Колокольня Спасо-Преображенского Валаамского собора возвышается на высокой скале острова Валаам. Вечером на ней зажигается фонарь — как маяк, освещающий путь кораблям. Каждый день сюда, к монастырской пристани, приходят теплоходы с паломниками и туристами из Петербурга, Приозерска и Сортавалы. Кто-то едет на Валаам за новыми впечатлениями, а для кого-то соприкосновение с монастырской жизнью становится настоящим откровением.
На более продолжительное время остаются здесь будущие послушники и те, кто приезжает помогать монастырю, трудники.
Настойчивые удары колокола будят с утра.
Сколько времени?
— Семь часов, вставайте! — на секунду заглядывает в комнату лидер нашей группы Маша в разноцветной косынке и так же быстро убегает.
Это уже не сон.
Мы на Валааме.
С жильем нам повезло: мы живем на втором этаже в царских палатах во внешнем каре монастыря. Когда-то здесь останавливались государи Александр I и Александр II. Александр I приезжал сюда в 1819 году один, как простой богомолец (его визит отличался скромностью и строгостью). А Александр II был здесь в 1858 году вместе с супругой, великой княгиней Марией Александровной. Сейчас в царских кельях живут художники-реставраторы. Верхний храм собора еще реставрируется, хотя большая часть работ уже завершена, и по праздникам там совершаются богослужения. На время художники куда-то уехали, и в царских палатах разместили нас. По вечерам за большим столом можно пить чай в общей келье, всем вместе. Напротив царских палат дверь, ведущая в надвратную церковь Петра и Павла. Днем для туристических групп там поют певчие. Колокольный перезвон прямо за окном, вид на красные кресты знаменитого собора.
Через полчаса машина на ферму. Ничего не успеваем с утра, торопимся.
Водитель заботливо протягивает нам орехи, потом крыжовник.
— Нате, поешьте.
Мы едем по широкой грунтовой дороге на монастырскую ферму, где выполняем свое послушание (любой труд при монастыре называется послушанием) под руководством отца Георгия.
Однажды я опаздываю, наша машина уезжает, и приходится отправиться на ферму пешком. С маленьким рюкзачком на плече, торопясь и путаясь в подоле длинной юбки, я быстро иду по дороге. Кто-то резко тормозит возле меня. Открывается передняя дверь.
— Опоздала? — укоризненно спрашивает меня монах, сидящий на водительском месте. Я забираюсь в машину и смотрю на иконы на лобовом стекле: вот Сергий и Герман, Валаамские чудотворцы, Божья Матерь, святитель Николай Чудотворец — помощник путешественников и мореплавателей. Корабль, на котором мы приплыли на остров, так и называется — «Святитель Николай». Довезя меня до фермы, монах на мое робкое «Спасибо» серьезно и совсем по-доброму отвечает: «Храни тебя Господь».
Перед работой на ферме завтрак. В трапезной правило: слева женский стол, справа мужской. Скоро начнется строгий Успенский пост, а пока скоромный день — на столе омлет, молоко, ряженка, простокваша. Незадолго до нашего приезда соорудили настоящий рукомойник, но многие по старой привычке так и моют тарелки в Ладоге, мостки там скользкие, и не раз уже зло шутили с невнимательными, заставляя поневоле искупаться в озере.
На ферме трудится братия, наемные рабочие и те, кто приехал работать в монастыре за трапезу и проживание (это называется — трудиться во славу Божию) — все больше из числа студентов. Девушки помогают повару в трапезной, чистят картошку, режут салаты, ездят на поля пропалывать свеклу и картофель, убирают сено, складывают дрова в поленницы, собирают яблоки. На нашу долю достается как раз прополка — очень непростая работа на полях в жаркие солнечные дни.
— Бог в помощь,— говорят нам проходящие мимо люди.
— Спаси Господи,— отвечаем мы, быстро привыкая к необычным для мирских фразам. («Ангела за трапезой»,— говорят нам во время обеда. «Ангела во сне»,— перед сном.)
Впрочем, естественно, что у мужчин работа потяжелее: собирают камни, чтобы выкладывать площадку перед зданием фермы, прессуют сено, те, кто не работает на ферме, помогают строить дороги, расчищают площадку для поклонного креста на Ильинском острове (о. Лембос), где построен и освящен новый деревянный храм.
Однажды едем туда и мы. Нас встречает отец Илия и просит убрать территорию возле храма. Еду мы себе готовим сами, чтобы потом пообедать всем вместе за большим деревянным столом на природе.
— А нам сегодня рыбу не благословили,— говорят неожиданно девушки из московского православного медицинского училища, приехавшие сегодня с нами на остров. (Благословением называется разрешение на какое-либо действие. От отца Евгения, эконома, мы получаем благословение на баню и благословение на отъезд, у отца Георгия спрашиваем благословения на то, чтобы брать хлеб и молоко в кельи и в дорогу.)
Мы варим картошку, раскладываем огурцы и помидоры, открываем консервы с кукурузой, завариваем травяной чай из растений, которые найдем на острове.
— Иногда, если пост не строгий, нам батюшка в путешествие и творог благословляет, и сыр,— ловко помогая нам, говорят повеселевшие девчонки. Вместе с мальчиками, прихожанами храма царевича Димитрия и учащимися воскресной школы, они приехали на Валаам на две недели со священником отцом Иоанном и живут лагерем в палатках. Иногда вечерами мы заходим к ним греться у костра и петь песни. У маленькой Ани папа — священник.
— У тебя большая семья? — спрашиваем мы.
— Не большая, не маленькая,— смущенно отвечает чернобровая Аня.— У меня шесть сестер.
Возвращаясь с острова, где расположен Ильинский скит, мы попадаем в шторм. На палубу сначала летят брызги, а потом уже и целые волны захлестывают. Промокнув до нитки, мы все же спускаемся в трюм. А девочки и мальчики из православного училища, сняв обувь, всю дорогу сидят на корме и поют. Мы возвращаемся поздно вечером, пьем чай келейно, на следующий день — снова на ферму.
На ферме живут кошки: некоторые, совсем домашние, ласковые и игривые, греются возле печки и спят на руках, другие — дичатся, боятся людей, прячутся под трапезную и ловят мышей. Во время поста особую еду для них не готовят, так они и едят то же, что и люди — макароны, кашу. Кошки и коровы чихают, люди тоже. Кто-то завез вирус с большой земли — вот и простудились все.
— Немного поболеть — хорошо,— рассуждает монах, забрасывая вместе с нами дрова в поленницу.
— Как же хорошо? — ослабленные простудой, кисло протестуем мы, чувствуя, что что-то стоит за этими словами, ведь не так же просто они говорятся, здесь вообще ничего просто так не происходит.
— Когда болеешь — не думаешь о грехе,— поясняет монах и, весело забросив последнее полено, оставляет нас думать над этими глубокими словами.
Однажды утром мы слышим доносящиеся из леса звуки флейты, над Ладогой плывет туман, вся природа вокруг как бы замирает недвижимо, и некоторое время мы прислушиваемся.
— Как в сказке…— зачарованно шепчет Маша.
— Ага. Это послушник. Он каждое утро играет,— допивая кисель, говорит Костя, учитель английского, приехавший с нами и перебравшийся жить на фермерский сеновал из работного дома.
Мелодия действует волшебно. Теперь мы все хотим играть на флейте. За неимением флейт повар Михаил вырезает нам дудочки из борщевика, показывает, как и куда надо дуть. К нашему огорчению, вместо красивой мелодии у нас выходит шипение и присвисты, поэтому несколько дней подряд, улучив любую свободную минутку, мы достаем наши зеленые дудочки, вымоченные в бочке, и тренируемся, шипя и присвистывая, ловя на себе удивленные взгляды туристов и испытывая поистине ангельское терпение окружающих.
С нами на ферме работают иностранцы.
— How do you do? — приветливо здороваются с ними фермерские трудники.
— Веня,— уверенно улыбаясь, протягивает руку американец Бен.
Иностранцы приехали по волонтерской программе организации «World for you» («Мир для тебя») и работают вовсю. Алекс из Шотландии. Она коллекционирует волонтерские поездки. Это помогает узнавать окружающий мир, приносит много впечатлений, на рюкзаке у нее символы и гербы разных стран. Отзывчивая Клэр — из Англии. Клэр и Алекс не знают русского языка, но зато словенка Урша просто влюблена в него. Вечерами за чаем в келье мы беседуем с ней о русской философии, о Достоевском, о современной России.
Разными путями попадают люди на Валаам, рассказывают, что кто-то из туристов отстал от своих, да так и остался на острове на многие месяцы…
— Пока мы на Валааме, у нас дома все хорошо,— говорит нам экскурсовод, с которой мы приехали на Святой остров, где находится скит преподобного Александра Свирского. Несколько лет жил на Святом острове преподобный в маленькой пещере, выдолбленной в скале, куда может поместиться лишь один человек, а войти в пещеру можно, только низко наклонившись. Так и заходят прибывающие на остров паломники по одному, с поклоном, зажигают свечи перед лампадой, молятся. На острове у нас не так много времени, мы набираем святой воды из колодца, заходим в церковь.
В центре монастырской жизни на Валааме — богослужение. Каждую субботу вечером на острове звонят колокола, возвещая о начале всенощного бдения, которое продолжается до глубокой ночи. В будние дни мы работаем, поэтому в храм ходим по субботам и воскресеньям. В разных скитах начинаются и заканчиваются службы в разное время, но на посещение скитов нужно специальное благословение, а в некоторые скиты вход женщинам вообще не разрешается, поэтому мы ходим в собор.
Лишь однажды, перед праздником Успения, мы снова едем на Ильинский остров. На этот раз — на службу. В новом храме пахнет деревом и ладаном, заканчивается литургия, и готовившиеся к Причастию, сложив на груди руки, один за другим подходят к Чаше.
Перед праздниками старается причаститься большинство верующих.
— Большой грех — как большой камень,— рассказывает нам монах.— О нем не забываешь и обязательно расскажешь на исповеди — тогда как камень с души снимешь. А мелкие грехи каждодневные — они как песчинки, забываются быстро, но все вместе — тяжелее того камня. Поэтому и причащаться надо часто, чтобы ничего не забыть.
Уже глубокой ночью, когда заканчивается всенощное бдение в Спасо-Преображенском соборе и прихожане расходятся, длинная очередь стоит к исповедующим отцам. Каждый кающийся — с надеждой услышать заключительное: «…прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих…».
По праздникам богослужения проводятся в недавно отреставрированном, исполненном величественной красоты верхнем храме собора. В рассеиваемом лишь неярким светом свечей полумраке тихо в унисон поет братский хор. Монашеское пение — необыкновенное. Оно поражает своей аскетической красотой. Об особенностях Валаамского распева писал еще святитель Игнатий Брянчанинов в 1846 году: «Тоны этого напева величественны, протяжны, заунывны; изображают стоны души кающейся, воздыхающей в стране своего изгнания о блаженной, желанной стране радования вечного, наслаждения чистого, святого… Эти тоны — в гармонии с дикою, строгою природою, с громадными массами гранита, с темным лесом, с глубокими водами…».
По приглашению отца Георгия мы остаемся до Успения. Вечером, во время праздничного всенощного богослужения храм наполнится распустившимися белыми лилиями, а монастырский хор будет петь непередаваемое по красоте песнопение «Агни Парфене», молитву, которая когда-то была составлена удивительным чудотворцем последних времен святителем Нектарием Эгинским.
…А пока я сижу на скалах перед Никольским скитом, наблюдая за закатом. Уже холодно, садится солнце, темнеют облака, Ладога едва плещется на камнях, неспешно перелетают большие белые чайки…
Марина Лаптева. Живет в Санкт-Петербурге. Имеет высшее филологическое образование, работает старшим преподавателем кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета, преподает русский язык иностранцам. Автор научных статей.