Год назад 7 апреля, на Благовещение, умер известный саратовский поэт Игорь Алексеев. Его смерть стала тяжелым ударом для всех, кто знал и любил Игоря, кто читал его стихи. Лауреат поэтической премии имени Гумилева, член Союза российских писателей, он был не только талантливым литератором, но и глубоко верующим человеком, чьим духовным упорством и красотой трудно было не восхищаться. Семь долгих лет Игорь Алексеев боролся с тяжелейшим недугом, воспринимая его как испытание, как ниспосланный от Господа крест. И нес этот крест настолько мужественно, что даже у людей, далеких от Церкви и Православия, буквально захватывало дух при виде тех нечеловеческих страданий, которые ему довелось пережить.
Нечто подобное испытывают альпинисты, впервые поднявшиеся на вершину, казавшуюся прежде недосягаемой, где кислород настолько разрежен, что у человека, не приспособленного к подобным восхождениям, невольно начинают дрожать руки и кружиться голова. Игорь же настолько привык к своим страданиям, что давно перестал воспринимать их как нечто из ряда вон выходящее. Несмотря на сильные боли, никогда не принимал наркотики, стремясь сохранить ясность сознания. В последние две недели он настолько адаптировался к боли, что практически перестал ее чувствовать. Но самое главное — это то, что до самого последнего дня своего земного существования Игорь не переставал исповедоваться и причащаться. Последний раз причастился в воскресенье, в канун святого Благовещения. Утром на следующий день поэта Игоря Алексеева не стало…
Игорь был удивительным человеком. Удивительным во многих отношениях. Как поэт он был, безусловно, талантлив. Но, в отличие от распространенного мнения, творчество не было для него исключительно элементом самовыражения, выражения своей самости, своего пусть даже весьма незаурядного внутреннего я. Он всегда хотел от творчества чего-то большего, чем простого потакания своему тщеславию. Он воспринимал его как некую миссию, хотя — вот парадокс — сам миссионером себя совсем не ощущал. Он хотел служить людям. Понимал, что его стихи стали помимо его воли наглядным свидетельством того, какими узкими тернистыми путями ведет нас к себе Господь. Он знал, что многим людям его поэзия действительно помогает, и продолжал писать даже тогда, когда его собственные силы были уже совершенно истощены.
За последний год Игорь Алексеев написал пять книг и, кроме того, два киносценария. Это поэтические сборники «Трамвай живых», «Если дорога» (этот сборник при жизни Игоря выйти так и не успел, но в скором времени появится на прилавках), два прозаических сборника «Как умирают слоны» и «Сказки Игоря Алексеева», и пятая книга была составлена из блогов, которые Игорь вел на сайте ВВС.
Даже для здорового человека это огромный труд, а в его состоянии такая трудоспособность выглядит почти невероятной. Врач по образованию, Игорь знал, что умирает, и хотел успеть как можно больше. Он писал в перерывах между изматывающими курсами химиотерапии, писал по ночам, когда не мог уснуть, и даже днем после бессонной ночи все равно не расставался с ноутбуком. Не случайно кто-то из критиков назвал эти книги «книгами предельной скорости»…
Кстати, ноутбук Игорю подарила одна его московская почитательница. У Игоря вообще было много поклонников, ценителей его таланта. И не только в Саратове, но и в других городах и даже странах. Однажды он написал какую-то повесть, одну из первых в своей прозаической практике, и разместил ее на литературном сайте. Тогда у Игоря еще не было ноутбука, и писать ему приходилось, сидя за компьютером, что давалось ему очень тяжело. Он буквально изнемогал от усталости. Извиняясь перед читателями, он оставил после повести приписку, объясняя, что мог бы писать больше, если бы не боли в спине. Через какое-то время та самая девушка прислала ему ноутбук. Дорогой, тысяч за тридцать. Это стало для Игоря настоящим спасением. Теперь он мог писать, лежа в кровати. Помню, как Игорь долго не мог прийти в себя после столь дорогого подарка, как терзался сомнениями по поводу того, а имеет ли он вообще право его принимать.
А ведь было время, когда покупка ноутбука или какой-либо другой вещи не была для Игоря проблемой. Закончив медуниверситет, он несколько лет проработал кардиологом и даже успел защитить кандидатскую диссертацию. Потом, как и многие его ровесники, ушел в бизнес. Стал прилично зарабатывать, мог обеспечить себя и семью. Еще Игорь всегда был красивым и сильным мужчиной, ходил в спортзал, качался на тренажерах. Внушительных размеров бицепсы, атлетическое телосложение, успешная карьера в бизнесе — все было при нем. И вот в один «прекрасный» день все это богатство рухнуло как карточный домик. Игорь потерял работу, а вместе с ней и источник дохода. Красивые бицепсы стали таять на глазах…
Я представляю, какое это мучение — осознавать, что ты, который всю жизнь был здоровым и сильным, вдруг начинаешь распадаться на части. И не простоосознавать, а видеть все эти изменения в зеркале каждый день и наблюдать, как день ото дня они становятся все более и более неотвратимыми. Не говоря уже об адских болях, которые приходится испытывать…
Все это, безусловно, удручало Игоря, но он боролся, боролся до конца.
— К своей болезни Игорь относился с глубочайшим смирением, никогда не жаловался, не капризничал, не кричал, — говорит супруга поэта Татьяна Деева. — За все семь лет я никогда не слышала от него ни одного грубого слова. За любую малейшую помощь говорил «спасибо». Видя, как мне бывает тяжело, успокаивал. Когда я начинала срываться, говорил так тихо, спокойно: «Таня, ну что ты кричишь? Потерпи, милая, потерпи еще немного…». Временами он и сам от тяжких мучений начинал впадать в уныние. Тогда я говорила ему: «Ты же знаешь, что для Бога нет ничего невозможного. Если Господь четырехдневного Лазаря воскресил, неужели ты думаешь, что не сможет исцелить тебя? Если захочет, завтра же, как миленький, встанешь и побежишь…». И Игорь верил, верил всей душой. Даже в последние дни перед смертью, когда он уже настолько ослаб, что почти не мог двигаться, он не переставал надеяться, что по воле Божьей все еще, возможно, обойдется, и он, как четырехдневный Лазарь, встанет и побежит… Но у Бога, видно, были другие планы. Значит, так было надо…
Татьяна и Игорь любили друг друга, у них была настоящая православная семья. Они вместе ходили в храм — в то далекое время, когда Игорь еще мог ходить… На протяжении всей болезни Таня была главной помощницей Игоря, его надеждой и опорой. В последние месяцы она как ребенка кормила его с ложечки, сидела с ним по ночам, а утром везла в школу дочку Настеньку, потом весь день работала, а по вечерам молилась.
— Сначала я молилась, чтобы Господь вернул ему здоровье. Мы много ездили по святым местам, когда это еще было возможно, просили у Бога и святых помощи, верили в чудо. Но со временем я почувствовала, что просить здоровья стало как-то не то чтобы бессмысленно, просто я поняла, что помимо телесного здравия есть еще другие, более важные вещи. Что, поступая таким образом, я уподобляюсь малому ребенку, который все время просит у папы: ну дай конфетку, ну дай конфетку. Ну, нельзя тебе конфетку! Диабет будет у тебя… Поэтому в последнее время я стала молиться по-другому. Я просила Бога устроить все так, как Он считает нужным, а для себя просила лишь сил, чтобы выдержать все это.
В стихах, которые Игорь писал в последние годы своей жизни, он честно и прямолинейно описывал свое состояние и временами достигал такой высоты поэтического звучания, на которой прежде никогда не бывал. Многие из них невозможно читать без слез, без сострадания. Но вместе с тем, читая стихи Игоря, невольно испытываешь гордость — за человека, сумевшего подняться не только над своим недугом, но и над самой смертью.
Как поэту, Игорю всегда был свойственен довольно жесткий, «бескомпромиссный » слог и яркие неожиданные метафоры. Чего стоит, к примеру, одно только название — «Трамвай живых». Я четко представляю себе состояние крайнего одиночества, в котором было написано это стихотворение. Жизнь, как трамвай, который идет мимо тебя, твоей угасающей жизни — такой отрешенный взгляд на собственную смерть просто так не появляется, его надо выстрадать. А «Сказки Игоря Алексеева»? Вот представьте себе, человек смертельно болен, пишет… что бы вы думали? Сказки! Сколько мужества надо иметь, сколько силы! Кстати, о последнем, еще не изданном сборники стихов. Его рабочее название было «Храм в реке». Потом Игорь его изменил, и теперь сборник называется «Если дорога». Игорь знал, что в ближайшее время ему предстоит далекий путь, что дорога, на которую он вышел, станет для него дорогой в небо.
|
|
В книге «Как умирают слоны» речь идет не о слонах, а о людях. Все ее герои — люди с характером, знающие о жизни что-то, чего не знают другие. Они зачастую слабы физически, но их дух и воля не дают им сломаться. Это книга о жизни и смерти и о том, «что жизни здорового и больного человека не пересекаются». Для Игоря это была «формула железная».
Однако главное в его коротких новеллах вовсе не это. Игорь говорил, что написал книгу о любви. Любви к жизни. Вот почему рядом с грустью и тоской в его рассказах всегда есть нечто, что выводит повествование за рамки той безвылазной депрессии, которая зачастую так свойственна современной литературе.
Еще до официального выхода в свет книга «Как умирают слоны» была напечатана в «Новом мире», самом авторитетном литературном журнале страны. Игорь тогда очень радовался, говорил, что после такого успеха ему открыты двери любого крупного издательства. Чуть позже книга была номинирована на «Большую книгу» — всероссийскую литературную премию, очень известную и престижную. Дебютант в прозе, Игорь внезапно оказался в одной компании с такими известнейшими писателями, как Людмила Улицкая, Виктор Пелевин, Дмитрий Быков, Дина Рубина, Алексей Слаповский.
О сотрудничестве Игоря с ВВС хочется рассказать особо. Жанр виртуальных дневников очень удавался Игорю, это было что-то среднее между литературой и документальными хрониками, в которых Игорь предельно честно описывал все, что происходит с ним изо дня в день. Свои страдания, сомнения, свое маловерие и надежды — все это он выплескивал на суд читателей с удивительной откровенностью и безжалостностью к себе. «Рядом со мной живут три хныксы,— пишет Игорь в одном из отрывков.— Утренняя, полуденная и вечерняя. Лучше жить без них, но они когтистые и внимательные. Все примечают и цепляются сразу, без предупреждения. Утренняя нападает, когда я просыпаюсь. Она появляется потому, что во сне, вернее, во снах, я еще ни разу не чувствовал себя больным или калечным.
Полуденная хныкса толще и злее. К полудню я уже устаю. И мне сложнее бодаться с ней. Причина ее появления проста — я вырастил в себе огромный комплекс неполноценности. Это связано с тем, что я не могу работать, как здоровый человек. Не могу тянуть фирму, не могу высиживать в конторе. Не могу выполнять обязательства. Все это меня пугает, выводит из состояния зыбкого равновесия. Я не приношу домой денег. Хотя обязан, как мужик. Я сижу и плачу над тарелкой супа, на которую я, как мне кажется, не заработал. Это мучительно и очень больно. И пишу я это со слезами на глазах и комком в горле…».
Или такой отрывок.
«На фоне болей категорически нельзя принимать всякие дурилки типа феназепама. Голова валится спать, а тело воюет с болью. Можно сойти с ума. Кажется, что боль растворена во всем. Ее можно выцеживать и пить. Мерещится, что она распространена по всей поверхности Земли. Я начинаю думать обо всех, кто сейчас мучается от боли после операции в отходняке после наркоза. Там боль страшнее. Или об ожоговых больных. Там вообще кошмар. Или о тех, кто лезет на стенку от почечной колики. Дай Бог им всем послабления, хотя бы небольшого. Хотя бы ненадолго…».
А вот еще эпизод.
«Почему эта боль досталась мне? Дурацкий вопрос. Хорошо, что она попала в меня, а не в жену или в маму. Я никому не отдал бы свою боль. Даже если бы это можно было сделать… Она моя…».
Стоит ли говорить, какую волну отзывов вызвали эти поразительные в своей предельной откровенности хроники. Игорю писали люди со всего мира, выражая… не соболезнование, нет. Восхищение. Некий Сергей назвал Игоря былинным богатырем. А вот строчки девушки… из Эфиопии: «Игорь, ты пишешь то, что заставляет нас оглянуться. Ты пишешь мне, здоровому человеку, и меня лечишь. И я вижу, что все, что происходит со мной, это мелочь. Пиши, пожалуйста, не переставая…».
Еще были письма из Белоруссии, Великобритании, Австрии, Израиля, Украины. Женщина пишет: «Игорь, я страдаю рассеянным склерозом и испытываю мучения, гораздо более тяжелые, чем ты. Пиши, пожалуйста. Пока ты будешь писать, я буду жить…».
Позже Игорь говорил по этому поводу:
— Раньше я считал, что пишу, чтобы открыть людям глаза. Думал, что если кто-то после моих рассказов позвонит своей больной матери или поменяет старухе простыни, я буду считать свою задачу выполненной. Но когда я получил это письмо, то понял, что главная мотивация для написания таких вещей — помочь человеку выжить. Я получил задание, которое обязан выполнять до конца моих дней. И я буду его выполнять, чего бы мне это ни стоило.
Приходя к Игорю в гости, я чувствовала себя точно так же, как та девушка из Эфиопии. Мне было стыдно. Привычка обижаться на жизнь, роптать по поводу и без казалась мне в его присутствии преступной. Я всей своей шкурой начинала ощущать греховность такого отношения к жизни. При одном лишь взгляде на то, как страдает Игорь, как он говорит, ведет себя, мне часто становилось не по себе. Я живо начинала представлять, как в огне этих ужасных страданий сгорают все его грехи, думала о том, какая могучая сила нужна, чтобы выстоять в этом огне и не сломаться. Процесс этот казался мне таинственным, даже сакральным. Я невольно начинала примерять эту ситуацию на себя: а я бы так смогла? Ответ был, увы, очевиден.
Однажды я спросила Игоря, не болезнь ли привела его к вере.
— Нет, я крестился достаточно давно, в 32 года, когда был абсолютно здоров,— ответил он.— В этом смысле никакой драмы, никакого перелома моя болезнь не привнесла, просто я очень остро понял, что в определенный момент времени человек становится абсолютно одиноким. Такими абсолютно одинокими обычно чувствуют себя люди, у которых в сердце нет любви, а также тяжело больные люди. Эти люди одиноки, даже если рядом есть любимый человек.
— За несколько дней до смерти Игоря я сказала ему: «Игорь, ты знаешь, я тебя люблю. Люблю, как прежде. Ничего не изменилось, знай это»,— рассказывает Татьяна.— Игорь уже с трудом мог говорить, но он нашел силы и сказал: «Таня, не волнуйся и не переживай, ты всегда в моем сознании. Ты — моя любовь…». Эти слова были очень важны для меня, и я счастлива, что успела их услышать.
У Игоря был духовник — священник Анатолий Страхов, настоятель Свято-Никольского храма в Елшанке. На мою просьбу о встрече отец Анатолий откликнулся охотно, сказал, что поделится своими воспоминаниями об Игоре — для него дело чести:
— Наше общение с Игорем продолжалось 7 лет, мы познакомились, когда я еще служил в Покровском храме. Игорь и его жена Татьяна были нашими прихожанами. И как-то так получилось, что общение наше со временем переросло в дружбу. И потом, когда я перешел служить в церковь «Утоли моя печали», наша дружба только окрепла.
Игорь часто исповедовался и причащался. Большую роль в этом сыграла, конечно, болезнь, которая наложила отпечаток на всю его жизнь и на творчество, в котором безусловно нашло отражение его христианское мировоззрение. Хотя в своих стихах и рассказах он и не называет себя христианином, дабы не оттолкнуть таким образом людей неверующих, атеистично настроенных. Тем не менее, по тем взглядам и идеям, которые в его творчестве прослеживаются, мы можем четко увидеть, что это именно христианский взгляд на мир.
Его стихи не оставляли равнодушными никого, о чем свидетельствует пример его общения с друзьями. Даже те, кто был далек от Бога, видя его пример, сами начинали задумываться о духовной жизни, приходили в храм, приобщались Таинств. В этом отношении можно вспомнить слова преподобного Серафима Саровского, который говорил: «Стяжи дух мирен, и тысячи человек вокруг тебя спасутся»…
Поражала еще одна черта — его бескомпромиссность в вопросах правды и неправды. Игорь никогда не соглашался на ложь, даже если эта ложь была «во спасение». Эта прямолинейность сказывалась и в его отношении к себе. Он осознавал себя человеком грешным, немощным, неспособным без благодати Божьей что-либо сделать, чего-либо достигнуть. Конечно, успех как литератора, как поэта его окрылял, быть может, в какой-то мере даже возносил над другими людьми. Но он всегда смирялся, потому что знал: там, где есть гордыня, нет места творчеству.
Игорь прекрасно понимал, что все, что ему дорого и близко, он должен оставить и идти в мир иной. Такое состояние любого может повергнуть в уныние или даже в отчаяние. Бывает, что человек в таком состоянии доходит даже до богохульства. Чего совершенно не наблюдалось у Игоря. Как бы ему ни было плохо, одиноко, тоскливо — все эти состояния он, конечно, переживал — он никогда не хулил Бога, не роптал на то состояние, в котором находился, воспринимал свою болезнь как данность, как крест и, стиснув зубы, терпел. Этот пример веры свидетельствует о его духовной незаурядности. Ведь человек не был воцерковленным с детских лет, не был приучен к храму, наоборот, его образование пришлось на годы атеизма. Человек, относительно недавно обратившийся к Богу, сразу обрел для себя истинные духовные понятия, и это не может не поражать. Это терпеливое перенесение болезни нельзя назвать иначе как подвигом.
Господь даровал ему прекрасную семью. Такой мир и такое благорасположение, которые царили в его доме, сегодня большая редкость. Семья не оставила его и до последних моментов была единым целым.
Игорь искренне считал себя плохим христианином, понимал, как трудно совлечь с себя греховные страсти, поэтому никогда прямо не говорил о своей вере. Но именно такое отношение к себе, к своим грехам и свидетельствует о подлинном христианстве.
Игорь всегда боялся, что его творчество будет идти вразрез с христианскими ценностями. И поэтому часто давал мне свои стихи. Не на рецензию, нет, а чтобы посмотреть, нет ли в них чего-то, что явно противоречило бы христианским истинам. Встречались, может, не всегда удачные выражения или эпитеты, но после нашей беседы он их всегда устранял, причем шел на это достаточно легко, никогда не настаивал и не сожалел.
Содержание для него было важнее формы. Он выражал себя, свое видение, но вместе с тем не хотел, чтобы оно удаляло его от Бога.
Последний раз мы виделись с Игорем перед всенощным бдением, он уже не мог говорить, только отвечал на мои вопросы. Тем не менее, всем своим видом он до последнего момента свидетельствовал о подлинном покаянии и смирении.
* * *
Отпевали Игоря в Покровском храме. Проститься с ним пришло много людей. Были и люди явно нерелигиозные, для кого перекреститься — уже большая проблема. Но они пришли в храм и исправно отстояли всю панихиду только потому, что любили и уважали Игоря.
Сейчас жена Игоря Алексеева Татьяна доделывает за мужа все то, что он не успел сделать при жизни. Готовит к выпуску его последнюю книгу стихов. Ездит в Москву, предлагает его киносценарии. Сценарий, который называется «Туман», Игорь писал при участии нашего земляка Алексея Слаповского. Им уже заинтересовалась фирма «АМЕДИА», заявив, что собирается снять по нему фильм. Второй сценарий с экзотическим названием «Homo Reptilis» взял в разработку молодой московский режиссер Сергей Штейн.
В начале мая на канале Ren-TV вышел документальный фильм об Игоре Алексееве «Продавец крови». Столичные коллеги Игоря подготовили и провели творческий вечер его памяти, который прошел в конце апреля в московском Доме литераторов. Аналогичный вечер в середине мая состоялся и в Саратове — в студии «Река», что в гостинице «Олимпия».
Как верно заметил отец Анатолий, важно не то, когда человек умирает, а то, в каком состоянии. «Скорбь возникает тогда, когда человек предстает пред Богом нераскаянным, когда же он готов к вечности, души его родных и близких испытывают определенное утешение…». Это как раз то состояние, которое пережила и я. Даже жена Игоря Татьяна сказала, что смерть мужа не ввергла ее в отчаяние, не убила. «Дай мне, Господи, кончину мирну, непостыдну»,— просим мы в молитве. Уход Игоря Алексеева был именно таким. Мирным и непостыдным. Возможно, людям нерелигиозным это покажется странным, но я помню то ощущение духовного торжества, которое витало в воздухе во время отпевания. «Игорь отошел очень мирно, без судорог и конвульсий, лишь дважды вздохнув,— говорит Татьяна.— И мне показалось, то был вздох облегчения, словно человек сказал: „Ну, наконец-то!”, сбросил с себя все, расправил плечи и вновь стал здоровым и красивым. Таким, каким был всегда…».