Не так уж много известно нам о детстве наших новомучеников: внимание мемуаристов, что вполне естественно, сосредоточено на времени их подвижнической деятельности, совершения мученического подвига. Но в случае с царственными особами дело обстоит иначе: ведь они с малолетства окружены всеобщим вниманием, увы, далеко не всегда доброжелательным. К счастью, есть и другие примеры: случилось так, что три года начального обучения императора Николая II проходили в присутствии его ровесника, впоследствии рассказавшего о событиях тех лет…

На восьмом году жизни судьба Володи Оллонгрена круто изменилась, как он тогда считал, к худшему. Ну что же такое, в самом деле: жил себе человек в Коломне, был обыкновенным мальчишкой, сорванцом-забиякой, уже стяжавшим славу третьего силача на своей улице; играл в свинчатки и бабки, лазал на голубятни… И вдруг вместо этой вольницы — переезд в Петербург, в Аничков дворец, где жила в ту пору семья цесаревича, наследника Российского престола Александра Александровича, будущего императора Александра III. Володе сообщили, что отныне он будет жить и учиться вместе с великими князьями, и воображение ребенка, не очень понимавшего, кто это такие, рисовало сказочные кошмары.

Предшествовало этим событиям вот что. Мать мемуариста Александра Петровна осталась молодой вдовой с четырьмя детьми на руках. Маленькая пенсия едва позволяла сводить концы с концами, и пришлось поступить на службу. Она стала классной дамой в Коломенской женской гимназии. В 1875 году ее выпускной класс в числе других представлялся в Зимнем дворце императрице Марии Александровне, и там классную даму с шифром (знаком отличия выпускницы) Екатерининского института заметила супруга цесаревича, великая княгиня Мария Федоровна. После наведения справок она предложила Оллонгрен место учительницы своих детей: семилетнего Николая, по-домашнему — Ники, и пятилетнего Георгия (Жоржика). Старших детей Оллонгрен решено было определить в соответствующие учебные заведения, а Володю, ровесника Ники, оставить при матери.

Примечательный диалог состоялся между цесаревичем и учительницей, поначалу всеми силами отбивавшейся от почетной и хорошо оплачиваемой должности (пугала ответственность). Великий князь так изложил ей свои пожелания насчет воспитания детей: «Имейте в виду, что ни я, ни великая княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу». Александра Петровна представила себе среди великокняжеских сыновей своего уличного сорванца и ужаснулась: «Он драчлив, Ваше Высочество!» — на что цесаревич ответил: «Пустяки, моя милая. Это — до первой сдачи. Мои тоже не ангелы небесные. Их двое… Итак, сударыня… учите хорошенько мальчуганов, спрашивайте по всей строгости законов, повадки не давайте, не поощряйте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные, здоровые русские дети. Подерутся — пожалуйста. Но доказчику — первый кнут».

Так началось трехлетнее, с 1876 по 1879 год, пребывание Володи во дворце. Мальчики быстро подружились, хотя, случалось, и дрались; вместе играли, вместе хулиганили. Об отце Ники и Жоржика Оллонгрен вспоминал: «Это был на редкость веселый и простой человек. Он с нами, детьми, играл в снежки, учил нас пилить дрова, помогал делать снежных баб, но за шалости крепко дирывал за уши. Однажды мы с Ники забрались в Аничковом саду на деревья и плевали на проходящих по Невскому проспекту. Обоим от будущего Александра Третьего был дёр, отеческий и справедливый».

Память мемуариста сохранила трогательные детали из жизни в Аничковом дворце: «Вспоминаю, как иногда, выезжая, например, в театр, родители заходили к нам прощаться. В те времена была мода на длинные шлейфы, и Мария Федоровна обязана была покатать нас всех на шлейфе, и всегда начинала с меня. Я теперь понимаю, какая это была огромная деликатность — и как всё вообще было невероятно деликатно в этой очаровательной и простой семье».

Жизнь маленьких великих князей не была легкой и беззаботной. Родители детей любили, но не баловали. Учебные нагрузки были серьезными: «Теперь, на склоне лет, я, вспоминая дворцовую жизнь, начинаю понимать, какой это ужас, когда ребенку вбивают в голову четыре языка, четыре синтаксиса, четыре этимологии. Какая это путаница, какая непросветная темень!». Но зато и были русские государи превосходно образованными людьми. Как известно, Николай II в совершенстве владел английским, французским, немецким языками, говорил по-датски, имел высшее юридическое и высшее военное образование. Но это было позднее, а пока он под руководством Диди (так Ники называл свою учительницу) писал палочки в прописях и учил наизусть стихи Пушкина.

И во дворце «дети оставались детьми, и ничто детское им не было чуждо. Привозились самые занятные, самые драгоценные игрушки, сделанные в России и за границей, но всё это занимало их внимание только какой-то первый момент. Иное дело выстроить из песку домик для Дедушки (т. е. императора Александра II) или из снегу крепость для защиты России — это было драгоценно». Как и во все времена, игры детей отражали животрепещущие реалии эпохи. Шла Русско-турецкая война 1877–1878 годов, на которую отправился и цесаревич Александр. Дворцовый ламповщик, бывший солдат, рассказывал детям о ходе боевых действий. «Особенно наше воображение поразил переход русских через Дунай. Как это: переход через Дунай? И потом в саду мы изображали это так: маленький Жоржик был Дунаем, ложился на землю, а мы с Ники через него “переходили”, причем Дунай, чтобы сделать трудности, шпынял нас ногой в зад».

Большое внимание уделялось религиозному воспитанию. Дети охотно посещали дворцовую церковь и невозможность пойти на службу воспринимали как лишение. Без родителей их в храм не пускали, а те не всегда могли присутствовать на богослужении, и «тогда все маленькие сидели дома и очень огорчались: пение хора доносилось издалека, а пел хор воистину по-ангельски». Особенно запомнились Оллонгрену службы Страстной Пятницы: «В Пятницу был вынос Плащаницы, на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники, он на весь день делался скорбным и подавленным и всё просил маму (т. е. А. П. Оллонгрен) рассказывать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глазенки его наливались слезами, и он часто говаривал, сжимая кулаки: “Эх, не было меня тогда там, я бы показал им!”. И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроем разрабатывали планы спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас».

Став взрослым, Николай II не забывал свою первую учительницу. После окончания службы в Аничковом дворце Александра Петровна была назначена начальницей Василеостровской женской гимназии. Императора она видела нередко (в царской семье вообще было принято бывших кормилиц, нянь, воспитателей августейших особ приглашать во дворец в дни Ангела их питомцев, на Рождество и на Пасху). Но Александра Петровна бывала во дворце еще и по делам гимназии. Минуя официальные инстанции, решавшие вопросы об освобождении от платы за учебу детей из малообеспеченных семей, она приходила прямо к царю, который не только оплачивал обучение этих детей, но и оказывал щедрую помощь их семьям, всегда запрещая Диди говорить, от кого эта помощь исходит.

Вообще, благотворительная деятельность Николая II — отдельная тема. Весьма скромный в личном быту, годами донашивавший старые вещи, царь на всевозможные добрые дела тратил огромные средства. Порой возникает впечатление, что он материально помогал всем, кто ни попросит. Флигель-адъютант А. А. Мордвинов вспоминал, как управляющий Кабинетом Его Величества Н. Д. Оболонский сказал ему однажды о царе: «Он скоро раздаст всё, что имеет». (Оболонский на этом основании хотел даже покинуть занимаемый пост.) После Февральской революции, находясь в заключении в Царском Селе, государь, несмотря на официальное объявление о его низложении и аресте, продолжал получать просьбы о помощи и, по мере сил, удовлетворял их, хотя его средства были теперь весьма ограниченны.

Но вернемся к книге. Как сложились в дальнейшем судьбы ее героев? О трагической и одновременно величественной участи царя-мученика ныне известно всем. В 1899 году в возрасте двадцати восьми лет безвременно скончался от туберкулеза великий князь Георгий Александрович. Два года спустя умерла Диди. Полковник Владимир Константинович Оллонгрен был комендантом Севастополя, затем — бакинским градоначальником. В годы Гражданской войны сражался в рядах Белой армии и, пережив трагедию ее поражения, в ноябре 1920 года ушел в эмиграцию. Жил во Франции, где и умер в 1943 году. За несколько лет до смерти он познакомился с писателем Ильей Дмитриевичем Сургучёвым (1881–1956), которому и рассказал о своей детской дружбе с Николаем II. Сургучёв записал и литературно обработал воспоминания Оллонгрена; он и значится автором книги, впервые изданной в Париже в 1953 году. В нашей стране она стала доступна после перестройки. Вышло множество переизданий, что свидетельствует о ее востребованности читателем.

Газета «Православная вера» № 13 (585)