|
предыдущая глава К оглавлению следующая глава Часть I. Православие и свободаБыл ли Христос диссидентом?Часть 1Два тысячелетия христианства дают много примеров того, как человечество пыталось использовать имя Христово для удовлетворения своих интеллектуальных, душевных и материальных интересов и нужд. В Нем видели то нравственного Учителя из Назарета, Который может покрыть Своим авторитетом те или иные идеологические прорехи, то находили в Нем черты революционного вождя и поборника демократического прогресса, то напротив, усматривали в Нем гаранта государственной стабильности – словом, люди так или иначе пытались встать под знамя того или иного нравственного принципа, провозглашенного Христом. За всеми этими разнородными попытками приспособить Христа для себя, подогнав Его под свои мерки и сделав Его выразителем своих земных интересов, стоит общее убеждение, что Христос должен обеспечить христианам земное благоденствие и гарантировать им Своим авторитетом земную правоту. Эта склонность людей пользоваться Христом как аргументом в споре с идейным противником и обращать к Нему взоры как к политическому вождю, или социальному реформатору, или даже как к земному царю в надежде заручиться поддержкой Его Божественного авторитета была изобличена в Евангелии Самим Спасителем, когда Он, узнав, что хотят придти, нечаянно взять Его и сделать царем, удалился (Ин. 6, 15), и сказав искавшим Его: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26). Этот соблазн прикрыть собственные религиозные или социально-политические соображения личностью Христа и пытаться поразить оппонента именем своего воображаемого сообщника, а то и вождя, всегда рождает блеф, будь то зловещая христианская утопия великого инквизитора, будь то забавные фантазии "на тему христианства" некоторых либеральных (и коммунистических) публицистов, пытающихся адаптировать Христа к духу времени. Поскольку кодовым словом этого нового духа времени – его паролем – стало слово "свобода" именно в том земном смысле, как его трактует либерализм, то и задача такой публицистики сводится к весьма своеобразной интерпретации образа Христа: Христос становится исключительно фигурой политической: либералом, правозащитником и даже диссидентом. Именно это становится в Нем для духа времени "единым на потребу". Такое утилитарное использование темы Христовой свободы неизбежно отсекает все лишнее, не идущее к делу. Невостребованной оказывается та царственная Христова свобода, которая призвана нас освободить как раз от рабства систем и теорий, стихий и утопий, страстей и фантазий, законов и прав, грехов и болезней, "коммунизмов" и "либерализмов"... Довольно характерна в этом отношении статья Зои Крахмальниковой "Иная мысль" [CCXXX]. Одна из глав так и называется "Первый диссидент", имеется же в виду Христос. Он и "первый инакомыслящий, распятый лжецами и фарисеями за свое инакомыслие". Кроме того, "весь подвиг Христа заключается именно в том, чтобы принять инакомыслие как мировидение, открытое человечеству Христом". Инакомыслие Христа, по мнению публициста, состояло в том, что Он думал и говорил "о Боге, человеке, жизни, смерти и бессмертии совсем не то, что говорили до Его появления". Далее З. Крахмальникова проводит параллель между "инакомыслием" Христа по отношению к первосвященникам и диссидентским инакомыслием в эпоху КПСС и КГБ. Итак, главным аргументом в пользу диссидентства Христа автор статьи считает тот факт, что Христос думал и говорил о Боге "совсем не то", что говорили о Нем раньше, и следовательно, Он опровергал и даже низвергал Своей проповедью религию Своего народа. Если бы дело обстояло именно так, то тогда действительно со страниц Евангелия на нас бы смотрел религиозный революционер, предлагающий Свою собственную "революционную программу" и поднимающий народ на бунт против существующих религиозных установлений. И в таком случае Христос действительно мог бы пополнить списки мировых революционеров и диссидентов и оказаться там в одном ряду, скажем, с церковными ересиархами или протестантскими реформаторами и даже, на худой конец, с нашими доморощенными религиозными диссидентами. Кстати, такая точка зрения на Христа как на религиозного бунтаря и возмутителя общества не является принадлежностью исключительно автора разбираемой статьи: нечто подобное думали о Христе именно первосвященники и фарисеи: Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. С этого дня положили убить Его (ср.: Ин. 11, 48–49, 50, 53). Закономерно, что такого же взгляда на Христа придерживаются и апологеты иудаизма, в частности известный публицист С. Лезов. В своих работах, посвященных христианству, С. Лезов утверждает, что в иудейской истории никогда не имел места факт богоубийства: иудеи распяли "странствующего проповедника" и "бунтаря" Иешуа, угрожавшего национальной безопасности Израиля [CCXXXI]. Поразительную интерпретацию получает эта же идея в постмодернистском романе лауреата Нобелевской премии коммуниста Жозе Сарамаго "Евангелие от Ииcуса" [CCXXXII], в котором Иуда – положительный герой – помогает Христу обмануть Бога и упразднить грядущее христианство тем, что выдает Его первосвященникам не как Мессию и Сына Божиего, а как бунтовщика и "Царя Иудейского" [CCXXXIII]. В эту роковую ловушку мысль человеческая попадает всякий раз, когда пытается вместить Христа в параметры земных чаяний и использовать Его в своекорыстных целях. Это неизбежно приводит к такому недопустимому смешению двух планов бытия, при котором небесное и трансцендентное, будучи преподанным в понятиях земного и имманентного, неизбежно профанируется. Боговоплощение отменяется: Христос объявляется человеком, и только человеком. Происходит подмена онтологического акта Искупления революционной политической акцией, в результате чего Царство Христово – это Царство не от мира сего (Ин. 18, 36) – получает транскрипцию вполне мирского, альтернативного государственного устроения. Однако Новый Завет не дает для этого никаких оснований. Напротив, Евангелие свидетельствует, что сам римский прокуратор не находит в Христе никакой вины (Ин. 18, 38), то есть вины политической. Пилат понимает, что иудеи предали Его из зависти (Мф. 27, 18). Разве я иудей? – вопрошает Пилат Христа.– Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? (Ин. 18, 35). "Не того боялся Синедрион, вынося смертный приговор Спасителю, что римляне сочтут христиан за революционеров, а обратного: боялся, что под влиянием Спасителя народ совершенно охладеет к поддерживаемому Синедрионом революционному направлению, перестанет даже вести оппозицию римским захватам…" [CCXXXIV]. Когда же Господь торжественно входил в Иерусалим, фарисеи говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним (Ин. 12, 19). Митрополит Антоний (Храповицкий) полагает, что они не успевали "остановить чествование грядущего Господа" [CCXXXV] и подготовить народное восстание против римлян, ибо вход Господень во Иерусалим, хотя при этом и весь город пришел в движение (Мф. 21, 10), не вызвал никакого беспокойства у римлян, да и "по существу был совершенно антиреволюционным, мирным, как олицетворение чисто духовной власти, чуждой... насилия и оружия" [CCXXXVI]. Новозаветное Благовестие свидетельствует, что Христос с Его Царством не от мира сего ни в коем случае не был и не мог быть революционером [1]. Напротив, если уж так необходимо говорить о Нем в терминах современного мира, можно утверждать, что Он ведет себя как традиционалист. Евангельское Откровение не только выстраивается сообразно ветхозаветным пророчествам, призывая их в свидетельство, но и раскрывает их прообразовательный смысл. Христос в самые ответственные или искусительные моменты Своей проповеди ссылается – порой неоднократно – на Второзаконие, Исход, Левит, Псалтирь, Книгу пророка Исаии, Книгу пророка Даниила, Книгу пророка Захарии, Книгу пророка Малахии, приводит примеры из жизни царя Давида, пророка Ионы, поминает премудрость царя Соломона. Невозможно исключить Христа из контекста ветхозаветной реальности, не совершив при этом насилия над евангельским Откровением. Сам же Христос утверждает, что пришел не нарушить закон, но исполнить (Мф. 5, 17), заверяет, что ныне исполнилось писание сие (Лк. 4, 21), то есть пророчество Исаии о Мессии, Сам же подтверждает Свои учительные слова авторитетом Ветхого Завета: в этом закон и пророки (Мф. 7, 12), и Сам же отвергает искушения сатаны, ссылаясь на Второзаконие. Знаменательно, что сатана, в силу логики пришествия Христова, предреченного пророками, соблазняет Господа именно словами ветхозаветного пророчества – Псалтири. Кроме того, Господь утверждает, что и на Голгофу Сын Человеческий идет, как писано о Нем (Мк. 14, 21), ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его: и в третий день воскреснет (Лк. 18, 32–33) И наконец, когда Его берут под стражу в Гефсиманском саду и Петр отсекает ухо рабу первосвященника, Господь говорит ему: или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? И тут Он приводит существенный довод против этой возможности: как же сбудутся Писания, что тАк должно быть? (Мф. 26, 53–54). Так и евангельские персонажи, исходя из реальности ветхозаветного ожидания Мессии, интересуются прежде всего тем, насколько Христос соответствует пророчествам. Иоанн Креститель выходит на проповедь, действуя в ключе пророчеств о грядущем Мессии: его задача приготовить путь Господу, прямыми сделать стези Ему (ср.: Мф. 3, 3). Евангелист Матфей опознает его в соответствии со словами пророка Исаии, как глас вопиющего в пустыне (Мф. 3, 3). Пророчества сбываются. Иоанн крестит Иисуса Христа, ибо, как говорит ему Господь, так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф. 3, 15). Крещение Господа, как свидетельствует Евангелие, есть также исполнение определенного Божественного замысла, разворачивающегося в мире от его сотворения до Боговоплощения, от грехопадения до Искупления и далее – вплоть до конца мира. Однако, в конце концов, Иоанн, слыша о чудесных исцелениях Господа и даже о воскрешении Им мертвых, испытывает сомнение и посылает к Господу своих учеников с таким вопросом: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? (Лк. 7, 19). Именно с этой точки зрения смотрят на Христа и Его ученики. Филипп говорит Нафанаилу: мы нашли Того, о Котором писал Моисей в законе и пророки (Ин. 1, 45). Нафанаил же поначалу сомневается: из Назарета может ли быть что доброе? (Ин. 1, 46). Таким образом, все Евангелие выстраивается как исполнение ветхозаветных пророчеств, и Сам Господь подтверждает их актуальность: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все (Мф. 5, 18). И далее: кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19). Каждый поступок Иисуса Христа имеет свое обоснование в Ветхом Завете, мало того – Господь Сам подчеркивает это соответствие: изгоняет ли Он торгующих из храма, проповедует ли в синагогах, обличает ли фарисеев – всюду присутствует этот мотив: Новый Завет продолжает Ветхий, и потому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое (Мф. 13, 52). Всякий раз, когда иудеи, соблазняясь Его "новым", пытаются подловить Господа на слове, Он отвечает им об этом "новом", ссылаясь на "старое". Ему инкриминируют нарушение субботы, когда ученики Его, взалкав, стали срывать колосья и есть их,– Он же поминает царя Давида, как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения. Или не читали вы в законе, что в субботы священники в храме нарушают субботу, однако невиновны? (Мф. 12, 4, 5). Его обвиняют в нарушении предания старцев, ибо ученики Его не умывают рук своих, когда едят хлеб (Мф. 15, 2),– Он отвечает им вопросом, в котором звучит попечение о заповеди Божией: "Зачем и вы преступаете заповедь Божию преданием вашим?" (Мф. 15, 6) и обличает их словами пророка Исаии: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим (Мк. 7, 6–7). Книжники и фарисеи пытаются поймать Его на слове, уличить в призывах к нарушению Моисеевых заповедей – на вопрос о важнейшей заповеди Господь отвечает цитатой из Второзакония и Левита (см.: Мк. 12, 29–30; Мф. 22, 36–38). Книжник, исповедавший пред Ним послушание закону, вызвал Его одобрение: недалеко ты от Царствия Божия (Мк. 12, 34). И богатого юношу, пожелавшего достичь жизни вечной, Господь наставляет на путь исполнения Моисеевых заповедей (см.: Мк. 10, 19; Мф. 19, 18–19). В чем, однако, Его разногласия с иудеями? Христос обличает их как раз в том, что они не знают Писаний и не следуют закону, который дал им Бог и который Христос пришел не нарушить, но исполнить (ср.: Мф. 5, 17). Они приводятся в заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией (ср.: Мк. 12, 24), они, оставив заповедь Божию, держатся предания человеческого, отменяют заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание (ср.: Мк. 7, 8, 9). Под преданиями старцев, или преданиями человеческими, которые не раз упоминаются в Евангелии (ср.: Мк. 7, 3, 8, 13; Мф. 15, 2, 6), можно понимать сумму узаконений, возникших из исторического и бытового уклада еврейского народа, которые, будучи возведенными в нечто незыблемое и должное, оказывались порой в противоречии с законом Божиим. Именно такое предпочтение "человеческого, слишком человеческого" перед Божиим и служило поводом для обличения книжников и фарисеев, призванных хранить закон и чтить Писания, а на самом деле – оставивших важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23) и исполненных внутри лицемерия и беззакония (Мф. 23, 28) [2]. Он прорекает им: Горе вам! (Мф. 23, 13). Он сравнивает их с теми гонителями, которые убивали пророков, призывает учеников Своих беречься закваски фарисейской и саддукейской (ср.: Мф. 16, 6), предостерегает их: если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20). И тем не менее Христос не настраивает Своих учеников на бунт против иудеев,– напротив, Он заповедует послушание: на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте (Мф. 23, 2–3). Противостояние Господа и иудеев возникает не потому, что Он нарушает Писания, но потому, что это они сами не знают Писаний, ни силы Божией (ср.: Мк. 12, 24), устраняют слово Божие преданием своим, которое они установили (ср.: Мк. 7, 13), оставляют важнейшее в законе (ср.: Мф. 23, 23), этим самым они затворяют Царство Небесное человекам (ср.: Мф. 23, 13). Христос обличает их в лицемерии и неверии: есть из вас некоторые неверующие. Ибо Иисус от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его (Ин. 6, 64). В Евангелии сказано, что первосвященники предали Его из зависти, подстрекая народ к тому, чтобы был распят именно Он (см.: Мк. 15, 10–11). Не имея против Христа никаких реальных обвинений, они искали на Него лжесвидетельства (Мф. 26, 59), действовали подкупом и по воскресении Его распустили слух, что Христос не воскрес (см.: Мф. 27, 62–64; 28, 12, 13, 15).
|