Грамматиком (см. Житие Кирилла 5) состоялся еще до возведения на патриарший трон св. Фотия, который уже в те годы был сознательным иконопочитателем из семьи исповедников.
[15] В том же 867 г. в Великую Субботу в Константинополе было крещено значительное число «тетрадитов», или четыредесятников, которые вопреки постановлениям первого Вселенского собора праздновали Пасху вместе с Иудеями – 14 Нисана по иудейскому календарю. «Но их заблуждение дошло не только до этого, но тяжесть зла, охватив их и одновременно лишив святоотеческого детоводительства, привела их к неестественным и детским мнениям» (Фотий. Слово на великую субботу. Пер. и вступ. статья В. Василика).
[16] См. Greenwood T. Failure of a Mission? Photius and the Armenian Church, где предлагается весьма убедительная интерпретация событий.
[17] В 867 г. св. Фотий писал: «Ибо и жители Армении, закосневшие в нечестии яковитов и дерзко относящиеся к истинной проповеди благочестия — а именно той, ради которой собрался многолюдный и святой Собор отцов наших в Калхидоне, — при содействии нам молитв Ваших обрели силы оставить столь великое заблуждение…». Phot. Ep. 2. P. 41:38–46 (рус. пер. П. Кузенкова).
[18] См.: Ep. 298, 299.
[19] Россейкин 1915. С. 232–235.
[20] Россейкин 1915. С. 283–284.
[21] Языческий князь, весьма сильный на берегах Вислы, насмехался над христианами и причинял им вред. Послав к нему, Мефодий сказал: «Хорошо бы тебе, сын мой, креститься в своей стране и по доброй воле, чтобы не пришлось, попавшись в плен, быть крещеным в чужой стране и против воли, тогда вспомнишь мои слова». Что и случилось. Житие Мефодия 11 (пер. П. Лаврова).
[22] В «Житии Мефодия» 16 говорится только о встрече Мефодия с королем венгров на Дунае.
[23] См. Φειδᾶς 1996. Σ. 19.
[24] Φειδᾶς 1996. Σ. 20.
[25] Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. Chronographia (partim edita e cod. Paris. gr. 1712) 35 (ed. I. Bekker, [Corpus scriptorum historiae Byzantinae. Bonn, 1838]. P. 673:9–674:4. TLG 3182/1).
[26] Ср.: Ис. 35, 6.
[27] Житие Кирилла 15 (пер. П. А. Лаврова).
[28] Πρωτοπαπάς 2006. Σ. 98–99. После гимна на чешском языке предлагается греческая реконструкция.
Hospodine, pomiluj ny
Jezy Kriste, pomiluj ny
Ty Spase vsego mira,
Spasiz ny i uslysiz,
Hospodine, hlasy nase
Daj nam vsem Hospodine,
Zizn a mir v zemi
Kles, Kres
[29] Phot. Ep. 2. P. 41:47–51 (рус. пер. П. Кузенкова).
[30] Phot. Ep. 236:21. Арсению монаху и безмолвнику. 873/875.
[31] Житие Климента 23 (рус. пер. А. И. Менщикова под ред П. Лаврова).
[32] Phot. Ep. 2. P. 41:293–305 (рус. пер. П. Кузенкова).
[33] «Поэтому пошли нам, государь, такого епископа и учителя: от вас во все страны исходит добрый закон». Житие Кирилла 14.
[34] Житие Кирилла 14.
[35] И далее прод. цитаты: «Результатом всех его трудов была убежденность в том, что никакой народ не лишен определенных положительных ценностей, и, значит, необходимо уважительно относиться к его лицу». Μητροπ. Σηλυβρίας Αιμιλιανοῦ Τιμιάδου 1994. Σ. 63.
[36] Деятельность св. Фотия некоторыми исследователями оценивается в противоположном ключе. Так, Т. Гринвуд (Greenwood T. Failure of a Mission? Photius and the Armenian Church) пишет: «Более того, неприятие или, по крайней мере, безразличие со стороны Фотия в связи с использованием и развитием местной славянской литургии Кириллом и Мефодием было представлено Симеоновой как возможная причина для отсутствия контакта между ними» (P. 137) со ссылкой на: Simeonova. Diplomacy of the lettre and the Cross. P. 346–367. Выше он сослался на выражение св. Фотия, как бы вложенное в уста папы Льва, приказавшего написать на греческом символ веры перед храмом ап. Петра: «пречистый урок нашего благочестия не может быть подделан на варварском языке» Phot. Ep. III. 291:63–107, особо 77–78, а также на фрагмент из «Послания к Захарии», подчеркивающий особое значение греческого языка (P. 137). Однако в первом случае указывается значение греческого языка для запада в контексте полемики по поводу filioque, а во втором – для отделившейся от Византии и тем самым от византийской культуры Армении. Впрочем, противопоставление греческого варварским языкам не исключало возможности проповеди и богослужения на этих языках. Ср. резкое выражение св. Фотия из послания Ашоту: «В армянском языке не заключено [только] благочестие» (Phot. Ep. 284:3229).
[37] Ir. Lion. Adv. Haer. 1, 10, 2. PG 7, 552–553.
[38] Aug. Enarr. in Ps. 44, 24. PL 36, 509.
[39] Phot. Ep. 65:19–23 = Amph. 205. Указание на разные языки Евангелия имеет в данном случае инструментальное значение как аргумент против иконоборцев, считавших национальные иконописные типы Христа противоречащими друг другу.
[40] Phot. Ep. 65:53–57 = Amph. 205.
[41] Phot. Ep. 290:200–208. 18 марта 862. В частности здесь было сказано, что несмотря на литургические различия «в молитвах, в эпиклезах, в чине и в богослужении», в Константинопольской Церкви совершается таинство Евхаристии при нисхождении «боготворящей благодати Духа». «Разница в указанных (обрядах) и изменение не восприпятствовала нисхождению на [Святые Дары] неизменно единотворящей и боготворящей благодати Духа». Phot. Ep. 290:266–274.
[42] См. Phot. Ep. 290:209 и далее.
[43] Καρμίρης. Τ. Ι. Σ. 232. Далее говорится о недопустимости для Римской Церкви и допустимости (в виде исключения) для восточных Церквей избрания архиерея из мирян.
[44] Phot. Ep. 297:25–42.
[45] Phot. Ep. 297:77–98, см. особо 85–87.
[46] Phot. // Darrouzès REB 29. 1971. P. 142–145.
[47] Phot. Ep. ad Zach. Цит. по: Greenwood T. Failure of a Mission? Photius and the Armenian Church. P. 136.
[48] Phot. Ep. 1:21–22. Следует отметить и то, что и символ веры и вселенские соборы св. Фотий именует далее «священным и благим, данным Богом, уроком священного нашего служения». Ep. 1:34–35.
[49] Phot. Ep. 1:23–24.
[50] Phot. Ep. 1:57–59.
[51] Phot. Ep. 1:469–475.
[52] Phot. Ep. 161:17. Адресовано брату Сергию протоспафарию.
[53] Phot. Ep. 161:25–26.
[54] Phot. Ep. 214:20–30. Стефану, обратившемуся в православие. 859/ сент. 867 г.?
[55] Phot. Ep. 121. Илии протоспафарию. Ок. ноября 869? Данное выражение составляет полный текст письма.
[56] Phot. Ep. 167:5. Павлу митрополиту Лаодикийскому.
[57] Phot. Ep. 1:516–519.
[58] Sym. N. Theol. Cat. 29:138–140. τοὺς λέγοντας μὴ εἶναί τινα ἐν τοῖς καθ’ ἡμᾶς χρόνοις καὶ ἐν μέσῳ ἡμῶν τὸν δυνάμενον φυλάξαι τὰς εὐαγγελικὰς ἐντολὰς καὶ κατὰ τοὺς ἁγίους γενέσθαι πατέρας.
[59] Phot. Ep. 1:587.
[60] Phot. Ep. 1:631–634.
[61] Phot. Ep. 1:657–662.
[62] Τοῦ Παρακλήτου τῷ φωτί, ὡς τῷ ἱερῷ Φωτίῳ συγγενόμενοι, καταλαμφθέντες τὴν ψυχήν, φωστῆρες παγκόσμιοι ὤφθητε, Κύριλλε καὶ Μεθόδιε, καὶ ταῖς θείαις αὐτοῦ χερσί, μυσταγωγηθέντες τὰ κρείτονα, ἀποστολὴν ἱερὰν ἐνεπιστεύθητε. (Εἰς τὴν λιτήν ἰδιόμελον ἦχος γ’ // Ἀκολουθία ἁγίων Κυρίλλου καὶ Μεθοδίου / ὑπὸ Γερασίμου Μικρογιαννανίτου. Θεσσαλονίκη, 1993. Σ. 13). В этой же службе после канона на утреней поется: Πνεύματος τὴν χάριν ἐν τῇ ψυχῇ, πλουσίως λαβόντες, Ἀποστόλων ὡς ζηλωταί, χερσὶ τοῦ Φωτίου, ἐστάλητε πρὸς ἔθνη, λαοὺς τοῦ ἐπιστρέψαι πρὸς πίστιν ἔνθεον (Μεγαλυνάριον // Ἀκολουθία... Σ. 39).