предыдущая глава К оглавлению следующая глава II. Встреча с Западом2. Старец Артемий и князь А.М. КурбскийСреди западно-русских писателей ХVI-го века особо нужно отметить московских изгнанников (скорее беглецов). Это - старец Артемий и князь А.М. Курбский. Артемий, бывший Троицкий игумен, был осужден в Москве за ересь ("в некоторых люторских расколах"). Из Соловков, куда он был сослан под начало, ему удалось бежать за Литовский рубеж. Здесь он сразу втягивается в спор и борьбу с протестантами и арианами. Захария Копыстенский впоследствии так говорил о нем: "преподобный инок, споспешствующу ему Господу, многих от ереси арианской и люторской в Литве отвернул, и чрез него Бог справил, же весь русский народ в Литве в ереси тые ся не перевернул"... Особенно интересны послание Артемия к Симону Будному, влиятельному кальвинскому и позже социнианскому министру (принадлежал к крайней левой польского арианства, к т.н. "нон-адоранцам" и сочетал библейский критицизм с началами деизма, срв. влияние Спинозы). В них поражает дух терпимости, дух евангельской кротости. Чувствуется, что пишет ученик заволжцев. Будного Артемий называет братом, "для общаго человеком прирожениа", - и этой связи, чувствует Артемий, не может разрушить и самое "зловерие лжеименного разума"… По условиям полемики Артемий всего больше должен был говорить об обрядах, о внешнем благочестии вообще. Но сам он очень далек от всякого обрядоверия. Для него христианство есть прежде всего внутреннее делание, "деяние Креста", - аскетический подвиг, путь безмолвия и собирания духа. Чаще всего он ссылается на Исаака Сирина, на Василия Великого, на Ареопагитики и на Дамаскина... Артемий не был только начетчиком, он живет в отеческих преданиях. И, подобно преподобному Нилу Сорскому, настаивает на испытании писаний… В другом стиле действовал Курбский (1528-1583). Он не вел прямой полемики. Встревоженный успехом "скверных ересей", он не менее был встревожен беспечностью и неподготовленностью православных: "а мы неискусны и учитися ленивы, а вопрошати о неведомых горды и презоривы". И, прежде всего, ревновал об общем укреплении православного сознания. Для этого звал вернуться к истокам, к первоисточникам вероучения. Курбский был ревнителем отеческих преданий. Его смущало (и возмущало), что православные так мало знают и мало читают творение отцов: "наших учителей чуждые наслаждаются, а мы гладом духовным таем, на свои зряще"... Он удивляется, что не все отеческие творения переведены по-славянски. И прежние переводы его не удовлетворяют. Он решается переводить снова. При этом вспоминает Максима Грека, которого восторженно чтил и называл "превозлюбленным учителем"... Курбский переводил с латинского, не с греческого, - и нарочито для того учился по латине. Он обращался на Запад, - ибо туда после взятие Константинополя вывезены все греческие книги, "вся газофилакия книжная", и там переведены по латине. Так понял он рассказ Максима Грека. Именно по Максиму и судит Курбский о Западе, ищет там греческие предания... Курбский не только спорил с Царем Московским и не только сводил с ним сословно боярские счеты. Он был не только ехидным и ядовитым памфлетистом. Курбский был искренним ревнителем православной культуры... Кругозор Курбского типично византийский. Его можно назвать скорее всего византийским гуманистом. Отеческое богословие и эллинская мудрость смыкаются для него в единое целое. Он напоминает, что "древние учителя наши в обоих научены и искусны, сиречь, во внешних учениях философских и в священных писаниях". И сам он кроме отцов Церкви изучает внешних философов, Аристотеля прежде всего (Физику и Ифику), еще Цицерона. Вероятно, от Цицерона у него (стоическая) идея естественного права. К Аристотелю он пришел, конечно, через Дамаскина... У Курбского были большие переводческие планы. Он собирался перевести великих отцов IV-го века. Для этого собирает и организует кружок переводчиков или "бакаляров", как сам их называет, для классического учения. Родственника своего, кн. Мих. Оболенского он посылает в Краков и в Италию учиться "вышних наук". Курбский приобретает (а Западных изданиях) "все оперы" Златоуста, Григория, Кирилла Александрийского, Дамаскина... Перевести удалось сравнительно немногое. Начал Курбский со Златоуста и перевел сперва сборник его поучений ("Новый Маргарит"). Затем переводили Дамаскина, - Богословие, Диалектику, "Небеса", мелкие сочинения. Из других отцов были переведены только отдельные статьи и поучения, еще отрывки из истории Евсевия. По-видимому, Курбскому принадлежит еще ряд интересных экзегетических сводов: Толковый Апостол особого состава, "Сокращение толковых пророчеств" (обычно, но неосновательно приписывается Максиму Греку), Толковая Псалтирь догматического содержания, составленная главным образом по Феодориту и псевдо-Афанасию, но с умелым и богатым подбором и других отеческих текстов. Все эти книги рассчитаны для споров с "арианами". И в них сказывается живой догматический интерес, ясность и трезвость сознательной веры... Важно не столько то, что Курбскому удалось сделать и закончить. Важно уже само намерение, один уже замысел его и план работы... Курбский не был только книжником или только эрудитом. У Курбского было живое чувство современности. Он стремился к творческому обновлению отеческих преданий, к оживлению и продолжению византийской традиции. У него чувствуется цельный религиозно-культурный идеал, и это был идеал словено-греческой православной культуры (его он противопоставляет "польской барбарии")... |