Несколько слов о творчестве Надежды Александровны Тэффи
Если вы любите читать и у вас дома имеется своя — неважно, большая или всего в несколько книжных полок, — библиотека, то наверняка здесь найдется несколько таких книг, которые вы особенно любите и чаще других перечитываете. И когда у вас выдается свободное для чтения время, но при этом такое настроение, что не хочется ни новых имен, ни открытий, вы подходите к книжным полкам и берете в руки любимый томик...
Для меня одна из таких книг — сборник рассказов, повестей и воспоминаний Тэффи (литературный псевдоним Надежды Александровны Лохвицкой). И поговорить, хотя бы вкратце, хотелось бы именно об этом авторе, тем более что и повод есть. И даже два: в 2012 году исполняется 140 лет со дня рождения и 60 лет со дня смерти Н.А. Лохвицкой.
Родилась Тэффи 24 апреля (6 мая) 1872 года в Санкт-Петербурге, в семье известного адвоката и публициста А.В. Лохвицкого. В ее семье все — родители, три сестры и брат — были литературно одарены. Сама Тэффи писать стихи начала еще в детстве, но поэтический дебют состоялся позже, а всероссийская слава пришла лишь в 1910 году с выходом сборника стихов «Семь огней» и «Юмористических рассказов». С приходом к власти большевиков Тэффи была вынуждена покинуть Россию и эмигрировала во Францию, где и жила с 1919 года до конца жизни.
Литературная судьба Тэффи более чем благополучна, ее произведения печатались в лучших отечественных и зарубежных издательствах. Если говорить о тех, уже не близких к нам временах, то стоит отметить, что почитателями таланта Тэффи были такие разные люди, как император Николай II и Ленин; в литературных кругах, где чаще поклоняются своему собственному таланту и несколько пренебрежительно относятся к чужому, в Тэффи видели большого, глубокого и своеобразного писателя. И правда, читая Тэффи, можно бесконечно долго восторгаться безукоризненностью русского языка; острым взглядом, позволяющим замечать смешное и нелепое в жизненных ситуациях; умением рисовать образы своих героев легко, несколькими штрихами (причем героев самых разных возрастов, сословий и профессий). Быт, общественная жизнь, очаровательные и легкомысленные дамы и кавалеры, господа и прислуга, дети и животные — вот темы и герои ее произведений, смешные и нелепые, трогательные и абсурдные. Уверена, у каждого, кто знаком с творчеством Тэффи, есть свои любимые юмористические рассказы, персонажи и цитаты. Есть они и у меня.
Вспомнить хотя бы рассказ под названием «Переоценка ценностей» — о заседании гимназистов первого класса, устроенном в знак протеста против вообще всех запретов. Почему это, рассуждают они, не разрешают нам ни локти класть на стол, ни мух мучить, ни жениться, а заставляют учиться, заботиться о животных и уважать старших? «Они говорят, что обижать и мучить другого нехорошо. А почему нехорошо? Нет, вот пусть объяснят, почему нехорошо, тогда я согласен. А то эдак все можно выдумать: есть нехорошо, спать нехорошо, нос нехорошо, рот нехорошо. Нет, мы требуем, чтобы они сначала доказали. Скажите пожалуйста — “нехорошо”. Если не учишься — нехорошо. А почему же, позвольте спросить,— нехорошо? Они говорят — “дураком вырастешь”. Почему дурак нехорошо? Может быть, очень даже хорошо». Не правда ли, можно провести параллели и с нашими днями? Разница лишь в том, что сегодня такие разговоры ведут далеко не мальчишки, гимназисты-первоклашки…
И все же чаще и чаще замечаю за собой, что с каждым разом хочется подольше задержаться не на смешном и забавном, а на творчестве, в полной мере выражающем мировоззрение автора. В большинстве случаев это произведения, написанные в эмиграции, куда Тэффи попала после полуторагодичных скитаний по югу России. Покидая в 1919 году страну, Надежда Александровна не оставляла надежды на возвращение, как, наверное, многие из тех, кто вынужден был бежать из России. Уезжали люди не только из страха и боязни кровавой власти большевиков — пугала бессмысленность всего происходящего. Тэффи писала, что таким, как она, невозможно принять новый мир, в котором «нет религии, нет закона, нет обычая и определенного (хотя бы тюремного, каторжного) уклада».
В это время Тэффи совсем, кажется, отказывается от титула «королева русского юмора», в ее произведениях появляются пронзительные нотки смирения и любви, сопереживания и грусти. Нет, смешное и тогда не ускользает от ее взгляда, но к обычному, свойственному ей беззлобию прибавляется еще жалость и сострадание. Надежда Александровна говорила о себе: «Надо мною посмеиваются, что я в каждом человеке непременно должна найти какую-то скрытую нежность… Но тем не менее в каждой душе, даже самой озлобленной и темной, где-то глубоко на самом дне чувствуется мне притушенная, пригашенная искорка. И хочется подышать на нее, раздуть в уголек и показать людям — не все здесь тлен и пепел».
Одно произведение того периода — «Цепь» — состоит из пяти небольших рассказов, каждый из которых похож на драгоценный камушек. И потому, что рассказывает о нелегкой и трагичной жизни простых (на первый взгляд) людей в непростых условиях войны и эмиграции, и потому, что написан сердцем любящим и плачущим. Вряд ли стоит пересказывать все пять частей «Цепи», но на некоторых моментах остановиться очень хочется.
Рассказ «Сердце» — о двух женщинах, живущих в Париже во время Второй мировой войны. У одной из них, Анны Андреевны, живет «старый, заслуженный пес», на которого эта самая Анна Андреевна постоянно ворчит и жалуется. Когда настали тревожные дни, Анне Андреевне принесли маску, т.к. с собакой в укрытие не пускали. «И вот тут-то и выяснилось: — То есть как? Вы, значит, думаете, что я напялю на себя эту маску… Я буду в маске сидеть, жива и невредима, а проклятая собака тут же, рядом, будет издыхать? Да что вы, с ума сошли, что ли? Нет, милые мои, уж пропадать, так вместе… Забирайте вашу маску и уходите…»
Вторая женщина, каждый раз во время тревоги спускаясь в укрытие, держала в руках довольно большую коробку. Когда наконец-то ее спросили, что же там лежит — не драгоценности ли? — дама ответила: «Понимаете, я дала слово своему сыну. Это его черепаха. Я обещала, что непременно буду брать черепаху с собой в абри. Не могу же я не сдержать слова. Сыну-кадету восемь лет, он должен верить слову порядочного человека…».
Не глупо ли, спрашивает Тэффи, печалиться о животных, когда идет такая страшная и кровопролитная война? И отвечает: «Да, конечно глупо. Но у сердца человеческого свой разум. Сердце человеческое — сосуд ёмкий и может вместить всякую любовь и всяческую жалость. Благословенное, проклятое наше сердце…».
В рассказе «Матрос» Тэффи размышляет о значении слова «только»: «Спасены сотни людей, погиб только один. Только один матрос. Согласитесь, что это — немного. Можно быть довольными. Слово “только” всегда ставится для обозначения исключительно малого количества… “Только один матрос” — действительно, количество погибших — меньше и быть не может… Если б только не вспоминались картины, связанные со словом “только один”». Далее повествуется о пожилой супружеской паре, чей «только один» сын пропал без вести, но для которого всякий раз за трапезой ставили третий прибор: «Глаза у старичков смотрели с какой-то тревожной мольбой. Глаза их говорили, что для них надежда еще не потеряна. Они сидели за столом не друг напротив друга, а рядом, лицом к калитке, чтобы обоим видна была дорога. У них тряслись руки; у старухи дрожало все лицо, словно у нее все время душа плакала…».
Находясь в эмиграции, Н.А. Тэффи вместе с другими известными российскими поэтами и прозаиками участвовала в многочисленных благотворительных концертах, детских утренниках, балах и литературных вечерах, сборы от которых шли в пользу больных и безработных эмигрантов и детских приютов. Ею был организован сбор средств в фонд памяти Ф. Шаляпина, на создание в Ницце библиотеки им. А.И. Герцена. В начале Второй мировой, когда немецкие войска оккупировали Париж, настали нелегкие времена: почти все друзья Тэффи покинули Францию, прервалась связь с Польшей, где находились ее дочери, усилились болезни, довольствоваться приходилось случайными литературными заработками. Надежда Александровна болезненно переживала невозможность помогать всем, кто нуждался в ее помощи.
Умерла Тэффи 6 октября 1952 года в Париже, в возрасте 80 лет. Отпевание проходило в Александро-Невском соборе Парижа, похоронили Н.А. Лохвицкую на русском кладбище СентЖеневьев-де-Буа…
Мы так часто плачем и печалимся о себе, давайте попробуем поплакать о других, живших давно и живущих ныне. Ведь плач часто — как молитва. Как писала Надежда Александровна Тэффи, «мы все связаны такой нерушимой цепью, что если мы физически не вместе с погибающими, то душевно мучаемся и умираем с каждым из них…».