Родился будущий владыка Моисей (в миру Михаил) 20 октября 1770 года в селе Тешилове, в 20 верстах от Троице-Сергиевой лавры. Отец его, Илья Иванов, служил священником в местной Покровской церкви и имел пятерых детей. Содержать их на скудные доходы священника было крайне трудно — по признанию владыки Моисея, воспитывался и рос он «в бедном состоянии». И лишь помощь окрестных помещиков, особенно М. Н. Нарышкиной и П. П. Щербатова, позволила родителям дать детям хорошее образование.

К 10 годам Михаил овладел грамотой, бойко читал и пел в церковном хоре. В 1780 году его вместе с братом-близнецом определили в Дмитровское духовное училище, где Михаил получил начальное образование и фамилию Близнецов. Окончил его в числе первых учеников и был направлен в Троице-Сергиевскую семинарию. Здесь он развил свои дарования под руководством митрополита Платона, который принял талантливого юношу на своё содержание и стал его непосредственным наставником. Как воспитанник митрополита Михаил получил новую фамилию — Платонов. Впечатляющим успехам семинариста Близнецова-Платонова способствовали его природные дарования, соединённые с необыкновенным трудолюбием и крепостью сил телесных. Особенно он отличался на диспутах, в сочинении и произношении речей на русском, греческом, латинском и французском языках. В 1792 году Михаил блестяще окончил семинарский курс, и митрополит Платон назначил его учителем греческого, а через три года — еврейского языка.

Много позже владыка Моисей писал: «Всегда от юности моей пленён был я жизнью уединённою, где можно беседовать безмятежно с Богом, с природою, с верою, с науками и с самим собою; от юности возлюбил я иноческое житие. Самые возлагаемые на меня должности по различным званиям, сопряжённые, конечно, и по необходимости с кругом мира, по соотношениям житейским и гражданственным, не могли никогда отвлечь от уединения». По совету и наставлению митрополита Платона Михаил 14 августа 1795 года принял постриг и был наречён Моисеем. Вскоре его назначили префектом (инспектором) Лаврской семинарии и поручили преподавать курс философии, а с 1797 года он стал исполнять и обязанности соборного иеромонаха.

В феврале 1800 года Моисей переводится в Москву, где посвящается в сан архимандрита, получает в управление Златоустовский, затем Богоявленский монастырь; одновременно его назначают преподавателем философии и префектом Славяно-греко-латинской академии. Спустя четыре года Моисей становится настоятелем Заиконоспасского монастыря и ректором Московской академии. С 1804 по 1807 год он с честью управлял Академией, преподавал курс богословия и приобрёл широкую известность проповедованием Слова Божия. Из многочисленных проповедей и поучений, с которыми он выступал в Москве, пять были изданы отдельными брошюрами Московской синодальной типографией — все они отличались ясностью слога, образностью и глубоким содержанием. Замечательно проявил он себя и как ректор Духовной академии. Его непосредственные наставники митрополит Платон и викарный епископ Августин (Виноградский) стали его ближайшими сподвижниками и соратниками.

В начале XIX века Платон, Августин и Моисей были самыми авторитетными духовными лицами Московской епархии. Объединёнными усилиями они провели ряд мер, направленных на реформирование всех сторон академической жизни. По ходатайству ректора, поддержанного митрополитом, император Александр I в 1807 году подписал указ, согласно которому государственное финансирование Славяно-греко-латинской академии возросло в два раза, что позволило повысить жалованье всем наставникам, увеличить более чем втрое число казённокоштных воспитанников, обустроить академическую бурсу и пополнить библиотечный фонд учебными пособиями и книгами духовного содержания. Как только указ поступил в Академию, Моисей распорядился «выдать жалованья за весь 1807 год, дабы и учащиеся, и учащие немедленно могли воспользоваться щедротами Монаршими и пролить новые слёзы благодарности пред лицом сердцеведа Бога, моля непрестанно благость Его о здравии и благоденствии Его Императорского Величества».

Весьма важным подспорьем для Академии оставались пожертвования частных лиц как светского, так и духовного сословий. При ректоре Моисее их количество заметно выросло. Существенно преобразовались программа обучения и методы преподавания. Значительно расширился круг академических предметов — вводились медицина, герменевтика, церковная история, пасхалия, пастырское богословие, каноническое право. А нотное пение и церковный устав стали изучать с первого курса. Моисей стремился к тому, чтобы и наставники, и воспитанники Академии отдавали предпочтение учебным и методическим пособиям, подготовленным российскими учёными. Всеобщую церковную историю, например, в Академии изучали по книге архиепископа Мефодия (Смирнова), историю Русской Православной Церкви — по «Краткой российской церковной истории» митрополита Платона, а Церковный устав — по работам архиепископа Феоктиста (Мочульского).

За праведные труды на поприще служения Церкви и Отечеству Моисей в 1807 году был награждён орденом св. Анны второй степени. В начале следующего года его вызвали в Петербург на чреду священнослужения и проповедования. Когда скончался ректор Петербургской духовной академии Флавиан (Ласкин), Моисею поручили временно управлять Академией.

Ректорские обязанности он исполнял около двух месяцев — 23 марта 1808 года указом Св. Синода его назначили епископом Пензенским и Саратовским. Хиротония состоялась 29 марта в Исаакиевском соборе. При посвящении во епископы присутствовал император Александр I, который в знак своей благосклонности пожаловал владыка Моисею архиерейскую парчовую ризницу кофейного цвета.

Преосвященный Моисей прибыл в Пензу 24 июня 1808 года. Лишь три года владыка Моисей занимал архиерейскую кафедру в Пензе, но его влияние на духовно-нравственную жизнь епархии было весьма заметным и ощутимым. Первостепенное внимание он уделял просвещению паствы в истинах веры и благочестия.

Сразу же по приезде в Пензу Моисей повелел консистории известить духовенство епархии: всем служителям Церкви надлежало непременно отдавать своих сыновей 10 — 13 лет в семинарию, а необученных детей более старшего возраста отправлять в пономарскую школу. «Уже никто не может подавать прошение на церковнические места кроме учеников семинарий или учеников русской школы», — гласило распоряжение владыки. Воспитанникам духовных учебных заведений Моисей посвящал значительную часть своего времени. Он часто бывал в семинарии, поощряя её питомцев к занятиям науками; многим оказывал личную поддержку и брал на своё попечение тех, кто своими успехами, дарованиями и поведением подавал благую надежду. Для руководства семинарией Моисей пригласил из Московской духовной академии своего давнего и доброго знакомого, замечательного проповедника и катехизатора Алексея Нарциссова, в монашестве Аарона. Совместными усилиями они подготовили новую программу обучения и перестроили преподавание в соответствии с традициями русской духовной школы. По свидетельству современников, «семинария цвела», её воспитанники по качеству и уровню подготовки мало чем отличалась тогда от выпускников столичных семинарий.

В 1809 году на имя Моисея поступило ходатайство от протоиерея Дубовского — об открытии в Вольске училища на средства духовенства, изъявившего «желание жертвовать на это каждое полугодие по 2 рубля 50 копеек до тех пор, пока сему училищу достаточная сумма от иных средств начальством определена не будет». Преосвященный живо откликнулся на это благое начинание. Однако открытие Вольского духовного училища затянулось на долгие годы, и отнюдь не по вине духовенства.

В это же время шла оживлённая переписка с протоиереем Скопиным об учреждении духовной гимназии в Саратове. Обращаясь к епископу, Скопин в октябре 1808 года писал: «В рассуждении дома под гимназию доношу вашему Преосвященству следующее. Есть таковой в монастыре саратовском, для сего самого предмета выстроенный из складочной священноцерковной суммы при Преосвященном ещё Никифоре, архиепископе Астраханском. Он имеет в длину 8, а в ширину 7 сажен. На поправку сего дома по смете, сделанной при Преосвященном Гаие, епископе Пензенском, потребно 631 рубль. Поправка состоять должна в сделании вновь фундамента каменного, новой крыши и в обновлении дверей, окон, печей и прочего… Сумму на сие употребить можно также собрав от доброхотодателей, коими он и выстроен, разумея я таковыми священно-церковнослужителей тех уездов, кои к Саратовской гимназии причислены будут. Место для дома гимназического удобнейшим кажется при Воздвиженской церкви, где прежде был девичий монастырь, так как оно ближе к средине города и огорожено всё каменною стеною. Впрочем можно представить и в мужском саратовском монастыре — сие зависит от воли вашего Преосвященства — помещаемое же ныне в нём духовное правление должно перевесть в каменные покои, находящиеся тож у Воздвижения, кои были прежде принадлежность девичьего монастыря, исправив их несколько. Учителей могу рекомендовать вашему Преосвященству троих священников, Сергиевского — Егора Голубева на класс синтаксимы, а на класс этимологии Воздвиженского — Иосифа Каракозова и Вознесенского — Ивана Крылова; на класс риторический и французский способными никого не знаю». К сожалению, все предпринятые меры по учреждению духовной гимназии оказались безрезультатными, так как в 1811 году случившийся в городе пожар практически уничтожил саратовский Спасо-Преображенский мужской монастырь, серьёзно пострадали и многие городские храмы, в том числе Крестовоздвиженская церковь.

Успешнее шли дела по открытию духовных школ в других городах епархии. В 1808 году было учреждено четыре училища — в нижнеломовском Казанском и саранском Петропавловском монастырях, а также в городах Инсаре и Городище, где местные священники Тимофей Матвеев и Никанор Миловский открыли школы на собственные средства в своих домах. Числом учеников и благоустройством особо выделялась школа при Казанском монастыре, архимандрит которого Израил, «отделив на богоугодное дело сие с согласия всей братии навсегда ежегодно от монастырских неокладных сумм 200 рублей и от кружечного монашествующих дохода 200 рублей, а всего 400 рублей, устроил в оном монастыре комнаты училищные, расположил предметы учения с утверждения Преосвященного, собрал учителей и, сам будучи деятельным и примерным надзирателем сего училища, уже имеет в своём смотрении более 100 человек учеников, снабдил книгами сию школу и 11 человек беднейших содержит своим коштом, сверх сего наклонил к пособию для той же школы Сканского монастыря строителя Корнилия и Краснослободского Геннадия с братиею, ежегодно определивших по 150 рублей , а от обоих — 300 рублей», — так писал епископ Моисей в доношении Св. Синоду. Шестерым духовным лицам Св. Синод «за подвиги их для Церкви и общественной пользы» объявил благословение, а император Александр I по представлению синодального обер-прокурора А. Н. Голицына подписал указ о награждении архимандрита Казанского монастыря Израила орденом св. Анны второй степени, архимандрита Петропавловского монастыря Арсения (впоследствии настоятеля саратовского Спасо-Преображенского монастыря) — наперстным крестом, священников Матвеева и Миловского — фиолетовыми бархатными скуфьями. Награду получил и преосвященный Моисей — орден св. Анны первой степени.

Владыка, будучи блестящим и мудрым проповедником, использовал всякий открывшийся случай, чтобы преподать слова увещания, наставления и утешения. В своих поучениях он обращался и к религиозно-нравственным, и к церковно-догматическим темам. Слова и речи архипастырь говорил, как правило, без особой подготовки. Требовательно и трепетно относился он и к проповедованию Слова Божия духовенством епархии. Он непременно просматривал каждую проповедь, составленную священнослужителями, вносил правки и давал рекомендации, лично утверждал расписание изустных проповедей, предназначенных для сказывания в кафедральном соборе. Моисей завёл такой порядок: каждому священнику вменялось в обязанность подготовить не менее четырёх, а диакону — не менее трёх проповедей. «Не сказавших указанного числа проповедей штрафовать за каждую проповедь: диакона — по 1 рублю, простого священника — по 1 рублю 50 копеек, благочинного, судью или протопопа — по 2 рубля». Конечно, такие нововведения не могли, да и не были рассчитаны на то, чтобы в одночасье переменить представления, привычки и правила, устоявшиеся в среде приходского духовенства, но они закладывали основы, создавали условия и открывали перспективы для изменений и развития.

Архипастырь строго следил, как исполнялись его распоряжения. Вот примечательная резолюция Моисея на рапорте ключаря кафедрального собора о том, что вольский священник Василий Иргизов своевременно не явился для сказывания проповеди: «Попа, не исполнившего своей должности, оштрафовать рублём и записать в журнал; а отговорки болезни и подобные не принимать, ибо он предварительно о сем должен уведомить, а проповедь хотя по почте прислать». Невозможно было рассчитывать на архипастырское снисхождение и тем пасомым, кто по нерадению своему длительное время не исповедовался и не причащался. В подобных случаях применялось духовное врачевание — чаще всего шестинедельные епитимии: хождение в церковь во всякое священнодействие, молитвы, пост, земные поклоны, наставление духовника.

При епископе Моисее были существенно изменены условия и порядок замещения священнических мест. Буквально через неделю после приезда в Пензу он повелел консистории издать указ, направленный на устранение волокиты при решении ставленнических дел и предусматривавший повышение требований к образованию и морально-нравственному облику соискателей. «Сие нужно сделать и для того ещё, — подчёркивалось в консисторском предписании, — дабы Его Преосвященству видеть лично каждого подчинённого просителя качества, достоинства и надобности, почему каждому просителю его Преосвященство сам лично не преминует учинить испытания в чтении, пении и знании Закона Господня».

Владыка в 1809 году составил специальные правила для благочинных, чтобы они «вразумительнее понимали свою должность, с пользою к облегчению консистории оную исполняли» и не обременяли причты «частыми и излишними разъездами», а в 1811 году разработал подробную, из 22 пунктов, инструкцию для «сохранения и приращения свечной церковной суммы».

Владыка Моисей никогда не прибегал к «голому» администрированию, а действовал по преимуществу советом, убеждением и разъяснением, проявляя долготерпение и снисхождение. К принуждению и наказанию обращался лишь в самых крайних случаях. Конфликты и недоразумения, чем была так богата тогда жизнь приходского духовенства, чаще всего гасил словом, увещанием, примирением сторон, предоставляя провинившимся возможность осознать и искупить вину. «Вообще, он был снисходителен ко всем низшим себя. Ежели кого огорчал, то старался вскоре загладить сие огорчение. Слабости подчинённых прощал столько, сколько требовало того человеколюбие и долг вручённой ему власти», — отзывался о владыке Моисее хорошо знавший его архимандрит Гавриил (Городков).

Владыке приходилось неоднократно сдерживать и умерять административный пыл служащих духовных правлений. Вот лишь несколько примеров. За хищение церковных денег (7 копеек) Вольское духовное правление в 1808 году постановило уволить от должности дьячка села Сосновки Егора Иванова, а его мать, пытавшуюся защитить сына, сослать в монастырь под епитимию на два месяца. На определении духовного правления Моисей написал: «Отрешить дьячка от места, и туда он может проситься, где его согласятся принять прихожане, а мать оставить без прикосновения, ибо ежели сын наказывается, то и мать, живущая на его содержании, чрез то самое также наказывается».

Вольское духовное правление во избежание побегов священнослужителей в старообрядческие скиты и монастыри в 1811 году предложило отбирать ставленные грамоты и переместительные указы у священников, против которых по тем или иным причинам возбуждалось служебное расследование. На это владыка ответил: «Правление не в своё дело ввязалось, об этом думает и рассуждает архипастырь. Оставить сию бумагу без внимания… А при том и рассуждение глупое: по одним догадкам отнимать грамоты, ибо духа пророчества никто не имеет; тем паче, что бегут и не назначенные под епитимию».

Миролюбием и состраданием отмечены все действия Моисея и в отношении старообрядцев, которых он считал людьми заблудшими, но не потерянными, а потому никогда не оставляла его надежда на их возвращение в лоно Матери-Церкви. Впервые с проблемой раскола он столкнулся летом 1808 года, когда консистория получила сообщение священника села Чертанлы (ныне город Новоузенск) о быстром росте числа старообрядцев в заволжских селениях. Расследование этого дела епископ поручил протоиерею Н. Г. Скопину, который впоследствии свидетельствовал: «Конец сего был такой, что раскольники губернатором обязаны подписками, дабы никого в свою секту не привлекали».

Сам Преосвященный при каждом обозрении епархии непременно посещал главные центры старообрядчества — Иргиз, Вольск, Хвалынск и Саратов. Не угрозами и не принуждением, а Словом Божиим, добролюбием и своим авторитетом пытался он влиять на «малоутверждённых в истине веры и достойных посему сожаления, яко отторгающихся от единства Церкви». Разработанные его учителем, митрополитом Платоном, правила единоверия служили для владыки Моисея главным руководством во взаимоотношениях со старообрядцами. При посещении архипастырем Вольска местные старообрядцы обратились к нему с просьбой разрешить бежавшим к ним священникам пребывать в их скитах, свободно отправлять службу по старопечатным книгам и совершать у них все христианские требы. Владыка дал согласие и обещал, что «всякого к ним зашедшего священника оставит он охотно» при соблюдении таких условий: каждый раз следовало уведомлять его о принятых священнослужителях специально составленным актом, одобренным всей братией и подписанным настоятелем. Преосвященный разъяснял, что «против их совести ни в чём поступлено не будет», ибо он «не присоединения их к Церкви и зависимости ищет, а только соблюдения порядка в отлучках священников». Старообрядцы не возражали. Вскоре составили первые списки, их уже приготовили отправить в Пензу, но тут от московской Рогожской общины прибыли уполномоченные, которые, совершенно не зная характера Моисея, усмотрели в его действиях какой-то подвох и вынудили саратовских старообрядцев уничтожить подготовленный документ.

Подобные случаи, когда старообрядцы без достаточно веских на то оснований нарушали согласованные договорённости и установленные правила, были нередки, что, конечно же, весьма огорчало владыку. Но он не злобился и не гневился, а сохранял выдержку и проявлял терпимость. Так, в 1809 году обнаружилось, что вольские старообрядцы самовольно приступили к строительству церкви. Преосвященный несколько раз пытался выяснить мотивы столь явного игнорирования действующих указов светских и духовных властей. Однако на все запросы Моисея и неоднократные его заверения не препятствовать возведению церкви, если к нему обратятся за разрешением, старообрядцы ограничились по существу отписками и продолжали строительство, ссылаясь на разрешение, данное им губернатором П. У. Беляковым. Тогда последовало распоряжение епископа: «Чрез благочинного объявить о сем градской полиции, что ежели сие дело не будет остановлено, то о сем от нас будет донесение чрез Святейший Синод к Его Императорскому Величеству. Между тем сообщить о сем в губернское правление, дабы оно со своей стороны не покоряющихся законам Его Величества от буйности удержало. При том же мы архипастырским словом уверяем всех так называемых раскольников, что они получат от нас позволение строить церкви, коль скоро отзовутся к нам о сем». К распоряжению была сделана приписка: «И для чего же после сего им быть нарушителями и церковных, и гражданских законов? Чем это вызвано, объяснить трудно». Старообрядцы и в этот раз не прислушались к слову архипастыря.

Свои сложности существовали в отношениях между епископом и местными органами государственной власти. В их основе лежали постоянные притязания светских властей включить в круг своего ведения те или иные прерогативы власти духовной. Такого рода попытки, даже если они и были продиктованы самыми что ни на есть благими намерениями, но противоречили установленным Церковью нормам и правилам, не оставались без внимания епископа. В строгом разграничении полномочий духовной и светской власти владыка Моисей усматривал важнейшее условие сохранения самостоятельности Церкви и выполнения предначертанных ей функций.

Отношения со светскими властями часто осложнялись и из-за правдолюбия и стремления епископа всегда и во всём блюсти справедливость. По воспоминаниям современников, «строгое исполнение своих обязанностей он предпочитал родству, дружбе и даже собственной славе. Будучи уверен, что пастырь добрый должен думать не о том, что об нём говорят другие, но о том, чем обязан своей должности, он нередко пренебрегал требования других, когда видел, что они противны или правде, или человеколюбию; не уважал даже общего мнения, когда оное находил в совести своей несогласным с строгим соблюдением истины. Многие, не знавшие природного характера его сердца, почитали сие самолюбием и даже обидою для себя; между тем как сие происходило или от его милосердия, или от любви к правде». Моисей всегда принимал сторону невинно обиженных и ущемлённых, сирых и беспомощных. По его инициативе в 1809 году во всех городских церквах и соборах епархии были учреждены специальные кружки для сбора денежных средств на содержание вдов и сирот духовного звания, которые по разным причинам не могли быть определены в богадельни. Оказывать помощь, поддержку и сочувствие страждущим являлось органической потребностью Преосвященного. Так было в Пензе, так было и в тех местах, которые посещал архипастырь во время обозрений вверенной ему епархии.

Первую поездку по епархии Моисей совершил осенью 1809 года. Насколько ответственно и тщательно он готовился к ней, свидетельствует тот факт, что за два месяца до поездки он велел консистории уведомить духовные правления и благочинных о маршруте своего следования и о том, что подлежало ревизии. В сентябре-октябре владыка посетил десятки сёл и города Петровск, Аткарск, Саратов, Вольск, Хвалынск, Кузнецк и Городище. В Саратов он прибыл 29 сентября. Торжественно и радушно встречали саратовцы нового архиерея: состоялся крестный ход, во всех церквах звонили колокола, улицы запрудил народ — всем хотелось видеть владыку и получить его благословение. В этот же день Моисей служил в Троицком соборе и сказал, по замечанию Н. Г. Скопина, прекрасную проповедь. Более недели Моисей оставался в городе, почти каждый день совершая богослужения и проповедуя Слово Божие.

Потом епископ Моисей ещё дважды побывал в Саратове. Очевидец этих посещений протоиерей Н. Г. Скопин оставил о них записи: «Преосвященный приехал в Саратов к выборам 16 декабря [1809 года]. Служил 19 числа в соборе, и дворянство всё присягало. По обедни была пушечная стрельба. Стол и бал был у губернатора. Стечение дворянства, купечества было превеликое. 25 декабря служил сам Преосвященный и сказывал проповедь из темы «Бог стал в сонме богов». Была присяга новоизбранным судьям… В январе [1810 года] Преосвященный жил в Саратове. Приехал для выбора судей. Уехал из Саратова 10 января в Пензу, отслужив 9 числа литургию за Волгою у малороссиян… 2 июня [1811 года] приехал Преосвященный в Саратов. Путь его был через Сердобск просёлочною дорогой. 4 июня служил Преосвященный в соборе, а 5 июня выехал в Пензу. Купцы провожали его из сада Канина». Это была последняя встреча архипастыря с саратовской паствой — 28 мая 1811 года по Высочайшему определению он был переведён на Нижегородскую архиерейскую кафедру.

15 июля 1811 года Моисей в последний раз служил в Пензенском кафедральном соборе. По окончании литургии состоялись торжественные проводы. В своей прощальной речи владыка, обращаясь ко всем священно-церковнослужителям и любящей пастве, сказал такие слова: «Я видел насаждённую в вас любовь к Богу, к ближнему, приверженность к престолу, повиновение ко всякой предержащей власти, послушание к пастырям Церкви и готовность на всякое дело благое, а наипаче к устроению святыни и к благолепию дома Божия». Пенза и Саратов, говорил он, навсегда сделались любезными его сердцу, а поэтому пообещал своей пастве всегда пребывать с нею духом. Спустя 13 лет Моисей напишет в духовном завещании: «О, если бы я и умер Пензенским и Саратовским архиереем!».

На Нижегородскую кафедру Моисей прибыл 23 июля 1811 года и прослужил здесь до конца своих дней. За годы, что он управлял епархией, не произошло, пожалуй, ни одного сколько-нибудь значимого события в гражданской и духовной жизни Нижегородской губернии, к которому бы не был причастен владыка.

В грозный и славный для нашего Отечества 1812 год епископ Нижегородский и Арзамасский словом и делом неустанно крепил духовные силы пасомых. Как только в Нижнем Новгороде получили Манифест Государя, архиерей выступил с пламенной патриотической речью пред многочисленным стечением народа, прибывшим к Макарьевскому Желтоводскому монастырю, где ежегодно в июле проходила знаменитая Нижегородская ярмарка. Епископ призвал нижегородцев приступить к формированию народного ополчения и сбору пожертвований на военные нужды, что и было сделано с необычайным усердием.

Строительство и освящение храмов, открытие Нижегородского отделения Российского библейского общества и учреждение Попечительства о бедных духовного звания, борьба с религиозными суевериями и предрассудками, занятия науками, совершенствование духовного образования и просвещение паствы — вот основные направления архипастырской деятельности Моисея в мирные годы.

Как и в Пензе, требовательно и ревностно относился он к духовному образованию. Прежнее состояние семинарских наук его не удовлетворяло, и владыка составил новую программу и новый метод обучения, которых неизменно держались в Нижегородской семинарии до её преобразования в 1818 году.

В Нижнем Новгороде Моисей много и охотно занимался науками. Он составил пособие по риторике, записки по каноническому праву, неисходный календарь, толкование на литургию Василия Великого и многое другое. За ревность к учёным занятиям Московское общество истории и древностей российских избрало нижегородского владыку своим почётным членом.

Словно предвидя скорый конец своей жизни, Моисей 31 октября 1823 года приступил к написанию «Книги ума и сердца», в которой, к сожалению, заполненными оказались всего несколько страниц. На первой было начертано: «Приближаясь ко гробу и помня смертный час, …я за нужное почёл начертать план жизни последних дней старости моей, ежели Богу угодно будет продлить жизнь мою и за 60 лет…». Но Промыслу не угодно было продолжить дни его до глубокой старости. С 22 октября 1824 года владыка сделался нездоров, а 1 ноября, когда он находился на пути к Крестовоздвиженскому женскому монастырю, где намеревался совершить Божественную литургию, с ним приключился удар, парализовавший левую руку и ногу. Спустя неделю больной епископ, уже не надеясь на выздоровление, призвал нижегородское духовенство явиться к нему за архипастырским благословением. Преподав благословение и попросив у всех прощения, он в этот же день «Книгу ума и сердца» переделал в духовное завещание.

Несмотря на усиливавшуюся болезнь, Моисей продолжал заниматься епархиальными делами. В письме, отправленном им накануне Рождества Христова петербургскому митрополиту Серафиму (Глаголевскому), он особо подчеркнул, что «в епаршеском правлении никакой остановки ни в делах, ни в посвящении ставленников не имеется».

Прошло ещё две недели, и архиерею сделалось совсем плохо. 9 января 1825 года призван был духовник Певницкий, священник Троицкой церкви. Лежавший на одре смертной болезни епископ пред ним, а затем и пред «всеми предстоявшими одру его исповедовал грехи свои» и приобщился с верою и надеждою Св. Таин. На другой день, 10 января, Преосвященный Моисей спокойно и тихо отошёл к Отцу Небесному. Погребение совершилось 15 января в Скорбященском соборе.

Согласно духовному завещанию Моисея, нажитое им имущество отошло его вдовым сёстрам и другим родственникам, а более 100 тысяч рублей денежного капитала было употреблено на построение и содержание богадельни в родном селе Тешилове и на возведение часовни над могилою родителей. Одну тысячу рублей роздали в течение года нижегородским нищим. Большая часть книг архипастыря поступила в пользу духовного причта тешиловской Покровской церкви.

20 сентября 1841 года прах преосвященного из Скорбященского собора был перенесён во вновь отстроенный Спасо-Преображенский кафедральный собор.

На мраморном памятнике Преосвященному епископу Моисею, достойно управлявшему Нижегородской епархией более 14 лет, были вырезаны две надписи следующего содержания.

«Августа 14 дня принялъ санъ монашества и сделанъ префектомъ и учителемъ Философии. 1799 года переведенъ въ Московскую Академию, бывъ ректоромъ и Богословия учителемъ. 1808 года Генваря 1 дня былъ вызванъ въ С. Петербургъ для проповедания слова Божия. 1808 года Марта 29 дня посвященъ во епископа Пензенской и Саратовской епархии. 1811 года Июля 15 дня переведенъ въ Нижний Новгородъ епископом же Нижегородскимъ и Арзамасскимъ, где 1825 года Генваря 10 дня въ 3-ю четверть 10 часа по полудни волею Божиею отъиде отъ сего мира. Жития его было отъ роду 54 года 3 месяца 20 дней».

«Небесъ ли пожелать тебе, о Иерархъ почтенный! Но праведной душе отверсты небеса. Иль жизни вечныя? - Но кроткий духъ, блаженный Сей жизнью награжденъ бывает завсегда. Ты въ жизни жилъ, для всех был бедныхъ утешенье, Прибежище сиротъ, родныхъ своихъ отецъ. Окончивъ жизнь сию, за благо въ награжденье Получишь въ небесах безсмертия венецъ».

При подготовке материала были использованы:

1. А. П. Новиков, С. И. Барзилов. Саратовские архиереи. Биографические очерки. "Волга", №12, 1999. Публикация в сети Интернет.