14.XI. Понедельник. Утром был в Банке Леуми. Целый час там наводил справки о возможности реализации купонов, а также принимал на текущий счет присланную арендную плату. Затем поехал в Горний. Осмотрел наши границы. Нашел новую палку с номером. Выбросил ее. Осматривал домики и все те места, которые требуют срочного ремонта, лазил по крышам, осмотрел пресс для масла и корыто на крыше. Прошли в дом бывшей игумении Тавифы, осмотрели все комнаты. Я поручил благочинной матери Евгении и ее помощнице матери Викторине закончить опись. Вернулся в Иерусалим. После обеда отдыхал минут 5. Писал письмо отцу Михаилу. Обсуждал план банкета в честь именин отца Михаила. Составил проект списка приглашенных гостей. Вечером позвонил Верховному раввину д-ру Герцогу. Что надо, позвоните ему в 9 часов утра, нет дома. Лег спать в 11 часов вечера. Устал.
15.XI. Вторник. Был утром в банке. Получил, наконец, все, что следовало. Звонил Верховному раввину (с переводчиком). Он пригласил меня к себе. Поехал. В дверях нас встретил молодой человек в очках — секретарь. Пригласили и Иоиля как переводчика. Ему сразу принесли шапочку на голову. Раввина я пригласил в воскресенье на прием. Он сначала сказал, что по вечерам ничего не ест. Я сказал, что у нас будет больше разговор, чем еда. Не хотите — не кушайте ничего. Тогда он почти согласился. Мне он сказал, что в газете была статья о том, что он и я были в Советском Посольстве на приеме и будто бы мы говорили на иврите. Затем он просил меня узнать, почему он долго не получает писем от раввина Соломона Шляйфера из Москвы по вопросу о тех женщинах, которые хотят выйти замуж (поскольку они — разведены), но мужья которых находятся в СССР. Он спросил, не знаю ли я еврейскую секту, которая находилась раньше под Киевом, в Умани и которая очень почитала захороненного там раввина. Потом спросил, не знаю ли я раввина Мазе, который жил лет 40 тому назад. Я сказал, что не знаю, но что если бы и знал, то забыл, потому что мне в голову не приходило, что буду когда-то жить в Израиле. Он засмеялся и сказал: «Да, верно». Принесли чай. Раввин сказал: «Я вообще чаю не пью, но из любви к Вам велел подать его и сам буду пить». По окончании беседы я уехал. Посетил д-ра Варди и пригласил его на банкет. Просил его пригласить также д-ра Кольби и вице-министра Вархафтика. В коридоре встретился с Ксантопулосом. Вечером служили всенощную собором. Спели величание. Прикладывались к частице мощей святого Георгия.
После службы я с Микелем ходил к абиссинцам, но никого не застал. За ужином и за обедом впервые в жизни кушал вареных улиток-слизняков, которые по вкусу напоминают что-то вроде грибов. Звонил по телефону президенту Верховного суда г-ну Ольшану и адвокату Руда. Пригласил их на вечер в воскресенье. Днем пригласил адвоката Кронгольда с супругой. Беседовал с ним о юридическом оформлении участка [в] Лубие и «Места сидения».
Между прочим, когда я беседовал с Верховным раввином, он сказал: «А Вы знаете, при королеве Хамзике вся Русь чуть ли не сделалась еврейской. Вот-вот и все приняли бы иудейскую религию». Я ответил, что про Хамзику я ничего не знаю, зато знаю, что при князе Владимире был выбор вер, он беседовал с многими представителями разных религий, и он выбрал православную веру. Раввин сказал: «Я думаю, что еврейского представителя не было у князя Владимира, а иначе он убедил бы его». Я ответил, что как раз еврейский представитель и был, да князь Владимир отверг иудейскую религию.
Подобный разговор состоялся сегодня в банке с господином в шапочке по имени Иоиль. Он спросил: «А знаете ли Вы, какое у меня имя?». Я ответил: «Да, это имя одного из малых пророков». Он обиделся и сказал: «Нет малых пророков. Все большие». Я говорю: «Да, но одни пророки написали много, другие мало, вот так их условно и называют у нас». Иоиль сказал: «В таком смысле — да». Затем он спросил: «Как ваша Церковь учит о Мессии?». Я говорю, что Он уже приходил, а второй раз придет при конце мира. Он говорит: «А как же протестанты учат, что Он придет теперь?». Я говорю: «Не все протестанты так учат, но лишь некоторые их ветви». Иоиль говорит: «А мы тоже считаем, что Мессия придет при конце мира. Я очень много читал книг по богословию, в том числе и протестантские книги. Поэтому я разбираюсь в богословских вопросах». Я ответил ему: «Что ж, очень хорошо, что Вы разбираетесь…».
16.XI. Среда. Рано утром я, мать Гавриила, мать Викторина и супруга г-на Ксантопулоса поехали в Лидду на празднование святого великомученика Георгия[1]. В Лидду прибыли около 8 часов 30 минут. Вошел я в алтарь и пришел в ужас: на Горнем месте — вешалка, висят рясы, шляпы, зонтики. Перед престолом какая-то ступенька с выщербленными досками, покрытыми ковром пятивековой давности. Два священника были уже в облачении. Это облачение представляло собою нечто среднее между цыганским одеянием и одеждою клоунов в театре. На облачении из красного шелка заплаты из белой материи — кривые и косые, как лохмотья. 
Из-под фелони тянутся какие-то веревочки и тесемки. На престоле, как обычно, лежат служебники, стоят ржавые подсвечники, лежит какое-то облачение, очки, записные книжки, портсигары, записки и прочее. Проскомидия была уже совершена. Вместо просфоры (она здесь одна, а не 5, как у нас) употреблена лепешка величиною с тарелку и толщиною в два моих пальца. Антидор ни на что не похож: какие-то куски бесформенные, общипанные. В алтаре ходило шесть или семь архимандритов: они переходили перед престолом, останавливались, разговаривали, шутили, проходили через Царские врата. Со всеми я поздоровался: «Калимерас!»[2]. Очень скоро мне разыскали «самое лучшее» облачение. Все пошли на встречу митрополита, который оказался справа у колонны в стасидии. Кстати, в иконостасе не оказалось южных дверей, только северные. Взяли у митрополита благословение и пошли через Царские врата облачаться. Мне нашли красивую палицу и пояс. Набедренников у греков не существует. Запели какую-то службу. Минут через 10 митрополит вошел в алтарь и стал здесь облачаться, затем он вышел через Царские врата на свое место и сел там.
Клирос продолжал что-то петь. Вдруг ко мне подошел один из священников и сказал: «Вы будете сказать “Благословенно Царство…”». Меня это несколько удивило: ведь в алтаре служило 4 архимандрита. Но при возгласе диакона «Евлогисон, деспота!»[3] я сказал «Евлогимени и Василиа…»[4]. Затем поклонился митрополиту. Позже я убедился, что это дело вовсе не нужное. Никто из священников после возгласа митрополиту не кланялся. По-гречески же я произнес и «Яко подобает…». Позже выяснилось, что на престоле стоял маленький микрофон, и все богослужение транслировалось по радио. Позже монахини в Горнем говорили мне, что они по радио слушали всю нашу службу. Итак, совершенно неожиданно я стал исполнять роль протопресвитера. Далее за мною стояли: архимандрит Нифон с Фавора, архимандрит Дионисий из Каны, архимандрит Ибрагим из Акко, архимандрит Феоктист из Крестного монастыря и какой-то слепой священник из Рамле[5] (араб). Евангелие читалось на греческом, арабском и славянском языках. По-славянски читал я. Возглас «Призри с небесе…» митрополит произносил на трех языках на три стороны. После последнего Евангелия арабский священник говорил проповедь, после которой митрополит сразу сказал: «Яко да под державою…», и началась Херувимская песнь. Когда пели «Святый Боже…» (12 раз), то на Горнее место никто не ходил. На Херувимской кадил сам митрополит. Вход совершался через всю церковь. Мне дали нести потир. Митрополит поминал по-гречески все как надо, а затем по-русски сказал: «Всех вас православных христиан…». После ектении — «Верую…» читалось. Митрополит дал мне сказать «Поюще, вопиюще…». После причащения все стали разоблачаться. Литургию заканчивал один митрополит, да еще архимандрит Дионисий, потреблявший Святые Дары. Половину возгласов митрополит Исидор делал по-гречески, половину — по-арабски, возгласа 4 сказал по-русски. 
После литургии митрополит долго благословлял народ, которому раздавался «антидор» в виде покрошенных больших лепешек, таких же, какая была употреблена для Агнца. Вдруг я увидел, что в алтарь вошли человек 7–8 девушек лет по 15–16, которые требовали просфоры. Они подошли к самому жертвеннику. Находившийся в алтаре араб в длинном халате подошел к скамейке, на которой стопочками лежали лепешки-просфоры. На их нижней стороне было что-то написано чернилами. Он смотрел на эти надписи и тут же раздавал девушкам их просфоры. По окончании благословения все духовенство во главе с митрополитом пошло в трапезную, предводительствуемое двумя кавасами с палками и в шапках. Своими жезлами они яростно стучали по каменному полу. Затем по храму стал ходить какой-то полицейский с револьвером. Два рабочих-радиста убирали радиостанцию. А ведь во время литургии раздавался сильный крик, разговоры, стук, перекличка какая-то. И все это шло в эфир! На банкете сначала пили коньяк (по 30 гр., в рюмочке) с конфетами (над церковью, во втором этаже), а затем перешли в помещение архимандрита, настоятеля этого храма. Это был тот самый, что съел у нас в Миссии кошерную пищу на столике в день Святаго Духа. Во время банкета какой-то араб закатил речь на 25 минут. Слушали его д-р Варди, д-р Мендес, другие представители Министерства религий, греческий консул и другие высокие гости. Затем говорил речь отец Симон (минут 5–6), затем еще какой-то араб. Казалось, что каждый из докладчиков разносил присутствующих в пух и прах — такой пафос был в их речах. После второго коньяка и второго кофе все поехали в Рамле. Там был обед, продолжавшийся около часа с лишним. За обедом я все время разговаривал по-немецки с д-ром Мендесом, г-ном Зиппером (из Тель-Авива, представитель Министерства религий) и госпожой, которая имеет крестной матерью своего ребенка г-жу Ксантопулос. Г-жа Лютфалла тоже присоединилась к нашей немецкой беседе. Говорили о погоде, о природе, о службе сегодняшней, о положении религии в СССР и прочем. Г-н Мендес сказал, что он родился в Риме. После обеда все гости расселись по диванам, и беседа продолжалась еще часа три. Наконец, я не выдержал, простился со всеми и отправился домой. По пути, в Иерусалиме, заехал к архимандриту Игнатию в Катамон. Вручил ему несколько фотоснимков, пригласил его во вторник на банкет. Регистрация книг в библиотеке достигла 8700 экземпляров. Это еще меньшая половина всего количества.
18.XI. Пятница. Утром в 6 часов 45 минут поехал в Назарет и Тивериаду. Утром было прохладно, и я ехал в шерстяной рясе и камилавке. В Назарете посетил Оде Халлака. Вручил ему номера ЖМП, затем вместе с ним был с визитом у городского головы г-на Амина Джюрджюра[6], который хорошо говорит по-русски. В Назарете до I Мировой войны была русская школа, в которой многие арабы учились и потому знали русский язык. Когда голова говорил, что на Востоке без России нет Православия, то на его глазах были слезы. Затем я посетил митрополита Исидора, как бы неофициально, по пути, вручил ему журналы и фотографии. У Оде Халлака пили чай и фотографировались. Проехали мимо Лубие. Там в лесах стоит цементный столб с табличкой о том, что это — участок Русской Духовной Миссии. В Тивериаде на берегу масса народа: мужчин и женщин. Крестили какую-то еврейку баптисты. Сделал выговор Варваре за то, что это произошло без разрешения Миссии на нашем участке. Поехал в город Тивериаду посмотреть на ремонт дома. Пообедали. Приехали Микель и Черток. Поговорили о хозяйственных делах и пошли купаться минут на 20. Домой вернулись вечером.
20.XI. Воскресенье. Служил литургию в Иерусалиме, а отец Владимир — в Яффе. В соборе было человек 20. Произнес поучение на тему об исцелении женщины и о воскрешении дочери Иаира. Объявил в храме, что вечером будет всенощная и о том, что завтра — день Ангела отца Михаила. Днем был в банке (в банке ведь выходной в субботу!). Пришел ювелир. Днем загорал на крыше собора. День был жаркий. Вечером собором служили всенощную. После ужина приготавливал комнаты к приему гостей. В 20 часов 01 минуту приехал адвокат г-н Руда с женой, затем — г-н Кронгольд с женой, потом — д-р Варди. Во время нашей беседы появился д-р Кольби и представитель д-ра Вархафтика — какой-то кошерный еврей. Присутствовал отец Владимир. Беседа протекала в мирной атмосфере. Заговорил с д-ром Кольби о том, что мы пока ни в каких комиссиях не будем участвовать, дождемся, пока Советское Посольство уведомит нас об ответе Министерства иностранных дел. Д-р Кольби сказал: «Хорошо, мы ответим, что мы с Вами беседовали и что предстоит комиссия для рассмотрения вопроса». Я сказал, что это не будет правильным ответом. Это — верчение в колесе. Разошлись гости в 11-м часу все сразу, толпой. Пришлось затопить электрическую печку, так как в комнатах было холодно.
[1] Память Обновления храма великомученика Георгия в Лидде (IV в.)
[2] Καλημέρασ (греч.) — Доброго дня!
[3] Ευλόγησον, δέσποτα (греч.) — Благослови, владыко!
[4] Ευλόγημένη η Βασιλεία (греч.) — Благословенно Царство…
[5] Рамле — город в Израиле, расположен в 20 км от Тель-Авива. Сегодня в Рамле интересны 30-метровый минарет мечети «Белая башня» (XIII в.), церковь Никодима и Иосифа (1902 г.) и уникальный подземный арочный бассейн.
[6] Так в рукописи.
Еще материалы по теме:
- Иерусалимские дневники: ноябрь 1955 года. Часть 1
- Иерусалимские дневники: октябрь 1955 года. Часть 2
- Иерусалимские дневники: октябрь 1955 года. Часть 1
- Иерусалимские дневники: сентябрь 1955 года
- Иерусалимские дневники: август 1955 года