«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» ― в советские времена эта фраза Толстого воспринималась как аксиома. В советских «проблемных» фильмах и книгах главный герой, ищущий и мятущийся, как правило, находился в вечном конфликте ― со средой, с обществом, с семьей. Под «счастливостью» семьи зачастую понимался внешний благополучный фасад, а что там за ним, кто ж знает… Раз все счастливые семьи похожи, зачем же такое счастье? Для чего становиться матрешкой, похожей на сотни других? Только где они ― эти другие? Вы много видели счастливых семей?
Если в семье людям хорошо друг с другом, это всегда чувствуется. Одна женщина рассказывала мне, что в детстве случайно попала в гости в многодетную семью (это была семья православного священника) и была поражена количеством любви, которое она там увидела. Возможно, это послужило причиной того, что эта женщина из неверующей семьи пришла в Церковь.
Домострой, робинзонада и… счастье
Эту статью я хотела написать о семье. О семейном укладе. О том, что каждый человек из страха перед жизнью, ее непонятностью, непредсказуемостью, нестабильностью, строит свою «башню из слоновой кости». Кто-то возводит бункер, кто-то, как улитка, прячется в панцирь, кто-то строит планы и воплощает их, кто-то живет, создавая мелкие бытовые ритуалы, как чеховский «человек в футляре», кто-то уходит в книги, в фильмы, компьютерную реальность, кто-то занимается спортом — в общем, каждый старается укрыться от жизни в персональном убежище. Только вот… убежище это обычно одноместное, даже для близких места в нем нет. Семья — это слишком сложно и хлопотно. И человек страдает от одиночества и мучается без любви.
Сейчас книгу «Домоводство», кажется, можно купить только в букинисте. И в этой книге, скорее всего, можно будет прочитать о том, как развести огород и научиться шить одежду. Для наших времен «домоводство» не написано пока. Домостроительство — во все времена — робинзонада, как ни крути. Вместо «ящиков с полезными предметами» с затонувшего корабля ― пакеты и коробки из супермаркета, вот и вся разница, ну и еще иной темп жизни, конечно. Но если на семейном «острове» каждый член семьи одинок, то зачем тогда семья? А самое главное по-прежнему не купишь за деньги, его нужно строить самим. «Я хочу заниматься спортом» ― ракетка, кроссовки, велосипед и лыжи пылятся на балконе. «Хочу быть творческим человеком» ― туда же отправляются гитара, кисти и мольберт. «Хочу, чтобы ребенок читал книги» ― полки уставлены яркими книгами, никакого толку. В чем же дело?
Свой дом мы строим из тех кирпичиков, которые под рукой. Прежде всего это ― образцы поведения, полученные в родительской семье. Но с образцами повезло не всем: у кого-то папа пил, кто-то вообще вырос без отца, у кого-то детство прошло в постоянных скандалах, а кто-то умудрился пережить все это вместе. Других образцов мы не знаем: приходится использовать для «строительства» подручный материал ― образы героев из прочитанных книг, сведения по психологии, педагогике и прочее и прочее. Хуже всего приходится женщине, ведь она получила весь груз мужских проблем, но никто ее не освободил от вечных женских обязанностей… В наше время женщина обязана быть хорошей хозяйкой, матерью, вести себя, как леди, прекрасно выглядеть, кроме того, ей неплохо бы делать карьеру ― кому нужны домашние клуши, с которыми и поговорить не о чем? Сварливых женщин тоже никто не любит, улыбайся, дорогая! А что должен мужчина? Он должен зарабатывать деньги... но в силу разных обстоятельств это у него не всегда получается. А еще у мужчины есть право выбора, ведь есть же у человека право на счастье.
«У нас нет права на счастье» ― вы думаете, это брюзжание мизантропа? Так называется эссе Клайва Льюиса, одного из самых солнечных и правдивых писателей.
«Общество, в котором неверность не считается злом, в конечном итоге бьет по женщинам,― пишет Клайв Льюис в этом эссе.— Как вы считаете, может ли женщина, брошенная и обиженная мужчиной, в одиночку воспитать его детей? Сможет ли она вырастить из сына мужчину, способного быть опорой для своей семьи?».
В юности мы говорим о людях, которые нравятся: творческий, интересный, свободный, читающий, думающий и т.д. А с возрастом часто остается один критерий оценки, главный: «На него можно положиться, он не бросит в беде».
А недавно вдруг подумалось: людей, в общем-то, можно разделить всего на три категории ― те, кто смог воспитывать своих собственных детей, тех, кто не смог и переложил воспитание на бабушек, мам, теть и иных родственников, и тех, кто вообще решил не заводить детей, сознательно от этого отказался или «решил пока подождать». У каждого человека, отказавшегося от воспитания детей, разумеется, есть на это какие-то очень важные причины.
Прошлый год был годом ребенка. Дети — цветы жизни, детям надо помогать, все понятно. 2008 год был объявлен годом семьи, но что такое семья и нужна ли она в XXI веке? Как ни странно, споры об этом не утихают до сих пор. Можно ли вырастить детей без семьи? Разумеется. Но…
Создавать, строить отношения ― долго и трудно, а хороший результат никто не гарантировал. Многие из нас выросли в семьях, где дети воспринимались как обуза, хотя это, разумеется, не декларировалось явно. Сейчас в моде принципы гедонизма ― живи легко, будь молодым и счастливым. Деторождение с этим плохо совместимо. Ущемлять себя в чем-то — ради чего?
Дело в том, что человек так устроен, что может учиться радости, любви, сопереживанию только тогда, когда он видит эти чувства по отношению к нему. Человек может научиться любви, только когда видит эту любовь каждый день ― когда видит, что родителям хорошо и друг с другом, и вместе с ним, с ребенком. «Ты меня любишь?» ― спрашивает малыш у мамы. «Конечно!» ― отвечает она, а у самой глаза заплаканы ― с папой непростые отношения. Тонкости отношений родителей малыш понять не в состоянии, чувствует он только то, что мама его любит, но она плачет, значит, от любви нет никакой радости.
Зачем же тогда любить?
Ты навсегда в ответе…
«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил» ― в 12 лет эта фраза Сент-Экзюпери меня раздражала. А если я не хочу быть в ответе? Сейчас, когда я разговариваю с волонтерами ― теми, кто много лет помогает людям ― старикам, сиротам, бездомным, тяжело больным,― я всегда задаю напоследок вопрос: «Мы навсегда в ответе?». Еще ни разу не услышала в ответ: «Нет». «Конечно! А как же, иначе!», а ведь волонтеры ― это как раз те люди, которые подбирают тех, кого мы с вами, такие свободные,― бросили.
…Этого человека я увидела случайно. Я сидела в Комиссии по церковной социальной деятельности и дописывала статью. Сотрудники группы помощи бездомным привели человека и бережно усадили его у телефона. Он был чисто одет, но по лицу видно ― бездомный. А еще видно, что ― больной. Нетвердая походка, какой-то весь мягкий, как старая тряпичная игрушка. Смотрит на сотрудников группы помощи, а в глазах ― надежда. Игоря сильно избили, сейчас он лечится.
― Какое ухо у Вас лучше слышит? Вот так. Сейчас, Игорь, мы позвоним Вашей маме.
Взрослый, бородатый человек весь сжался, опустил глаза, моментально превратившись в ребенка:
― Я ей не нужен.
Мама Игоря взяла трубку, взял трубку и отчим, которого Игорь в разговоре назвал отцом. Говорили недолго. Я с удивлением смотрела, как сотрудница группы помощи бездомным, хрупкая тихая женщина, почти кричит в трубку:
― Ну как же! Это же ваш сын! Вы его родили… Даже звери не бросают своих детей. Он болеет, он не переживет зимы на улице! Как это ― пусть умирает?
Игорь сидел, опустив голову, казалось, что он сейчас заплачет. Все молчали. Он был совсем маленький, когда мама вышла замуж. Его отдали на воспитание бабушке и бабушкиной сестре. У отчима были дети, но он с ними тоже больше не общался. Игорь вырос, женился, потом вдруг уехал, бросив жену и сына. Уехал внезапно, все думали, что он умер. Бабушка умерла, ее сестру родители Игоря отдали в дом престарелых, где она вскоре тоже умерла. Игорь до сих пор прописан в бабушкиной квартире, но дом, где находится эта квартира, давно расселен новым собственником. Ехать ему некуда, бывшая жена, узнав, что Игорь жив, обрадовалась, но у нее теперь другая семья. На следующий день мама Игоря прислала по факсу копию просроченного загранпаспорта. Снова пытались звонить ей. Разговор опять продлился недолго. Из прошения группы помощи бездомных: «В настоящее время Игорь Г. находится в отделении нейрохирургии с многочисленными травмами без документов и средств к существованию. После проведенного курса лечения у него остаются головные боли. Он нуждается в медицинской и социальной реабилитации … Просим Вас выделить для Игоря Г. социальную койку и оказать содействие в получении жилья взамен утраченного». Бумага отправлена в город, где прописан Игорь. Найдется ли там кто-то, кто будет хлопотать о человеке, который не нужен родной матери? Я иду домой. «Не отпускайте детей от себя, держите детей за руки»,― говорит голос диктора на эскалаторе. Интересно, мама и отчим Игоря счастливы?
Доказательство «от противного»
Не видя вокруг примеров семейного счастья и пережив череду собственных неудач, человек начинает говорить, что институт семьи отжил свое. Нужна ли человеку семья? По опыту корреспондентской работы на сайте «Милосердие.ru» я наблюдаю в основном «доказательство от противного». Я пишу просьбы о помощи, я наблюдаю людей в критической ситуации. «Свободное общество», «свободный мужчина», «свободная женщина» — это звучит прекрасно, но ведь не скажешь: «свободный онкобольной» или «свободный ребенок», правда?
Ситуации повторяются, но каждый раз не устаешь удивляться. Вот типичная задачка, из тех, которые задает жизнь. Дано: тяжело заболел ребенок. У 18-летнего юноши, назовем его Антоном, красавца, баскетболиста, ученика языковой спецшколы, обнаружили рассеянный склероз. Родители были заняты разводом, отец строил счастье в новой семье, мать пребывала в депрессии, Антон жил у бабушки, а бабушка старенькая… Мальчик шагнул из окна, и в больнице собирали его по кусочкам. Мальчик полгода лежал в больнице. Кроме бабушки навещали его только… родители бывших одноклассников. Только благодаря этим, чужим для него людям, Антон выжил. Сейчас он дома. Теперь он инвалид, прикован к постели. Ухаживает за ним бабушка. Отец иногда приносит продукты, мама недавно заходила, накануне Первомая. Антон обрадовался: «С праздником тебя, мамулечка!». И услышал в ответ: «С каким еще праздником?».
Лекарства, памперсы и еду для Антона по-прежнему покупают родители бывших одноклассников: «Тяжело, а что делать? Не бросать же мальчишку!».
За больным ребенком требуется постоянный уход, соответственно, работать мама такого ребенка не может, но при этом нужны деньги на лечение, и деньги немалые. Чтобы лечить ребенка, некоторые мамы берут кредит, другие ― продают жилплощадь, и ни одна не считает это подвигом. При нынешнем уровне медицины многие болезни, с которыми человек раньше был обречен на инвалидность, вполне можно скорректировать и в результате поставить ребенка на ноги, но для этого родители должны «выкладываться», причем в полной семье шансов гораздо больше. Но угадайте, что проще для папы — тратить свою единственную жизнь на то, чтобы поставить на ноги «бесперспективное» чадо, или, как в компьютерной игре, использовать «вторую попытку», создать новую семью, в которой родится другой, здоровый малыш? Среди семей, которые растят «проблемного» ребенка, по пальцам можно пересчитать те, из которых не ушел папа.
О том, какие новости у пятилетнего Паши, всегда сообщает его папа, Георгий. Недавно он позвонил из больницы, где лежит с сыном. При рождении маленькому Паше свернули шею, неловкость акушера, врачебная ошибка. «Интеллект сохранный, ходить вряд ли сможет, видеть не будет»,― так говорил доктор. Но Георгий не сдавался: «Он же родился в день Петра и Павла! Он молодец, мой Пашка». Пока не ходит, но зрение частично удалось сохранить. Немного на свете отцов, способных лечь в больницу с пятилетним ребенком-инвалидом. «Паша стал тяжелый, Ольге уже не поднять его,― объясняет Георгий.― Да она и сама сейчас болеет, шутка ли — пятерых родить?». Все это он рассказывал мне по телефону, на очередную Пашкину операцию нужны были деньги, и мне требовались «подробности» для статьи на сайте. Георгий всегда хотел, чтобы было много детей. Встретил Ольгу. Многие друзья Георгия не поняли: «Женщин вокруг ― полно. А ты, дурак, нашел себе с тремя детьми!». В семье Георгия и Ольги детей сейчас пятеро, Пашка самый младший. «А какой у Паши диагноз?» ― и Георгий начал перечислять мудреные медицинские термины: «ДЦП, двойная гемиплегия…». На этой самой «гемиплегии» я и сломалась. Чтобы мужчина запомнил и сходу выговорил диагноз своего ребенка? Обычно бывает по-другому: «У тебя дети есть?».— «Да, трое»,― с гордостью отвечает собеседник. «А сколько старшему?».— «Пятнадцать, что ли, ой, нет, семнадцать уже»,― бормочет «героический» папа. А тут «двойная гемиплегия». И я вдруг спросила: «Георгий, а Вы счастливы?». Он почему-то совсем не удивился: «Врать не буду, в семье всякое бывает. Но я хоть сейчас готов влезть на забор и заорать: “Спасибо тебе, Ольга!”. За детей, за семью я благодарен Богу. Я каждое утро молюсь в больнице. И Пашку молиться учу, каждое утро даю ему просфорочку со святой водой. А Паша уже знает, он говорит мне: “Дай!”. Он вообще многое говорит, он молодец у нас, Пашка».
Статью о Пашке опубликовали на сайте «Милосердие.ru», а на следующий день нашелся благотворитель, готовый оплатить дорогущую операцию.
Человек, безусловно, имеет право на счастье, в том числе и на семейное, но у него нет обязанности быть счастливым. А счастье ― странная субстанция, обитает порой в таких местах, где его никак не ожидаешь встретить. Этого человека я узнаю по голосу. «Сергей Валентинович?» ― «Так точно!».
Сергей К. ― военный в отставке, женат, у него сын-студент, у которого обнаружили опухоль мозга. Надежда папы с мамой, красавец Виктор превратился вдруг в беспомощного младенца, которого снова нужно учить ходить и говорить. И началась совсем другая жизнь. Болезнь Виктора многое расставила по местам, так считает Сергей. Виктора нужно лечить, ходить по кабинетам, договариваться, выбивать квоты, искать средства. Одно время Сергей сидел без работы, его уволили по сокращению, тогда тяжело было, сейчас полегче. Многие дружеские связи «отпали сами собой», не всем оказался нужен безработный с кучей проблем. Они с женой стали ходить в храм, недавно батюшка их повенчал. Живут ― между страхом и надеждой. Сергей зарабатывает деньги, его жена занимается с сыном. Когда Сергей приходит с работы, вместе идут гулять. Спрашиваю, как самочувствие Виктора. «Слава Богу, вчера крайний раз у врача были». Я не сразу соображаю, что значить «крайний раз» и почему он «крайний», а не… Так живут потихонечку. Они живут «одним днем», не заглядывают в будущее, но:
― Вы счастливы?
― Да, но не так, как я раньше мечтал. Сейчас мы в другом пространстве, в другой системе координат, я раньше и не знал, что так бывает,— говорит Сергей.— Я думаю, если бы Виктор был здоров,― голос его дрогнул на этой фразе,— мы бы не смогли дать ему столько любви, как сейчас. Мы любим его, и друг друга любим.
Сергей рассказал мне историю-притчу: «Сын, занятый подготовкой к свадьбе, поручил отцу пригласить гостей, всех друзей пригласить. А в назначенный день за свадебным столом оказалось человек пять. «Прости сын,— сказал отец,— но ты велел пригласить друзей, эти люди и есть друзья. Я разослал сто писем, написал, что тебе срочно нужна помощь. Те люди, которые пришли,— и есть твои друзья, больше друзей у тебя нет».
Наверное, семейное счастье нельзя построить, добиться, заработать, заслужить. В семье, где есть любовь, его можно получить ― даром. Или, как сейчас принято говорить, «в качестве бонуса».