Как выглядит иконостас, знают все. А как он создается? Кто принимает решение, каким быть иконостасу в каждом конкретном храме? Андрей Владимирович Фехнер, специалист по внутрихрамовому интерьеру, занимается этим делом с середины 1980-х годов. Творческими мастерскими Андрея Фехнера «Глитика» создано более 50 проектов иконостасов как в России, так и за границей. В Саратове Андрей Владимирович разрабатывал ряд иконостасов, в частности, оба иконостаса храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Андрей Фехнер рассказывает нам о своем духовном и профессиональном пути.

Как будто я с детства мечтал именно об этом

В 1984 году из-за внутреннего кризиса я совсем не понимал, куда мне идти, что, как, зачем и почему. Очень много проблем накопилось, мне казалось, что они неразрешимы.

Вокруг меня в это время несколько людей приняли крещение, и я видел, что они реально меняются. Я подумал, что тоже попробую покреститься, было интересно, что из этого получится. Дальше такой период неофитства, когда просто готов был кирпичи таскать. Тогда открывался Данилов монастырь, вот я и пошел туда в прямом смысле таскать кирпичи. Но встретил там своего приятеля, который работал в мастерской у отца Зинона (Теодора) [1], он мне сказал: «Кончай кирпичи таскать, давай к нам». Хотя я рисовать не умел; я инженер и умею чертить. Но отец Зинон считал, что ему проще научить человека с улицы, нежели переучивать состоявшегося художника. Как-то я там на всех работах сразу всему научился, начиная от растирки красок и изготовления иконных досок иконостаса и кончая работами по металлу.

Это было удивительное время. Потом отец Зинон в Печоры перебрался, я за ним. Мы восстанавливали там технику золотой наводки, которая была утеряна давным-давно. Это, конечно, был такой период, который дал мне сверку на всю мою жизнь. Я понял, что человек может все реально своими руками сделать, не надо только бояться. Надо браться за любые, невыполнимые на первый взгляд, проекты.

Вот так устроилось, что я пришел в Церковь и потом довольно скоро попал к отцу Зинону в мастерскую, а дальше потекло так, как будто я с детства мечтал именно об этом.

Добавить воздуха

Первые алтарные преграды создавались в эпоху иконоборчества, они были без икон. Именно в это время началось некоторое разделение между клириками и лаиками (мирянами), поэтому потребовалось огородить то пространство, где совершались таинства.

После эпохи иконоборчества в эти алтарные преграды стали вставлять иконы. Через какое-то время сформировался определенный канон, каким должен быть иконостас. В XVII веке складывается русский иконостас — многоярусный, высокий, «до небес».

К концу XIX и в начале XX века довольно много было написано на эту тему. Авторы уже того времени говорили о том, что надо ломать эту преграду, что оно во многом у нас в голове — это разделение человечества на тех, кто может предстоять перед престолом, и остальных.

Что такое сейчас иконостас? С одной стороны, это остаток стены, говорящей о разделении, с другой — настолько канон уже въелся, что современный человек чувствовал бы себя неуютно без привычного иконостаса в храме.

С моей точки зрения, желательно чуть приоткрыть эту завесу и не следовать слепо традициям XVII века, добавить немножко воздуха, чтобы не было этой непроходимой стены. Это я и пытаюсь в своей работе всегда сделать. Хотя иногда бывает, что приходится выстраивать иконостас в полном виде, как правило, по требованию заказчика.

Современному архитектору, который берется устроить интерьер храма, важно не только донести до людей, часто невоцерковленных, образ Рая таким, каким его видели в Средние века, но и добиться того, чтобы иконостас нес в себе некую просветительскую, даже миссионерскую нагрузку. Очень важно, чтобы пришедший в храм человек начал задавать вопросы: «А кто тут изображен?», «А что происходит в алтаре?» и т. д. Приходящего не удивить блеском золота, филигранностью резьбы и качеством живописи: в храме главное — это присутствие Бога. Если человек чувствует это — интерьер удался.

Как у соседа, но получше

Последнее слово о том, в каком стиле будет оформлен иконостас, конечно, за заказчиком. Им может быть кто угодно — настоятель храма, государство, а может быть и какая-то компания. Я могу попытаться переубедить, если считаю сам, что именно в этом храме, именно в таком стиле не надо так делать. Когда я начинал этим заниматься — 30 с лишним лет назад — и когда мне посчастливилось довольно много работать с отцом Зиноном, я был совершенно категоричным человеком. Казалось, что все знаю и что работать надо в одном определенном стиле.

В данный момент мне нравятся почти все стили, присутствующие в этой гамме, но какие-то более любимы, какие-то менее. Однако в первую очередь при выборе стиля отталкиваюсь от общей архитектуры, от атмосферы места и так далее.

Например, я работал в Катыни. Это такое место, где помимо 40 тысяч польских офицеров лежат 400 тысяч расстрелянных русских людей. Чекисты как-то умели подбирать места для своих деяний. Там такая местность — со зловещими елками, темными, солнце не всегда пробивается сквозь кроны. Лес, в который не хотелось идти за грибами, не по себе было — мрачноватый пейзаж, плюс эта жуткая кровавая история.

Поэтому мне захотелось сделать иконостас наиболее веселым, ярким, красочным. Этой работой я хотел показать, что жизнь жительствует, что и в этом аду может быть отсвет Рая. В этом мрачном месте со всей его историей захотелось сделать наоборот.

Когда-то считалось, что в храме, сделанном по канонам классицизма XVIII века, нужна обязательно византийская преграда. Да, действительно, многие такие храмы повторяют византийские формы, и можно сделать очень красивый интерьер. Однако я абсолютно не против и ампирного иконостаса, и полубарочного в таких храмах, если это будет уместно.

Выглядит очень комично, когда в храм, явно выраженный в архитектуре XVIII века, ставят иконостас в стиле XV века. Есть такой подход, что канон для иконостасов — это XV–XVI века. Поэтому давайте остановимся, забальзамируем и во все храмы будем вставлять нечто подобное. Это какой-то идеологический, во-первых, подход, а во-вторых, идеологически неправильный подход.

Гораздо интереснее делать что-то, что сложно, на что нет точного стиля, придумать что-то новое. К сожалению, нечасто так получается. В массе своей заказчики ждут результата примерно такого: «Как у соседа, но только получше».

Поэтому ценны те заказчики, которые выслушивают архитектора, могут с ним соглашаться, могут не соглашаться, но не вяжут по рукам.

Под домашним арестом

Удивительно, но на самом деле при всей консервативности заказчиков, при всех сложностях, когда хочется «как у соседа», у меня практически нет незапомнившихся работ. Были работы очень интересные в творческом плане. Были очень ответственные, где просто нервы себе сжег. Где-то были прекрасные отношения с заказчиками, а один раз меня под домашний арест сажали.

Вышло это так: необходимо было отвести готовый иконостас в Тобольск. Мы загрузили его в Москве в отапливаемый вагон, я уехал вперед него в Тобольск, чтоб там иконостас ждать. И тут вдруг компанию, которая перевозила, штрафуют за какие-то долги, и весь состав вместе с этим нашим вагоном ставят в тупик. Менеджеры нам врали: «Нет-нет-нет, он уже ушел». О  ситуации доложили Якунину, начальнику Российских железных дорог, поскольку в Тобольске ждали Путина. К его приезду должен стоять иконостас, владыка местный нервничает. Бегает и администрация местная. У меня паспорт забрали на всякий случай, чтобы я не сбежал.

Нашли, наконец, этот вагон. Самое забавное было в конце уже. Приходит вагон, там сидит проводник, который топит этот вагон и спрашивает: «Ребята, со мной что? Едем в Тобольск, я понимаю, но дальше?». Я отвечаю: «Ну, не знаю».

Его оставили в Тобольске на запасных путях, не знаю дальнейшую судьбу ни вагона, ни этого несчастного дядьки. Нашими было полвагона забито, а полвагона — чьими-то другими вещами. Смешная такая история…

В творческом плане вспоминаются первые самостоятельные иконостасы, попытки уже не копировать XII или XV век, а вносить что-то свое, какие-то элементы, с которыми ты пытаешься экспериментировать, расписывать золотом, использовать золото разных цветов, делать какие-нибудь латунные вставки или камни вставлять.

Камни и раньше были дорогим удовольствием, по карману только императорам или зажиточным людям. Сейчас очень качественное китайское стекло есть, которое похоже на камень, а стоит вполне приемлемых денег. Почему нет? В Тольятти я весь иконостас усыпал этими камнями. Это выглядит очень красиво, когда сделано тактично. И еще много хороших современных приемов можно использовать.

Я каждый раз пытаюсь предложить несколько вариантов, один из них всегда бывает авангардный. К сожалению, редко когда мне удается убедить заказчика, что это будет здорово. Каждый батюшка думает, что скажет архиерей, что скажут другие… А в каких-то больших проектах, которые, как правило, с частично государственным финансированием, заказчику обычно нужна классика, почти «костюм-троечка».

Но я все-таки очень счастливый человек. Я занимаюсь тем, что мне нравится, и получаю за это деньги. Я получаю награду даже на уровне проектирования, даже с теми вариантами, которые, как я отлично понимаю, не будут приняты, будет принят самый традиционный вариант — но мне это нравится все равно. Я, во-первых, предлагаю, работаю над интересным проектом, а во-вторых, после этого даже традиционный вариант делать все равно весело и интересно.

Иконостас на пятерку

Работали мы и над иконостасом в храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» в Саратове. У нас с Владыкой Лонгином давние отношения, я с большой симпатией отношусь к нему, и мне кажется, что это взаимно. Но мы и ссорились с ним, иногда смертельно обижались друг на друга!

Это единственный иконостас, по поводу которого я от Владыки дождался какой-то похвалы. Обычно он заходил, смотрел и говорил: «Какой кошмар, это ужас! Это просто какой-то кошмар!». Но, когда видел бледнейшего, белейшего человека, чья работа здесь стояла, старался успокоить: «Ладно, Андрей, не волнуйтесь, я же шучу. Хорошая работа, нормальная». А здесь он мне сразу сказал: «На пятерку».

Мне очень Саратов понравился. Хотя это было еще при Аяцкове, и дороги были ужасные, но вот это место, где «Утоли моя печали», потом парк, потом вниз туда, к Волге…

А сюда, батюшка, мы богов поставим

Люди в работе встречались и встречаются разные. И раньше было достаточно тех, кто ждет от Церкви только возможности заработать. Бывали бригады абсолютно неверующих циничных мужиков, которые, работая, говорили: «А сюда, батюшка, мы богов поставим». Попадались всякие экстрасенсы, которые принимали Христа как одну из многих ипостасей высшей силы. Они медитировали: «Кажется, здесь теплоты надо добавить», — руками водя перед иконой.

Сказывается это, к сожалению, на всем, мне кажется. Я знаю одного иконописца, хорошо знаю — он вообще-то практикующий буддист. Сам он татарин, принял крещение, но раз в год ездит в Тибет. Как говорил мой друг покойный Александр Соколов [2], если у него кто заказ перебьет, то на Страшном суде это только в плюс пойдет.

Куда пойти учиться?

В учебных заведениях разработке иконостасов специально не учат. Есть признанные люди, у них можно учиться. Это тот же отец Зинон, Андрей Анисимов [3], это я, в конце концов. У меня довольно много молодых ребят работает. Дети мои сейчас много занимаются орнаменталистикой.

Но на самом деле здесь вопрос к самому человеку. Если ему захочется творить, если каждое утро он будет просыпаться и думать: «Если в этом месте сделать не красненьким, а синеньким, а?». И уже нет мочи в кровати лежать, вскакиваешь, бежишь, что-то записываешь… Уже потом начинаешь жить — молиться, принимать душ, завтракать, но все время при этом прокручиваешь какие-то мысли о своей работе. Если есть у человека такое желание, и горят глаза, то пройдет очень мало времени — и начнется эта жизнь. И место, где учиться, человек обязательно найдет.

Вот, возвращаясь к работе у отца Зинона, вспоминаю. Я полгода ни копейки не получал вообще. Потом положили мне оклад 120 рублей. И все остальные получали столько же, кто-то максимум 180. Но мы там ночевали, мы считали, что занимаемся самым важным делом в этом мире. Мы были категоричны, но это составляло нашу жизнь.

И сейчас я понимаю, насколько для меня важна работа. В прошлом году у меня был перерыв в связи с болезнью, и я просто места себе не находил, пока не начал опять работать, очень уныло мне было и грустно. А когда какие-то пошли заказы, и востребованность появилась, тут я ожил.

К сожалению, я сужу и по моим детям, у молодых людей глаза не горят. Они делают все, но у них совершенно иные жизненные ориентиры. Я не говорю, хорошие или плохие, просто другие. Они привыкли, что всю жизнь у меня эти кальки, все валяется, разбросано, я всю жизнь этим занимаюсь. В детстве я их возил на работу, показывал, как устанавливаются иконостасы. Они всегда мне помогали и помогают сейчас. Двое занимаются орнаментами, третья помогает с договорами, поскольку учится по этому направлению. Но для них это не стало естественным воздухом, как для меня. У них просто есть в голове то, что это «надо» сделать. И молодые ребята, которые ко мне приходят, кто-то с большим интересом, у кого-то маленькие задачи. А той атмосферы, как была у нас тогда, к сожалению, нет.

***

***

[1] Архимандрит Зинон (Теодор) — иконописец, теоретик церковного искусства, педагог. Лауреат Государственной премии России (1995).

[2] Александр Соколов (1960–2015 гг.) — иконописец, участвовал в росписи храмов вмц. Параскевы в с. Пятница Владимирской области, святого Иоанна Богослова в Москве, деревянного храма в с. Сукава в Японии, а также храмов в США, Польше.

[3] Андрей Анисимов — заслуженный архитектор РФ, академик Академии архитектурного наследия, член-корреспондент Международной академии архитектуры, член Совета по архитектуре СА России. Руководит творческим объединением «Товарищество реставраторов. Мастерские Андрея Анисимова», возглавляет Правление «Гильдии храмоздателей».

Журнал «Православие и современность» № 38 (54)