Практически не проходит и дня, чтобы СМИ не сообщили об очередном случае жестокого обращения с ребенком. Порой эти истории так ужасающи, что не укладываются в голове: кем надо быть, чтобы сотворить такое? А сколько фактов не предается огласке, сколько детей год за годом подвергаются физическому и психологическому насилию, считая, что их личный ад не кончится никогда. Как люди становятся домашними тиранами, что происходит с детьми, которые росли в атмосфере «кулачного права», как помочь такому ребенку справиться с пережитым ужасом? Об этом мы говорим с психологом саратовского городского «Центра социальной помощи семье и детям» [1] Еленой Трифоновой.

Научение злу

— Елена Михайловна, давайте для начала определимся с терминологией. Что именно считается «жестоким обращением с ребенком»?

— Психология подразделяет насилие на четыре категории: физическое насилие, сексуальное насилие, психологическое, или эмоциональное, насилие и пренебрежение нуждами ребенка. В обществе распространено мнение, что жестокое обращение — это когда ребенку причиняют физическую боль. Но на самом деле под жестоким обращением подразумеваются не только действия со стороны окружающих лиц, которые наносят вред ребенку, но и бездействие в отношении него. То есть, если мама стоит и смотрит, как отец или отчим избивает сына или дочь, — это тоже жестокое обращение с ребенком с ее стороны. То есть любое действие или бездействие, совершенное в отношении ребенка, когда это связано с причинением вреда здоровью, развитию, нарушением его личных прав и свободы, считается жестоким обращением.

— По опыту работы вашего центра, где именно дети чаще всего подвергаются насилию? В семье? В школе? На улице? Если это семья, то какая? Полная, неполная, с неродными родителями?

— С насилием ребенок может столкнуться где угодно: и на улице, и в школе со стороны сверстников или старших ребят, и в семье. Но нельзя сказать, что это какая-то определенная категория семей. В обществе принято считать, что проблемы возникают в малообеспеченных, неполных семьях, на самом деле насилие происходит и в семьях обеспеченных, статусных, в которых родители имеют высшее образование, занимают высокие должностные посты.

— Что же является определяющим фактором? Почему человек начинает проявлять жестокость по отношению к самым близким и самым беззащитным?

— Прежде всего, это модель поведения, которую он усвоил. Например, человека в детстве били родители. Вероятность того, что он будет бить своего ребенка, очень велика. Причем, и это доказано компетентными исследованиями, с каждым последующим поколением насилие усиливается, то есть следующий в этой цепочке будет более жесток по отношению к своему ребенку, чем его родители по отношению к нему.

— То есть, если мы попробуем нарисовать психологический портрет домашнего тирана, «палача», первой его характерной чертой будет то, что он сам в прошлом — жертва домашнего насилия?

— Верно. Почему так происходит? Потому что он считает физическое наказание нормальным, приемлемым способом решения проблем. Родители, когда с ними беседуешь о том, что нельзя так разрешать конфликты, часто возмущаются: «Что же, мне его теперь вообще и пальцем не трогать? Может быть, ему лишний подзатыльник не помешает. Меня вот били, и ничего, вырос приличным человеком». Дело здесь даже не в самом подзатыльнике или шлепке, а в том, что мы таким образом показываем, как в данной ситуации можно действовать. Показываем, что другим способом, например беседой, разрешить сложную ситуацию нельзя. И так происходит «научение».

Кроме этого определяющего фактора, есть еще сопутствующие, которые становятся для человека, уже внутренне расположенного к насилию, спусковым механизмом. Это, например, слишком молодые, незрелые родители. Опыта нет, не знают, как воспитывать ребенка, как реагировать на детские капризы, единственное, что приходит на ум, — отшлепать. Опять-таки срабатывает собственный детский опыт — «Когда меня били…». То есть для кого-то из родителей это норма, разрешенная форма наказания.

Часто подвергаются насилию дети с особенностями, с ограниченными возможностями здоровья. Ему сказали — он не понимает, сказали еще раз — он не понимает. Такое состояние ребенка может быть как раз тем фактором, когда родителям все надоело, и они срываются.

По тем же причинам от насилия часто страдают гиперактивные дети. Ребенок носится по дому, ему делают замечание, а он не может остановиться. Он так себя ведет не потому, что делает это назло или он плохо воспитан, просто у ребенка тормозящие функции незрелы, поэтому он не может совладать с собой, не может себя «затормозить». И тогда родители, видя, что не могут справиться с этой ситуацией, применяют физическое насилие.

Еще существуют так называемые кризисные периоды в жизни ребенка, в которые вероятность насилия по отношению к нему возрастает: это три года, семь лет и подростковый возраст. Конечно, все дети разные, и у кого-то первый кризис может наступить в 2,5 года, а у кого-то подростковые особенности поведения проявятся в 18, но такие этапы все-таки есть, и все дети через них проходят. Это такие сложные периоды развития, когда ребенок начинает «странно», по-другому себя вести, с точки зрения родителей, и они не знают, как с ним справиться. Старые методы уже не действуют, а новые у них еще не выработаны, и вот тогда, от бессилия, взрослые могут прибегнуть к физическому и психологическому насилию.

И еще необходимо сказать о ситуациях, когда в принципе нарушены отношения в семье. Допустим, жена не может сказать о своих переживаниях мужу и срывает накопившееся раздражение на ребенке. Любые внешние кризисные ситуации: потеря работы, скандал с соседями, начальник-самодур — все это может спровоцировать у родителя агрессию по отношению к тому, кто рядом с ним и кто слабее, на ком можно сорвать зло.

— Что представляет собой ребенок, который подвергается систематическому насилию? Что происходит с его физическим, ментальным развитием?

— Страдают абсолютно все стороны личности. У ребенка может быть задержка развития, как речевого, так и умственного. У него может быть потеряна концентрация внимания, возникают сложности в межличностных отношениях, снижается успеваемость, возможно употребление алкоголя и психотропных веществ, ребенок может уйти из дома, попасть в какие-то антисоциальные компании, стать участником групп в соцсетях с деструктивным контентом — все это следствие проявленного по отношению к нему насилия. «Если меня дома не принимают, улица меня примет всегда. Раз нас не принимают дома, мы сами по себе, мы независимы от родителей». Это и псевдовзрослое поведение — «мы сами себя содержим» — воровство, псевдовзрослые отношения — раннее начало половой жизни и все остальное, из этого вытекающее.

— Если ребенка били в детстве, то он, когда повзрослеет, будет вести себя так же. Это только по отношению к собственным детям, или агрессия распространяется и на взрослых?

— Конечно, его жертвами будут и взрослые. По официальной статистике, каждый второй ребенок, которого били в детстве, поднимает потом руку на своего родителя.

— Это месть?

— Это опять-таки модель поведения. Просто тогда «ты был сильнее, а я был жертвой», сейчас «мы меняемся ролями». Если родители хотят, чтобы, когда они станут старше, дети относились к ним хорошо, пусть относятся к ним хорошо в детстве. Потому что потом мы меняемся ролями — мы становимся беспомощными и зависимыми, а дети становятся сильными, и они с нами обращаются так, как мы обращались с ними. Но, конечно, это не всегда именно так.

— Какие еще могут быть проблемы у человека, который подвергался насилию, когда он вырастает? В карьере тоже, наверное, будут проблемы, поскольку он не уверен в себе. Или это не всегда так?

— Это зависит, прежде всего, от особенностей личности человека. Одни «ломаются» и становятся «жертвами» по жизни, а другие — «агрессорами» и даже могут сделать карьеру в тех структурах, где такие качества востребованы.

— Получается, что шансов, что из жертвы домашнего насилия вырастет здоровый и вполне адаптированный к жизни человек, нет?

— Нет, так нельзя говорить. Хотя, если ребенок не получит какой-либо поддержки в дальнейшей жизни или профессиональной психологической помощи, вероятность этого мала. Но я хотела бы подчеркнуть: то, что он вымещает агрессию на близких, связано не с какими-то его врожденными особенностями, а с тем, что он привык решать таким образом свои проблемы: насилие для него — норма.

Проговорить боль

— Какие есть способы помочь маленькому человеку? Как Вы работаете? Что входит в программу реабилитации? Включает ли эта программа такую вещь, как прощение, примирение с теми, кто обижал ребенка, пусть даже заочное? Расскажите об этих методиках.

— Во-первых, нужно стремиться к тому, чтобы ребенок начал вообще рассказывать. Очень часто в семьях, в которых принято решать конфликты силой, не принято говорить о своих чувствах. То есть каким бы странным это ни казалось, но первоначально мы учим ребенка понимать, что он чувствует, какие у него есть эмоции, потом эти чувства учим проговаривать. Причем не все чувства мы можем сразу понять и обозначить, поэтому используются методы арт-терапии: с помощью красок, глины, песка ребенок может отреагировать свое состояние. Еще очень важно при реабилитации ребенка, чтобы он неоднократно рассказал о своей травме, проиграл ее не раз. Также важно, чтобы он научился различным способам расслабления, например специальным дыхательным техникам.

Еще один важный аспект — выработка «Плана безопасности». Например, по каким сигналам ребенок сможет определить, что становится небезопасно, и что он в этой ситуации может сделать. Здесь есть сходство в работе с ребенком и с женщиной, которая подвергается опасности насилия в своей семье. Мы с ней рассматриваем различные варианты, по каким сигналам она может понять, что муж пришел домой не в духе и что сейчас может начаться скандал или драка; обсуждаем способы, как это предотвратить. Она может, видя его в таком состоянии, одеться, взять «тревожный чемоданчик» — деньги, вещи первой необходимости и уйти на какое-то время к родственникам или подруге. Если ей не к кому идти, то она может обратиться в наш центр, в реабилитационно-кризисное отделение, где сможет жить какое-то время с детьми бесплатно. Маленький же ребенок уйти не может, его задача — не попадаться под руку. То есть, если папа в плохом настроении, ребенок будет тихонько сидеть в своей комнате и стараться с папой не контактировать. Но при этом он может порисовать, поиграть, то есть как-то отреагировать свои чувства.

Если речь идет о ребенке школьного возраста, о подростке, то он уже может уйти из опасной ситуации к кому-то из взрослых, знакомых. Это может быть бабушка, тетя или семья друга, где его примут. Если такой возможности нет, то он может позвонить на «Детский телефон доверия». То есть у каждого ребенка должен быть свой план действий в опасной ситуации.

Также с ребенком необходимо работать, чтобы его травматический опыт не перешел в ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство, не дал каких-то дальнейших осложнений. Как любая болезнь: если мы не лечим бронхит, он переходит в пневмонию и далее — в астму. Тогда последствия будут более серьезными: полученная в детстве травма будет оказывать влияние на человека всю его жизнь.

— А если насилие психологическое — Вы учите ребенка, как от этого защититься? Что делать, чтобы ругательства, издевательства, манипуляции не причиняли ему душевную боль? Как научиться не реагировать на это?

— Не реагировать, не чувствовать невозможно, мы все живые люди. Если говорить про помощь при психологическом насилии, то задача психолога — обучить ребенка техникам, позволяющим защититься от агрессии, например техникам визуализации, релаксационным техникам, обучить его уверенной модели поведения, потому что ребенок с низкой самооценкой и неуверенной моделью поведения скорее всего станет объектом травли и в среде сверстников.

— Вы говорите о моделях безопасного поведения, а набирать «02» Вы детей не учите?

— «02» — нет. Представляете реакцию папы, который «не в себе от ярости», и вдруг видит, что ребенок звонит «02». «Ах ты, Павлик Морозов!». Но мы распространяем номер «Детского телефона доверия» (8–800–2000–122), по которому ребенок может позвонить в острой ситуации, и ему подскажут, как себя вести.

Треугольник спасательства и круг насилия

— Возьмем ситуацию, когда ребенок старшего школьного возраста видит драку родителей. Он должен вмешиваться, защищать мать, например? Или он должен устраняться?

— Все зависит от ребенка. Но вообще, когда он вмешивается в конфликт взрослых, он сам может пострадать, а мы учим избегать опасности. Здесь, скорее всего, нужно говорить о том, что он может сделать, чтобы до драки не дошло. В психологии есть такое понятие, такая модель поведения, как «треугольник спасательства». Это треугольник, обозначающий отношения «спасатель» — «преследователь» — «жертва». В любой семье, в которой есть какая-то зависимость, отношения выстраиваются по этому треугольнику. Например: «Мой муж — пьяница, я бедная, несчастная, он меня замучил». В этот момент женщина находится в состоянии «жертвы». Но человек не может это долго терпеть, а потому данное состояние переходит в следующее: «Мне это надоело! Сколько можно на себе все тащить, терпеть!». В этот момент она становится «преследователем». Потом близкого человека становится жалко, и тогда женщина превращается в «спасателя»: «Нет, я не права, он несчастный, у него было тяжелое детство, родители-алкоголики и т. д.». Отношения, выстроенные по этому треугольнику, — это нездоровые, не партнерские отношения, они не дают выхода из конфликта. Поэтому, когда женщина находится в состоянии «преследователя», она начинает вести себя соответствующе: «Вот ты опять напился!..». Зачем? Чтобы получить ответ от мужа и опять вернуться в состояние «жертвы». И человек ходит по этому треугольнику годами: страдает, но выбраться из него самостоятельно не может. Поэтому вмешиваться ребенку в эти отношения, защищая маму, которая, может быть, в данном случае не совсем права, не стоит. А вот сказать маме вовремя: остановись, хуже ведь будет, или пожалеть маму он может.

— А где же выход из этого треугольника?

— Работать с психологом. Другого выхода нет, потому что у человека, живущего по этой модели, нет самого главного — осознания того, что происходит на самом деле. Люди так живут и считают это нормальным, потому что в этом треугольнике даже «жертва» имеет вторичную выгоду. Это повод поговорить с подружками о том, как она несчастна, чтобы ее пожалели — «Я такая хорошая, а он такой плохой». К тому же, когда мужчина протрезвеет, ему станет стыдно, и он будет тихим, хорошим или начнет задаривать ее вещами. Это, кстати, касается не только алкоголиков, но и любого вида насилия, потому что насилие тоже имеет свой цикл и три основных, базовых периода. Первая стадия — напряжение: «На работе все достали, в жизни все плохо». Какое-то время человек сдерживается, потом срывается, и накопившееся раздражение выливается в насилие. Потом человеку становится стыдно за то, что он сделал: «Нет, ты хорошая, я не прав, это они меня довели». Происходит примирение, «цветы и шампанское». И так по кругу.

Чем этот цикл страшен? Со временем происходит его изменение. Раньше насилие проявлялось редко. Скажем, раз в год. А теперь человеку надо совсем немного времени для того, чтобы прийти в такое состояние, чтобы поднять руку или устроить словесную разборку. Срывы могут учащаться, случаться каждый день, а то и в день по нескольку раз. «Ты меня довела, я тебя избил, прости, я не хотел», а вечером опять все сначала. К сожалению, люди двигаются только по этому кругу, если они с этим не работают. Поэтому, если читателю знакома описываемая ситуация, или он знает кого-то, кто страдает от таких отношений, пусть обратится к психологу — это можно исправить.

Принять и жить дальше

— Ребенок, которого били, во-первых, утрачивает в принципе веру в любовь, в людей, во-вторых, у него остается обида, которая преследует его всю жизнь, она искажает психику. Священники говорят, что многие люди, которые приходят на исповедь, жалуются на то, что не могут простить своих родителей. Из-за этого непримиренного состояния человек очень страдает. Возможно ли примирение жертвы с мучителем?

— Да, с обидой обязательно нужно работать, даже если ты уже взрослый, сознательный человек. Почему это важно? Пока я не простил человека, независимо от того, умер он или живой, я не могу двигаться дальше, потому что чувство вины, обиды, оно меня всякий раз оставляет в прошлом. Это можно описать образно так: идущий человек, у которого голова повернута назад. Он постоянно вспоминает эту обиду и поэтому не может полноценно жить в настоящем, и он не видит свое будущее.

Поэтому да, прорабатывать прощение необходимо. Но в каком смысле? Не в том, что родитель, который со мной жестоко обращался, не виноват, а в том, чтобы признать и принять: да, это такой человек. Возможно, что он просто по-другому жить не умел, поэтому жил так. Мы все живем в зависимости от того, какие у нас обстоятельства, каким было наше детство, какое мы получили воспитание, какое у нас было окружение. Поэтому, наверное, речь должна идти не о прощении, а скорее, о принятии. Родителей не выбирают. Например, человек знает, что в какой-то момент он на своего отца не может положиться, потому что папа, допустим, выпил. Но это именно в определенный момент. Это не означает, что с отцом нужно прекратить общение или постоянно унижать его за то, что он плохо обращался с тобой в детстве. То есть идеальное состояние — это когда мы принимаем человека таким, какой он есть, помогая ему в какие-то моменты, чтобы он не сорвался.

— А как происходит принятие?

— Через признание, что и хорошее что-то было. Именно сильная обида не дает нам этого увидеть, но это не значит, что ничего положительного не было. Посмотрите на любого ребенка из детского дома, который раньше жил в семье. Он всегда вспоминает о своей родной семье по-доброму, независимо от того, чему его там подвергали. Родители — это наш ресурс. Причем ресурс не обязательно материальный, скорее, внутренний: «Я понимаю, что есть кто-то, к кому я могу прийти, кого я могу вспомнить, пусть он не всегда меня любил. И если я решаю, что родитель плохой, что его принимать нельзя, то тогда я у себя этот ресурс отнимаю».

— Хорошо, допустим, в случае с пьющими отцами и матерями это можно понять, но если ребенок пережил сексуальное насилие со стороны родителей, как ему с этим справляться и жить дальше?

— Здесь тоже должно быть правильное реагирование. Потому что, как ни странно, но и к насильнику человек может испытывать разные чувства, даже если насилию он подвергался достаточно длительное время. Чаще всего это связано с родными отцами или с отчимами… Девочки, например, могут даже не понимать, что с ними делают. Мужчины убеждают их в том, что такие отношения у всех, просто никто про это не рассказывает, или в том, что они таким образом любят своих дочек. И ребенок это воспринимает как норму. Еще и поэтому у жертв могут быть такие разные, в том числе и положительные, чувства к насильникам. Если вы однозначно скажете, что этот человек плохой, ребенок вам не поверит. Поэтому здесь все индивидуально.

Или возьмем случай, когда для брата и сестры в семье, где родители алкоголики или наркоманы, сексуальные отношения — это единственный способ проявления любви, потому что они не знают, как по-другому ее можно выражать. Или если ребенок, переживший сексуальное насилие, начинает демонстрировать сексуализированное поведение, не свойственное его возрасту, например пытается целоваться со своими сверстниками, ложится к ним в постель, для него это способ выразить любовь. Он других способов не знает. И это мы ему говорим, что это плохо, а для него это норма.

Я бы хотела отметить, что работа с одним только ребенком, пережившим насилие, жестокое обращение, смысла не будет иметь, потому что, даже если мы обучим его другим моделям поведения, снимем внутреннее напряжение от пережитой травмы, он опять вернется в семью, где все снова повторится. Поэтому работать нужно обязательно со всеми членами семьи.

— Как Вы работаете с родителями?

— Очень часто родители искренне не понимают, что совершают что-то плохое, потому что для них использование методов физического воздействия, проявление грубости в воспитании — норма. Чтобы до них достучаться, мы говорим: «А вспомните, как это было с Вами? Что Вы тогда, в детстве, сами испытывали, когда Вас так наказывали?». Или говорим о том, что человек в состоянии агрессии не может контролировать силу своего удара. А последствия могут быть самые страшные: «Вас посадят, ребенок будет инвалидом». Тогда у родителей что-то «просыпается». Для каждого срабатывает своя мотивация, свой подход.

— Как сегодня выявляются случаи жестокого обращения и насилия?

— Заявления от граждан в полицию, в комиссию по делам несовершеннолетних, в органы опеки, выявление специалистами на патронаже и др. В принципе любой человек может даже к нам в центр прийти и сообщить о насилии.

— Не каждый ребенок расскажет о том, что его обижают. По каким признакам мы, обычные люди, не специалисты, можем понять, что с ребенком что-то неладно, если синяков и других внешних проявлений нет?

— Я назову самые яркие признаки, но нужно учитывать, что по отдельности они не всегда могут свидетельствовать о проблемах в жизни ребенка. Вот когда признаков много, тогда стоит насторожиться. Насилие сразу меняет поведение ребенка. Например, он не хочет идти из школы домой, падает успеваемость, у него могут быть ночные кошмары, энурез, различные тики, появляется агрессия, тревожность, замкнутость. Очень часто дети, которые подвергаются насилию, при попытке их обнять или погладить по голове втягивают голову в плечи. Еще признаки: уходы из дома, употребление алкоголя и наркотических веществ. Конечно, в подростковом возрасте это может быть и этапом взросления: вероятно, в компании взяли «на слабо», а может, это один из способов ухода из той ужасной действительности, в которой он находится.

Самое главное, что должно насторожить, — это изменение в поведении и эмоциональном состоянии ребенка. Он становится вдруг задумчивым и тихим. Был активный, общительный, а теперь сидит в уголочке и издали наблюдает за другими — это состояние загнанного человека. Может начаться расстройство аппетита, анорексия, булимия. Да и с синяками не все так просто. Когда начинают спрашивать, откуда синяки, отвечает: «Упал».

— Может быть такое, что ребенок позвонит на «Телефон доверия» и пожалуется на родителей, что они с ним плохо обращаются, но это неправда — манипуляция, шантаж, желание добиться чего-то от родителей или как-то им отомстить? Как Вы вычисляете, реальная ли это жалоба или навет?

— В любом случае, если ребенок наговаривает на родителей, это говорит о нарушенных родительско-детских отношениях. Это сигнал неблагополучия. Значит, в семье существуют какие-то конфликты, недопонимание, и это всегда означает, что с членами семьи нужно говорить. То есть просто так ребенку в голову не придет наговаривать на своих родителей.

— По Вашему мнению, как должна быть выстроена система защиты детей, чтобы, с одной стороны, жестокость была наказуема, а с другой, эта система не превратилась бы в инструмент войны против родителей, чтобы не было, например, необоснованных изъятий детей из семьи?

— «Карательным мерам» обязательно должно предшествовать обращение, направление к психологу. Возьмем, например, разводы. Почему так много распадается браков? Потому что люди не умеют выстраивать отношения, могут разойтись из-за пустяка. Прежде чем расторгать брак, направьте пару к психологу, сделайте обязательными перед разводом несколько консультаций и увидите, что многое может измениться. Причиной разрыва могут быть какие-то недопонимания и обиды, которые можно было бы разрешить, и семья сохранилась бы. То же самое и в случае с детьми: если речь не идет о какой-то явной угрозе жизни и здоровью ребенка, прежде чем применять какие-то строгие меры, пусть члены семьи придут к психологу, поговорят и выяснят, что между ними «не так». Но, к сожалению, в нашем обществе до сих пор бытует мнение, что психолог — не тот человек, к которому стоит обращаться. Если что-то не так, женщина, скорее, пойдет к подруге, поплачет у нее на плече, а мужчина пойдет туда, где можно выпить. Даже когда мы рассказываем про «Телефон доверия», мы видим скепсис и страх: «Мы вам позвоним, поделимся, а вы доложите куда надо, и к нам придут и отберут ребенка». Хотя на самом деле у нас нет никаких определителей номеров, и если человек сам не скажет, как его зовут и где он живет, никто об этом разговоре не узнает.

[1] ГБУ СО «Центр социальной помощи семье и детям» г. Саратова Министерства социального развития Саратовской области оказывает помощь тем, кто находится в сложной жизненной ситуации, потерял веру в свои силы, переживает трудности в семье, в отношениях с другими людьми или столкнулся с иными затруднениями и хочет изменить свою жизнь к лучшему. «Телефоны доверия»: (8452) 26–37–90, 73–74–73. «Детский телефон доверия» (для детей и их родителей): 8–800–2000–122 (бесплатно, круглосуточно, анонимно). ГБУ СО «Центр социальной помощи семье и детям г. Саратова». Адрес: Зенитная, 14; тел.: (8452) 72–66–81, 72–66–83.

Журнал «Православие и современность» № 39 (55)