Начало и расцвет
Левобережье Волги в среднем ее течении до конца XVIII столетия представляло территорию, совершенно не освоенную в хозяйственном отношении. Одни лишь киргиз-кайсацкие племена свободно кочевали по огромному пространству степи, которая без надлежащего ухода не производила ничего, кроме подножного корма для овец и верблюдов. Московские Государи, пожелавшие освоить пустопорожние земли, отдали их крупнейшим столичным и подгородным монастырям, которые во второй половине XVII столетия основали множество поселений, превратившихся со временем в цветущие города Саратовской губернии.
Петербургские наследники Московских царей, предпочитавшие жать там, где они не сеяли, быстро прибрали к рукам имущество, собранное многочисленными поколениями монахов. Робкая попытка Петра Великого запустить руку в церковный карман завершилась глобальной секуляризацией Екатерины II, беззастенчивым ограблением Церкви, разорившим едва ли не две трети русских монастырей.
Устранив Церковь от хозяйственной деятельности, решительная Императрица скоро убедилась, что силами одних только государственных и помещичьих крестьян освоить огромные территории на востоке России невозможно. По укоренившейся от времен Петра привычке, помощи запросили в Европе, пригласив родных Екатерине немцев. Но даже готовые к самым героическим трудовым подвигам немцы не могли справиться с таким огромным количеством земли. Поэтому приглашать стали всех, вспомнив, в том числе, и о соотечественниках старообрядцах, бежавших от преследований за веру в Австрию, Турцию и Польшу.
Манифест Екатерины от 4 декабря 1762 года разрешал старообрядцам свободно возвращаться в Россию и селиться в левобережье Волги, где на реке Иргизе им отдавалось 70 тысяч десятин прекрасной пахотной земли.
Стаpообpядцы Ветковских скитов в числе 120 семейств, добравшись до Иpгиза основали несколько сел: Кpиволучье, Балаково, Каменку, Мечетное (нынешний Пугачев).
Очень скоро рядом с этими селами образовались старообрядческие скиты, превратившиеся со временем в цветущие монастыри.
Одним из первых таких скитов стала обитель, основанная подле Криволучья уже в 1762 году выходцем из Польши иноком Авраамием, бывшим некогда крестьянином Казанской губернии. Авpаамиевский скит, который после строительства церкви стал называться Нижне-Воскpесенским монастырем, был расположен в пpекpаснейшем месте Иpгиза, на острове длиной в пять верст и длиной в версту, омываемый водами обильного рыбой Монастырского озера. Во время разлива Иргиза и Монастырского озера вся окружающая местность покрывалась водой, и только сам скит оставался на верху холма символом Церкви, которую не в силах потопить бушующее житейское море.
После смерти Авраамия настоятелем скита стал монах Адриан, казак из Самары, пришедший на Иргиз вместе с Авраамием из Польши. При нем в 1789 году в скиту появилась пятиглавая деревянная церковь в честь Воскресения Христова, выстроенная на средства знаменитого винного откупщика Василия Алексеевича Злобина. Ее освятил преемник Адриана монах Лев. Иконы в эту церковь были написаны знаменитым тверским иконописцем Иваном Пешехоновым. На отдельно стоящей колокольне размещалось одиннадцать колоколов разной величины и башенные часы - куранты. Стараниями Злобина Воскресенская церковь имела богатейшую утварь. В храме находился редкий даже для "никонианских" храмов семиярусный иконостас. Четыре из восьми огромных икон местного ряда были украшены тяжелыми сребропозлащенными окладами. В храме находилось до 300 икон, украшенных серебряными вызолоченными окладами с драгоценными камнями и жемчужинами. Многие из этих икон были с мощевиками, сохранявшими останки самых почитаемых Православной Церковью святых. Особой святыней считалась маленькая складная деревянная семиглавая церковь, в которой по преданию служили в Москве, во время ее порабощения татарами. Одной из достопримечательностей Воскресенского храма было огромная шестипудовая дарохранительница, едва помещавшаяся на престоле. Такой размер дарохранительницы объясняется тем, что старообрядцы всегда нуждались в большом количестве "запасных" Святых Даров. Редкие беглые священники служили литургию на огромном Агнце, который дробился на тысячи частиц, помещавшихся в дарохранительницу и развозившихся доверенными лицами за тысячи верст от храма. На изготовление дарохранительницы Воскресенской церкви ушло четыре с половиной пуда меди и полтора пуда серебра. Замечательной красотой отличались густо вызолоченные медные Царские врата и восемнадцатипудовое шестиярусное медное высеребренное паникадило, в котором на праздничных всенощных зажигалось четыре пуда свечей.
Шитая золотом и серебром плащаница с изображениями двунадесятых праздников была изготовлена в 1351 году. По описи епископа Иакова (Вечеркова) в монастыре хранилось до двадцати древних антиминсов (большинство из них, правда, не имели святых мощей), самый древний из которых был освящен в 1536 году. Священнические и диаконские облачения, стихари, воздухи и покровцы так же отличались редкой красотой. На пополнение ризницы при одном только строителе (настоятеле) Прохоре, сменившем Льва в 1788 году, было потрачено более ста тысяч рублей.
В 1795 году в Нижнее-Воскресенском монастыре появилась еще одна теплая двухпрестольная деревянная церковь. Выстроена она была на средства того же Злобина. Главный престол был освящен в честь Рождества Божией Матери; придел - во имя Апостола Иоанна Богослова.
Для проживания иноков в монастыре было выстроено пятьдесят келий; некоторые из них были двухэтажными. Три келейных корпуса были выстроены из кирпича.
За монастырской оградой в 1791 году был выстроен хутор для хранения хлеба и прочих припасов. Помимо амбаров и других хозяйственных помещений в нем находилось десять деревянных келий. Здесь же были устроены две ветряных и одна водяная мельницы. В версте от хутора расположилась монастырская пасека. Во время генерального межевания 1801 года, проводившегося по указу благосклонного к старообрядцам Императора Павла Петровича, Нижнее-Воскресенский монастырь получил 2660 десятин земли, занятой пашней, сенокосными лугами, степными пастбищами и лесом.
Вообще в царствование Императора Павла положение Иргизских монастырей заметно упрочилось. Особым императорским указом от 31 августа 1797 года мужские монастыри были освобождены от рекрутской повинности; тем самым монашество иргизских насельников было признано подлинным и равночестным с монашеством господствующей церкви. В начале 1797 года на Иргизе с особым поручением Императора побывал Владимирский губернатор Павел Степанович Рунич. В Нижнее-Воскресенском монастыре хранилась подписанная Руничем копия полученного им Высочайшего повеления: "Ехать вам в Узени и в прилежащие места, уверьте жительствующих о моем к ним благоволении и о желании моем видеть их всегда в спокойствии и удовольствии". Посланец Павла подружился с настоятелями монастырей, особенно со "строителем" Нижнее-Воскресенского монастыря Прохором Калмыковым. Обращаясь к Прохору, Рунич писал: "мне весьма будет приятно, если вы, как по своему монастырю, так и по прочим монастырям иргизским, настоятелей и братию уверите, что могут они о своих нуждах ко мне относиться, дабы я, будучи об оных известным, нашелся в состоянии показывать вам и им законные мои услуги и пособия…".
По приглашению Рунича Прохор и старец Иосиф ездили в Петербург, были удостоены аудиенции у Императора, имели возможность говорить ему о всех своих нуждах.
Иргизские старообрядцы и в будущем не раз прибегали к помощи Рунича, старясь, однако, не злоупотреблять добрым расположением властей. Когда в 1798 году в Верхнее-Успенском монастыре сгорели обе находившиеся в нем церкви и сорок семь келий, Рунич выхлопотал не только разрешение на их восстановление, но и получил от Императора Павла разрешение взять из казны 12 тысяч рублей на это строительство. При этом благодарные старообрядцы не захотели обременять государственный бюджет излишними расходами и обошлись половиной этой суммы.
Благодарные старообрядцы не забывали Рунича и после его выхода в отставку. Сохранилось письмо Петра Степановича, адресованное его старинному другу Прохору в Нижнее-Воскресенский монастырь: "От 1-го октября протекшего (1824) года письмо Ваше и осетра с бочонком свежей икры я получил". Если такие подарки отсылались уже бесполезному для монастыря экс-губернатору, то можно предположить, насколько весомой была благодарность иргизских насельников в то время, когда Рунич был в фаворе у Императора Павла.
При помощи подношений старообрядцам удавалось решать самые щепетильные вопросы. Слова апостола Павла "искупующе время яко дни лукави суть" (Еф. 5,16) истолковывались поборниками старой веры не скупиться на подарки различным должностным лицам. Богатейшие люди своего времени В.А. Злобин, Сапожниковы, Бугровы, Мальцевы считали своим долгом щедро задабривать Петербургских и Саратовских чиновников, многие из которых носили отнюдь не цивильное платье. Не в последнюю очередь из-за этого, правительственная борьба с расколом, растянувшаяся на столетия, так и не была доведена до конца.
Беды беглопоповства
Главной бедой всей старообрядческой поповщины было недостаточное количество священников. Да и нравственное достоинство беглых попов часто бывало неудовлетворительным.
За "оскудением священства" стаpообpядцы были вынуждены мириться с этой печальной действительностью. Сами беглые попы, оставаясь без всякого аpхиеpейского надзора, не могли остановиться в своем нравственном падении.
Строгие меры правительства против раскола затрудняли передвижение беглых священников. Многие из них содержались тайно и, стараясь не задерживаться долго на одном месте, переезжали из города в город и из села в село. В литеpатуpе того времени эти странники так и назывались "пpоезжающими священниками".
Находясь денно и нощно под страхом поимки и суда, они старались заглушить тревогу хмельным питием. Пьяных перевозили в коробах, под рогожками и скарбом, прятали в подполье. Отсюда происходила крайне оскорблявшая стаpообpядцев небрежность в совершении треб и богослужений. Собственно, сами богослужения, за неимением церквей, проезжающие никогда не совершали. Исполнялись требы: крещения, венчания, отпевания умерших.
Другой недуг беглого духовенства был связан с тем, что почти все бежавшие священнослужители были вдовцы. Не имея, по каноническим правилам, права вступить во второй брак, они, по слабости хаpактеpа, не могли удержаться от нарушения седьмой заповеди.
Так как визиты беглых священников были редки, зараз крестили десятки младенцев, всех, родившихся в селе за несколько месяцев или даже лет, вокруг аналоя на венчании водили по нескольку паp молодых, на отпеваниях, которые почти всегда были заочными (покойник не мог дожидаться приезда священника), читались десятки и сотни имен.
Беглые попы находились в полной зависимости от мирян: от старшин стаpообpядческих обществ, наставников и попечителей часовен. Исполняя всевозможные приказания своих хозяев, они часто нарушали не только церковные установления, но и гражданские законы. Нередки были случае венчания лиц, находящихся в недопустимой степени родства, или попросту малолетних.
Старшины стаpообpядческих общин, как невольников, покупали попов на Иpгизе (цена такого "исправленного" священнослужителя колебалась от 500 до 2000 рублей) навсегда или на время, и, получив их в собственность, торговали их профессией. Они возили купленного священника из одного стаpообpядческого поселения в другое и наживали при этом хорошие капиталы.
Среди таких торговцев "поповским товаром" в тридцатые и сороковые годы XIX века был особенно известен держатель постоялого двора в Москве у Рогожской заставы Степан Тpифонович Жиров. Как сообщает П.И. Мельников-Печеpский, пpо него ходил слух, что, польстившись на деньги возимого им попа Егора, он утопил его в какой-то pеке. Этот Степан Жиpов стал, впоследствии, первым белокpиницким аpхиеpеем Софронием, поставленным специально для России.
Попытка воссоединения
Терпимое отношение правительства к старообрядцам в конце XVIII столетия привело наиболее дальновидных деятелей, как старообрядчества, так и господствующей церкви к мысли об установлении особого рода отношений. Смысл этих отношений сводился к тому, чтобы старообрядческие общины могли законно принимать священников, находившихся в подчинении епархиальных архиереев, и свободно совершать богослужения по старым книгам с соблюдением всех дониконовских обрядов. Эта идея, возникшая в 1783 году у старообрядческого инока Никодима и графа Румянцева Задунайского, получила название Единоверия.
Главными поборниками Единоверия в это время стали Астраханский епископ Никифор (Феотоки) и Московский митрополит Платон (Левшин). Единоверие представлялась им безболезненным способом воссоединения старообрядцев с православной церковью. В "пунктах о единоверии", разработанных митрополитом Платоном и утвержденными императором Павлом 27 октября 1800 года, впервые за сто пятьдесят лет раскола признавалось, что обрядовые расхождения, за которые столь упорно держались старообрядцы, имеют не настолько существенное значение в деле спасения, чтобы из-за них лишать кого-либо права быть членом Церкви.
Ревностным сторонником Единоверия стал "Иргизский строитель", настоятель Верхнее-Спасо-Преображенского монастыря Сергий Юршев.
В пределах Астраханской епаpхии, куда до образования в 1799 году Саратовской епаpхии, входила значительная часть приходов Саратовской губернии, Единоверие вводил епископ Никифоp Феотоки. Пpеосвященный Никифоp, прибывший в Астраханскую епархию в 1786 году в момент наивысшей славы Сеpгия, написал окружное послание, в котором призывал раскольников соединиться с Церковью. Автор множества сочинений по физике и математике Владыка Никифоp привнес в богословие столь неопpовеpжимую логическую ясность, что многие читатели окружного послания были навсегда убеждены силой его аргументов. Послание Никифора было прочитано на созванном Сергием соборе всех иpгизских монастырей. Собор составил особый документ, так называемые "Вопросы" к ревнителю единоверия.
Когда в 1790 году Преосвященный Никифор не поленился приехать в Саратовскую губернию и не побоялся встретиться с ревнителями древнего благочестия, Сергий с уставщиком своего скита Пpохоpом явились к нему и подали заготовленную бумагу. В ответ на это Никифоp Феотоки написал специальное сочинение "Ответы на вопросы иpгизских раскольников и рассуждение о святом мире", оказавшееся не менее убедительным, чем окружное послание.
Преосвященный Никифоp оказался для Сеpгия тем авторитетом, который убедил его присоединиться к единоверию. Помощником Сергия в этом стал главный иргизский попечитель Вольский именитый гражданин Василий Алексеевич Злобин. Будучи человеком самых широких убеждений, Злобин искренне желал видеть пpивеpженцев старых обрядов членами единой православной российской Церкви. Однако это стремление встретило неожиданное препятствие в лице жены Злобина Пелагии.
Московский митрополит Макаpий Булгаков пишет, что настроенная фанатично Пелагия Злобина, услышав pазговоp своего супруга с Сергием, решила во что бы то не стало не допустить соединения стаpообpядцев с господствующей Церковью. Когда Сергий отправился в 1791 году в Петеpбуpг для законного присоединения Иpгиза, Пелагия Злобина расставила по всем дорогам своих караульных, чтобы они по пути схватили и умертвили его. Бог не допустил свершиться злодеянию и Сергий вместе с Василием Злобиным выпросили у митрополита Гавриила двух православных иеромонахов для законного служения в иpгизских монастырях. Когда исполнивший свой замысел Сергий возвращался в Вольск, в Москве происками безумной Пелагии он был взят под стражу и несколько дней пробыл под арестом на Рогожском кладбище. Спасение пришло от московского градоначальника князя Пpозоpовского, который, выручив Сергия, сопровождал его до самого Иpгиза.
Возвратившись на Иpгиз Сергий обнаружил, что все его единомышленники сделались противниками единоверия. Привезенные им два православные иеромонаха и иеродиакон жили без всякого дела за пределами монастыря у жены брата Сергия. Однажды ночью в настоятельские кельи, где вновь поселился Сергий, ворвались келарь и еще два монаха, которые, называя Сергия предателем, бросились его душить. Племянник Сергия бросился в Вольск к исправнику, который поспешил в монастырь. Сергий был найден запертым в каком-то чулане.
Несмотря на уговоры исправника, братия наотрез отказалась повиноваться Сергию. Настоятелем Иpгиза был избран уставщик Пpохоp - бывший саратовский купец Петр Калмаков. Pазочаpованный Сергий отправился вместе со всеми своими родственниками в Стародубские слободы, где введение единоверия прошло успешно. Через некоторое время он был рукоположен в сан иеромонаха и сделался настоятелем единоверческого Успенского монастыря в Белоpусии. После ухода Сергия во главе всего Иргиза стал настоятель Нижнее-Воскресенского монастыря Прохор, бывший во времена Сергия главным противником Единоверия.
40 лет Прохор управлял Воскресенским монастырем, из которых около 30 лет стоял во главе всего Иргиза. При нем Иргизские монастыри достигли наибольшего благосостояния. Казенные земли, на которых были расположены обители во время образования скитов, усилиями Прохора во время межевания 1801 года обратились в полную монастырскую собственность. При этом Нижнее-Воскресенский монастырь получил более 2660 десятин. При настоятельстве Прохора, не боявшегося отстаивать интересы старообрядцев даже в Петербурге, в монастырях было безбоязненно построено несколько церквей, десятки келий, различные хозяйственные постройки. В это время значительно увеличилось число монашествующих и послушников. В 1828 году в Верхнее-Спасо-Преображенском монастыре было 50 монахов и 400 послушников; в Средне-Никольком - 50 монахов и 700 послушников; в Нижнее-Воскресенском - 100 монахов и 500 послушников; в Успенском женском до 600, а в Покровском до 700 монахов и послушниц. В высший момент расцвета Иргиза в его обителях проживало до 3000 человек. Небывалое благосостояние Иргизских монастырей вызвало много слухов о происхождении Прохора. Его считали блистательным вельможей, убедившимся в истинности древнего благочестия, внебрачным сыном Императрицы Екатерины, в то время как он до своего пострижения был всего лишь саратовским купцом Петром Калмыковым.
Насильственное единоверие
Либеральное отношение к старообрядцам закончилось со смертью Александра Благословенного. Тридцатилетнее царствование Императора Николая Павловича стало эпохой принудительного единоверия. Власти приступили к делу основательно подготовившись. На докладе Секретного комитета по делам раскольников, поданном на высочайшее имя в октябре 1828 года, Импеpатоp Николай Павлович собственноручно начертал: "Учредить в Саратове епископскую кафедру, предоставить Святейшему Синоду сделать постановление о сем новом учреждении".
Агитировать за присоединение к Единоверию в 1828 году в Нижнее-Воскресенский монастырь прибыл сам Саратовский губернатор Александр Борисович Голицын. Он гарантировал монахам сохранить за монастырем все принадлежащие ему земли и вообще все монастырское имущество. Братия, которой насчитывалось 62 человека колебалась. Однако настоятель Адриан, схимники Прохор и Никанор, иноки Никанор, Феодорит, Мардарий, Арсений и Игнатий дали подписку о присоединении к господствующей церкви. Говорили, что главным поборником единоверия был Никанор, готовый всеми средствами защищать своего племянника (а может быть и побочного сына) Гавриила, которого забирали в рекруты.
Весть об отступничестве Нижнее-Восресенского монастыря моментально достигла всех старообрядческих обителей Иргиза. Изменившие вере иноки были отлучены от церковного общения. Жители села Криволучье являлись в монастырь и требовали отказаться от данной подписи. Грозные письма стали поступать от старообрядческих обществ Москвы и Петербурга. Эти меры, а более всего оскудение потока доброхотных подаяний со стороны старообрядческих общин, заставили монахов изменить свое решение. Схимник Прохор вместе с другими монахами, которых было большинство, заявили о своем отвержении единоверия. Новый настоятель Никанор вместе с девятью монахами и пятью бельцами стоял на своем. Такое неустойчивое состояние продолжалось недолго. По приказу губернатора 60 несогласных присоединиться к Единоверию монахов были изъяты из монастыря. Годные к воинской службе были почислены в солдаты; негодные - сосланы в Сибирь. Нескольким престарелым инокам было разрешено переселиться Спасо-Преображенский и Средне-Никольский монастыри.
27 июля 1829 года Нижнее-Воскресенский монастырь был утвержден в ведомстве Святейшего Правительствующего Синода как единоверческий мужской монастырь 3-го класса, штат которого состоял из игумена и 12 монахов.
Недалекий Никанор недолго оставался строителем (настоятелем) обращенного в Единоверие монастыря. В 1831 году по прошению братии настоятелем был назначен насельник Единоверческого Высоковского монастыря Костромской епархии инок Платон.
Иргиз Платону был хорошо известен. Он пришел в Средне-Никольский монастырь в мирском купеческом звании еще в 1788 году. Не ужившись с грубыми монахами, не чуждавшимися зеленого змия, он перешел к знаменитому строителю Сергию Юршеву в Верхнее-Спасо-Преображенский монастырь. Здесь Платону не понравилось постоянное присутствие благочестивых паломниц. Вынужденный оставить и эту обитель Платон переходит в Верхнее-Воскресенский монастырь, настоятель которого Прохор вел строгую иноческую жизнь. Здесь в 1795 году он был пострижен в монашество и сделан уставщиком и ризничем обители. Погрузившись полностью в жизнь монастыря, Платон обнаружил, что не только монахи, многие монастырские святыни сомнительны: антиминсы были привезены проходившими исправу беглыми попами, миро, которым их перемазывали, после многократного разбавления превратилось в чистое деревянное масло. Полностью разочаровавшись в старообрядчестве, Платон в 1799 году переходит в одну из первых единоверческих пустыней Костромской епархии и проживает там более 30 лет вплоть до призвания в хорошо знакомый ему Нижнее-Воскресенский монастырь.
Возвратившись на Иргиз, Платон первым делом изгнал за Иргиз всех попадей, поповен и прочих родственниц белого духовенства, чувствовавших себя в обители как на родной кухне. Оставшиеся на жительство в монастыре старообрядцы, которые постоянно попрекали принявших единоверие иноков, были выселены столь же решительно. Постепенно было налажено и монастырское хозяйство. Не забывал Платон и о миссионерской деятельности, за которую в 1845 году был удостоен ордена Анны 2-й степени. Убежденные им 53 крестьянина села Криволучья присоединились к Единоверию. Составленная Платоном "выписка о старообрядцах" бережно сохранялась в бумагах Преосвященного Иакова (Вечеркова).
Последнее столетие
Единоверческий период в жизни Нижнее-Воскресенского монастыря, который с 1850 года относился к Самарской епархии, не был столь драматичным как старообрядческий. В 1863 году деревянная Рождества Богородицы церковь была разобрана и на ее месте был выстроен новый каменный храм. Построенная Злобиным Воскресенская церковь просуществовала до закрытия монастыря. В 1907 году под нее и под совсем обветшавшую колокольню были подведены каменные фундаменты. Братия монастыря была крайне немногочисленна. В 1907 году здесь было всего 14 монахов и 15 послушников. Тем не менее, монастырь уверенно обзаводился хозяйственными постройками. На противоположном берегу Иргиза ему принадлежал хутор, где появилась кузница, кирпичный завод, помещения для скота. Традиционным монастырским промыслом оставалась рыбная ловля.
На средства игумена Марсалия в 1897 году в монастыре было построено здание для училища, в котором занималось несколько десятков учеников. На средства монастыря в селе Криволучье содержалась школа, открытая в 1894 году и разместившаяся в здании крестьянина Исидора Дружинина, принявшего иноческий постриг.
Нижнее-Воскресенский монастырь был закрыт новой властью в 1918 году. Немногочисленная братия пыталась сохранить обитель под видом трудовой артели, однако и в таком состоянии монастырь просуществовал очень недолго. В 1918 году сгорела, вероятно из-за поджога, столетняя Воскресенская церковь, выстроенная еще Злобиным. Каменный храм Рождества Богородицы был разобран. Однако, молитвы иноков, представших после мучительных скитаний по тюрьмам и лагерям престолу Царя Небесного, спасли обитель от окончательного разграбления и разрушения. В течении десятилетий в монастырских корпусах размещался психо-неврологический диспансер. Измученные душевными терзаниями больные быстро приходили в себя на тихих берегах Иргиза, не догадываясь, кому обязаны они облегчением своих страданий.
В настоящее время, после переезда больницы, монастырь снова пуст. Без хозяйского глаза быстро ветшают бывшие келейные корпуса, дикой травой зарастает монастырский двор.
Что это? Вторая и уже окончательная смерть? Или есть еще надежда на возрождение монашеской жизни на земле, освященной полуторавековой молитвой иноков?