предыдущая глава     К оглавлению

V. Борьба за богословие

12. Итоги Александровско-Николаевских преобразований
в духовно-образовательной сфере

Общую характеристику духовной школы Александровского и Николаевского времен дать далеко не просто. Об этой "дореформенной" школе было сказано и рассказано слишком много дурного и мрачного. Именно об этой школе писали Помяловский, Ростиславов, Никитин. И со свидетельством этих "обличителей" вполне совпадает и оценка такого бесспорного "охранителя", как известный Аскоченский, В.И. Судил Аскоченский тоже скорее со "светской" точки зрения. Его смущала неотесанность "житейского бурсака", и он брезгливо и злобно обзывает семинаристов "серой скотиной". Аскоченский вряд ли многим отличался в мирозоззрении от Ростиславова. "Убитый характер, неразвитые понятия, опустелое сердце, склонность к грубым порокам, вот что получает в наследство юноша, попавшийся в эту инквизицию мысли и доброго непритворного чувства". Таков безотрадный вывод Аскоченского...

И нужно признать, в этих обличениях и осуждениях много правды. В тогдашней школе было много серьезных изъянов. И главным из них была, действительно, грубость нравов...

Следует и о том помнить, что духовные школы в это время оставались в большой бедности, неустроенности и необеспеченности материальной. Даже академические профессора жили в крайней тесноте и скудости...

Процент успевающих иногда падал почти до половины, и в классных журналах все еще можно было встретить удивительные отметки о небытии в классах "по нахождению в бегах" или "по неимению одежды". Высокие требования устава слишком часто оказывались вовсе неисполнимыми. Устав ведь требовал развивать в духовных воспитанниках не столько память, сколько разумение. Между тем, именно зубрение и становилось обычно как бы нормальным методом учения. И в преподавании преобладал формализм, риторика, условность...

Однако, все эти бесспорные недостатки в последнем счете не обессиливали творческих порывов тогдашних поколений...

И общее историко-культурное значение этих "дореформенных" духовных школ приходится признать положительным и оценивать его высоко. Ведь именно эта духовно-школьная сеть оказалась подлинным социальным базисом для всего развития и расширения русской культуры и просвещения в ХIХ-м веке. Светская школа окрепла очень не скоро, не раньше сороковых годов, - Казанская гимназия и даже Университет, как их описывал С.Т. Аксаков, были далеко позади тогдашних семинарий, не говоря уже о преобразованных Академиях. Именно "семинарист" в течение десятилетий оставался строителем русского просвещения в самых разных областях. История русской науки и учености вообще самым кровным образом связана и с духовной школой, и с духовным сословием. Достаточно пересмотреть списки русских профессоров и ученых, по любой специальности, - здесь две основых социальных категории: "семинарист" и "иностранец" (всего чаще немецкого или шведского, реже польского происхождения), и сравнительно редкие представитлели дворянства и чиновничества. И в русской академической и литературной психологии до самого последнего времени можно было распознавать явные отзвуки и следы этого духовно-школьного прошлого. Это было источником и силы, и слабости, - творческой любознательности, и беспечного максимализма. Именно первая половина прошлого века была в этом отношении решающей эпохой. В это время росли и обучались те поколения, которым пришлось действовать в середине века и позже, в эти тревожные десятилетия "эманципации" и "оскудения", когда так быстро стала расширяться социальная база русского просвещения, когда пришел т.н. "разночинец". И ведь "разночинец" чаще всего и был семинарист...

В истории русского богословия, как и в истории русской философии, именно эта первая половина века была временем решительным...

Первое, что положительно бросается в глаза, это - обилие живых сил. Ряд сильных характеров, ряд ярких лиц, и отзывчивая среда вокруг вождей, ученики и последователи вокруг учителей, - так бывает обычно в эпохи с значительными темами. В ту эпоху была такая тема. В ту эпоху решался вопрос о самом бытии русского богословия. И он решен был творческим "да"… По пунктам мы можем перечесть одержанные тогда победы...

Бесспорным итогом эпохи библейских споров и страхов было лучшее и более ответственное знание Священного Писания. Именно в это время было положено крепкое основание русской библейской науки и библейского богословия. И это не было только делом простой эрудиции, или уделом немногих только. Устав 1814-го года требовал от всех учащихся читать Писание, и сама задача духовной школы здесь определялась, с характерной неточностью, так: "образование благочестивых и просвещенных служителей Слова Божия" Для чтения Писания отводились особые часы, и различалось чтение "поспешное" и чтение "медленное", с объяснениями, причем предлагалось отмечать и разбирать "главнейшие места богословских истин" (т.н. "sedes doctrinae"). В основу богословия полагалось именно герменевтика, - theologia hermeneutica или богословие "изъяснительное". И, кроме того, учащиеся должны были читать Библию "сами собою". С этим было связано и особое внимание к языкам Библии, не только к греческому, но и к еврейскому. Со времени "обратного хода", правда, изучение еврейского языка было взято под подозрение, - не есть ли этот язык отступивших теперь иудеев орудие ереси и неологизма?...

И Священное Писание стали читать меньше. Всего больше от этого пострадало элементарное преподавание Закона Божия, - и с детьми опасались читать Евангелие. Тем не менее, библейская основа была положена прочно...

Живое чувство Божественного Откровения, - вот первый положительный итог пережитого периода. Или иначе сказать - интуиция священной истории... Не менее был важен и второй итог. В тогдашней богословской традиции смыкаются органически философское умозрение и свидетельство Откровения. Другими словами - "богословие" и "философия". Об этом ниже будет сказано подробно...

И третий итог был даже подкреплен Пратасовской "реформой", - это было пробуждение исторического чувства, - один из самых характерных и отличительных признаков всего русского развития в прошлом веке. Отчасти это был еще историзм XVIII-го века, - скорее археологическое любопытство к прошлому, сентиментальное переживание ушедшего времени, чувство развалин и опустошения. Но, опять-таки, уже устав 1814-го года советовал делать особое ударение на "том, что называют философией истории". Это был совет пробуждать динамическое восприятие жизни. Новейшая философия немецкая была для этого большим подспорьем. С этим было связано пробуждение и религиозного интереса к прошлому. Иначе сказать, - чувство Предания...

Духовная школа была, при всех своих пробелах и немощах, школой классической и гуманитарной, и это была единственная связь, соединяющая русскую культуру и ученость с наследием Средневековья и Возрождения. И в этой школе достигалось все-таки твердое знание древних языков, отчасти, и еврейского. Кстати заметить, в общей школе судьба греческого языка была довольно печальной. В 1826-м году его находили излишней роскошью, но все-таки в программе оставили. В 1851-м году он был вовсе упразднен в гимназиях (кроме университетских городов, городов с греческим населением и Дерптского учебного округа), - нужно было найти часы для естественных наук. Между министром Народного просвещения кн. Ширинским-Шихматовым и товарищем министра Норовым по этому поводу вышло разногласие, хотя оба были в общем одного и того же клерикального духа. Но министр боялся, не станет ли молодежь отклоняться от христианских начал, начитавшись языческих авторов. Напротив, А.С. Норов был уверен, что греческий язык "направляет умы юношей к высокому и изящному", отвлекает от чтения вредных и суетных книг, к тому же это и есть основной язык православно-восточной Церкви. Во всяком случае, в программу были введены отцы, от Климента Римского и до Златоуста. В 1871 году греческий был восстановлен в гимназических программах при крайне преувеличенном числе часов. В объяснительной записке особое ударение сделано на том, что знание этого языка даст возможность Евангелие, и отцов, и богослужебные каноны читать на языке оригинальном, - "вследствие чего и сама наша ученая школа станет дорога для народа". В действительности же всего более преподавалась грамматика, и авторы читались нехристианские...

Остается отметить последний итог. В рассмотренный период начинает быстро развиваться богословское издательство. Возникают богословские журналы. Выходит немало и отдельных книг. Издаются не только учебники, и не только сборники назидательных слов или речей. Входит в обычай издавать и печатать лучшие курсовые работы, т.е. магистерские диссертации. Нужно помнить, что в тогдашней школе вообще, и в духовных школах, в частности, особое внимание уделялось именно письменным упражнениям студентов, искусству сочинять. В академиях в особенности старались развить писательский дар и уменье. Приучали и переводить: с древних языков, прежде всего, но и с новых также. В духовных школах русская мысль проходила, таким образом, и через школу филологическую и литературную...

Это сделало возможным быстрое развитие учено-богословской журналистики в следующий период...

И, в общем, к 60-м годам русский богослов был уже вполне на том же историческом уровне, что и его западные современники...

Весь путь был пройден за первые полвека...

предыдущая глава     К оглавлению