«Когда­-то СВО закончится, наши сыновья и мужья вернутся домой, но что с ними будет в мирной жизни? Найдут ли они себя в ней? Не окажется ли, что здесь им с их боевыми навыками нет места, смогут ли они справиться с психологическими травмами и чем мы, их близкие, можем им помочь?». Такие вопросы беспокоят не только членов семей участников СВО, но и психологов, социологов, духовенство.

На прошедших в конце января в Москве XXXIII Международных образовательных Рождественских чтениях несколько секций были посвящены теме психологической и духовной помощи комбатантам. Опытом в адаптации воинов к мирной жизни делились пастыри и ученые. Основной посыл всех выступлений: задача возвращения участников боевых действий в мирную жизнь — это не удел узких специалистов, все общество должно подключиться к ресоциализации воинов.

Портреты и подходы

Одно из самых ярких выступлений на форуме — лекция профессора Александра Григорьевича Караяни, доктора психологических наук, члена-корреспондента РАО, заслуженного деятеля наук РФ. Он представил аудитории психологические портреты участников боевых действий и объяснил, что к представителю каждой из этих групп нужен свой подход.

Военные психологи выделяют в общей массе ветеранов войн три основные категории. Первая категория — самая многочисленная (от 60%). Это лица, переживающие кризис реадаптации и ресоциализации. Когда человек попадает из мирной жизни в зону боевых действий, весь его организм — на физическом и психологическом уровне — перестраивается под две задачи: выжить и поразить противника. В таких условиях в головном мозге образуются тысячи новых нейронных связей — нейронные сети «боевого поведения», а «мирные» нейронные сети угасают. В крови бурлит стрессовый гормональный коктейль: адреналин, норадреналин, кортизол, эндорфины. Изменяется тонус мышц: включаются мышцы, необходимые для специальной работы, подавленные эмоции блокируются в мышцах, отчего формируются мышечные зажимы. Человек словно облекается в защитный панцирь, который во фронтовой обстановке помогает выжить, но когда он возвращается в мирную жизнь, все эти боевые «настройки» ему очень мешают. Поэтому такой же процесс адаптации, только в обратную сторону, должен произойти с бойцом, когда он приходит домой. Это происходит непросто и зачастую небыстро. И окружению вои­на надо быть к этому готовым, не требовать, чтобы он немедленно «стал прежним», жил «как раньше», тем более что это невозможно — война меняет человека. Процесс перестройки личности в новых условиях занимает в среднем от месяца до четырех, и в это время у представителей первой категории могут наблюдаться кратковременные разнообразные стрессовые реакции адаптации, с которыми они, как правило, справляются самостоятельно или с помощью близких. Этой категории комбатантов не требуется помощь психиатров, но, как и всем тем, кто возвращается после «горячих точек» к мирной жизни, им нужна поддержка в налаживании быта, устройстве на работу, восстановлении отношений с родными и друзьями. Александр Григорьевич назвал некоторые виды кризисов, с которыми могут столкнуться комбатанты. Например, статусно-ролевой кризис — когда легендарный снайпер возвращается в роль разносчика пиццы; финансовый кризис — когда материально благополучный боец «на гражданке» вновь становится малоимущим; семейно-реинтеграционный кризис — когда в семьях встречаются представители «войны» и «мира» и не находят общего языка; ценностно-ориентационный кризис — когда воин, живший в ценностно однородном военном социуме, приходит в разнородный мирный социум и чувствует себя в нем чужим. Это всё непростые кризисы, и ветеран их преодолеет — так устроена психика человека, но это произойдет быстрее и менее болезненно, если он встретит понимание со стороны близкого окружения и общества в целом.

Вторая группа (от 3 до 11%) — это лица, у которых развилось посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Это те, у кого боевые действия не прекратились в голове. Пережитые ужасы то и дело вторгаются в их жизнь в форме ночных кошмаров, тяжелых воспоминаний, флешбэков. Воин физически находится в мирной обстановке, но его психика все еще там — в зоне конфликта. Он постоянно настороже, у него нет ощущения безопасности, он остро и мгновенно реагирует на ситуации, которые его мозг воспринимает как опасные, и может причинить вред себе и близким из-за их неверной трактовки. ПТСР — серьезная болезнь, лечить которую должны психиатры, психотерапевты и медицинские психологи. Но это не значит, что остальные не могут помочь. Если знать симптомы ПТСР, можно деликатно посоветовать воину обратиться за необходимой помощью, дать телефон специалиста.

И третья группа (около 30%) — это лица, которые переживают посттравматический рост. Это бойцы, которые, пройдя суровые испытания, травмирующие ситуации, вдруг ощутили в себе ресурсы для решения более масштабных задач, стали способными к расширению горизонта своей жизни. Задача общества — правильно направлять их энергию, создавать новые привлекательные сферы для приложения их сил и опыта. Именно на таких людей рассчитана программа «Время героев», которая служит социальным лифтом для участников СВО. Благодаря этому проекту они могут получить высшее образование, гражданскую специальность в ведущих вузах страны и занять должности в органах власти и госкомпаниях.

В третьей категории выделяются так называемые волки войны. Это мужчины, которые за время участия в вооруженном конфликте почувствовали, что боевые действия для них — самый понятный и приемлемый способ существования. Они порой пытаются вернуться в мирную жизнь, поступают в вузы, находят работу, но через какое-то время снова возвращаются в «горячие точки». По мнению Александра Григорьевича, они для мирной жизни «потеряны». И для них лучше действительно оставаться в армии или силовых структурах. Такие воины не пойдут к психологам, но могут обратиться к священникам, чтобы понять, насколько их решение воевать соответствует высшим идеалам.

Но эта категория невелика. Подавляющее большинство ветеранов боевых действий, по мнению профессора Караяни, в конечном итоге будут демонстрировать психическое здоровье и высокую социальную активность в мирной жизни.

«Абсолютному большинству ветеранов требуется не помощь психиатра, а психологическая поддержка, не лечебно-реабилитационные, а реадаптационные формы социально-психологического вспомоществования, не поиск новых эффективных лекарств, а деятельность, обеспечивающая созидательную направленность энергии. И общество здесь выступает не менее значимым объектом психологической работы, чем сами ветераны.

Вспомним, что в нашей стране после Великой Отечественной войны наблюдался неимоверный рост душевных сил, мотивации к жизни, к творчеству, стремления созидать лучший мир. Тысячи участников ВОВ нашли себя в литературе, кинематографе, науке, стали управленцами, сплотили смертельно уставших от войны людей и повели их строить мирную жизнь. По нашим предварительным оценкам и прогнозам, после окончания спецоперации следует ожидать проявления высокой социальной активности тех, кто составляет поколение СВО. Опыт прежних вооруженных конфликтов показывает, что если государству, обществу удается обеспечить маршрутизацию, удовлетворить потребности этих людей, то ветераны превращаются в могучую созидательную силу. Если же этому не уделяется должного внимания, то эта сила утрачивается для общества, ветераны уходят в социальную само­изоляцию, криминал, алкоголизм, наркоманию, суициды или пытаются переделать социум по законам военной справедливости», — считает профессор.

Четыре «П»

«Я такой злой и обиженный не потому, что я убивал там, а потому, что ко мне так относятся здесь», — такое горькое признание довелось услышать лектору в разговоре с комбатантом, который столкнулся с трудностями в оформлении полагавшихся ему после ранения пособий.

Александр Григорьевич назвал один из важнейших триггеров для развития психических расстройств у комбатантов: «Именно непонимание обществом вои­на часто провоцирует начало ПТСР. Даже непродолжительная поездка в зону СВО сказывается на восприятии мирной жизни по возвращении, что говорить о длительных командировках… Там — жесточайшие бои, здесь — обычная жизнь, как будто ничего не происходит. Там — грязь, смерть, окопы, здесь — рестораны, музыка, повседневные заботы. И у бойца возникает резонный вопрос: получается, что мы, воины, воюем за эту страну, а они, гражданские, даже не хотят этого замечать?! Это вызывает непонимание и напряжение в отношениях между участником боевых действий и мирным обществом».

У ветеранов резко обостряются потребности, которые Александр Караяни обозначил как «комплекс четырех П»: потребность быть понятым, признанным, поддержанным и принятым.

Итак, чего же ждет воин, когда возвращается «на гражданку»? Одна из самых важных его потребностей — быть понятым относительно его участия в боевых действиях. Ему важно, чтобы окружающие думали, что он пошел на СВО, чтобы защищать свою Родину, даже если изначально у него была иная мотивация. Если дать человеку такое восприятие, он постепенно начинает соответственно этому себя чувствовать и вести.

Вторая потребность — быть признанным в новом статусе защитника Отечества. Ветеран испытывает потребность в том, чтобы к нему относились как к человеку, который добросовестно выполнил свой долг.

Третья потребность — быть поддержанным в нужную минуту в материальном плане. Проблема в том, что ветераны очень редко лично обращаются за помощью. Они готовы организовать поддержку кому-то из собратьев, но для себя что-то просить считают унизительным. И окружающим необходимо проявить чуткость, чтобы увидеть вовремя эту потребность и откликнуться на нее: помочь сориентироваться в вопросах трудоустройства, получения полагающихся от государства льгот и так далее.

И четвертая потребность — быть принятым. Воин жаждет быть принятым таким, какой он есть — изменившимся, колючим, дезориентированным, неудобным, отчаянно ищущим новые смыслы, съедаемым чувством вины. Где, как не в хрис­тианской общине, человек может на это рассчитывать? Поэтому духовная реабилитация воинов — большое поле деятельности.

«Человеку нужны ресурсы, чтобы адаптироваться к мирной жизни. Есть ресурсы “горизонтальные”, связанные с вещами и другими людьми (орудия труда, среда обитания, места отдыха, близкие люди, социальные институты). А есть ресурсы “вертикальные”, связанные с духовностью (вера, обретение смысла, ценностей, принципов, открытие будущего, овладение навыками видения и понимания мира). И вот тут священнослужителей никто не заменит! Церковь — главный институт, который может помочь ветеранам этот ресурс осознать и освоить», — подчеркнул профессор.

Газета «Православная вера», № 02 (742), февраль 2025 г.