|
предыдущая глава К оглавлению следующая глава "Беспамятство - разрушительно, память - созидательна"(К 50-летию принятия Нюрнбергского Кодекса)"Беспамятство - разрушительно, память - созидательна" [1] - эти слова Д.С. Лихачева приобретают особый смысл в год 50-летия принятия Нюрнбергского Кодекса. Нюрнбергский процесс (1946-1947 гг.) вскрыл факты чудовищных по своей жестокости и по своему размаху медицинских экспериментов на человеке, когда огромное число узников концентрационных лагерей, в основном негерманского происхождения, использовались для научно-исследовательских целей и медицинских опытов. Именно эти "исследования" и "опыты" стали неотъемлемой частью понятия "преступление против человечности". В ходе судебного разбирательства было собрано множество документов, в том числе протоколы о проведении экспериментов над людьми с целью исследования влияния на человеческий организм переохлаждения, действия ядов. Миллионы людей специально заражались интересующими "экспериментаторов"-медиков болезнями и "при минимальных затратах времени и усилий" исследовались методы лечения и достижения иммунитета к малярии, инфекционной желтухе, сыпному тифу. Стали известны всему миру эксперименты по стерилизации, ренегации костей, мышц, нервной ткани, по пересадке костей и т.д. и т.п. В конце августа 1947 года 1-й Военный Трибунал США, действовавший по договоренности с союзниками и по приказу американской администрации в Германии, вынес Приговор по делу "медиков". Нюрнбергский Кодекс - это первый в истории международный "Свод правил о проведении экспериментов на людях", который возник в результате осознания вопиющего несоответствия некоторых видов медицинских экспериментов на человеке этическим принципам медицинской профессии и человеческой морали. Нюрнбергский Кодекс для многих до сих пор справедливо рассматривается как свидетельство зверств и перегибов "нацистской лженауки" и в то же время как своеобразный символ нравственной чистоты науки в цивилизованном мире. Но так ли это? "Беспамятство - разрушительно..." - и мы вспоминаем о еще одной дате - 95-летней годовщине первого издания книги В. Вересаева "Записки врача". В своей книге врач, ординатор Боткинской больницы в Петербурге, Викентий Смидович (литературный псевдоним - В. Вересаев) разоблачает цинизм отношения врачей к пациентам, описывает типичное для "специалистов" поругание трупов, возмущается тем, что врачи не останавливаются перед экспериментами над человеком, забывая "о различии между людьми и морскими свинками" [2]. "Прочтите "Записки врача", и вас невольно охватит холодный ужас, - писали в одной из российских газет начала века [3]. - Совершенно спокойно доктор, пользуясь своим положением, прививает больным различные болезни и с любовью следит за их развитием. Казалось, убедившись, что прививка удалась, он должен был бы торопиться уничтожить содеянное им зло, но этого нет. Он дает болезни развиваться, и до такой степени, что она уже угрожает опасностью самой жизни, но зато ею могли полюбоваться его коллеги, которым он давал возможность изучать столь интересный и редкий пример болезни. Хорошо это или нет? Зачастую опыты делаются без всякого смысла и основания, так, чтобы сделать опыт... Другой вопрос - довольна ли его жертва, которой он причинил страдание?.. Но это ему решительно все равно. А что же больные? - спросите вы. - Они обыкновенно умирают. - Как, и ничего? - Ничего. Они умирают во славу науки, потому что сам Бильрот [4] еще говорил, что медицина добивается успехов через гору трупов". "Во славу науки" - принцип, который, как ни парадоксально, может объединить "цивилизованную" и "нацистскую" медицину. Ведь, как известно, - "во славу науки" - было одним из аргументов, выдвигавшихся в защиту нацистских "врачей". "Беспамятство - разрушительно"... 80 лет назад в России произошла Октябрьская революция, идеологи которой хотели построить в России "общество, опирающееся на науку в своем развитии". Вместе с самой "научной" и все определяющей коммунистической идеологией - "научность" вытесняла традиционные для культуры морально-нравственные ценности. Интересы "революционной" науки, освобожденной в 1917 году от морально-этических и религиозных ценностей, определили, например, решение Совнаркома СССР о поддержке чудовищных практических опытов по получению "новогибридного человека" путем скрещивания людей с антропоморфными обезьянами. В своем отчете за 1928 год, представленном в Совнарком СССР Председателю Комиссии по содействию работам Академии Наук СССР, проф. Иванов, руководитель экспериментального проекта, писал: "Серьезным тормозом для постановки этой экспериментальной работы являлись также предрассудки религиозного и морального характера. В дореволюционной России было совершенно невозможно не только что-либо сделать, но и писать в этом направлении". Действительно, проф. Иванов не боялся встретить отказ в поддержке его эксперимента по искусственной случке людей с обезьянами из-за "предрассудков религиозного и морального характера": чего не было у идеологов и организаторов Октябрьской революции, составивших правящую верхушку страны, того не было [5]. А вот идеологических спекуляций разного рода по поводу "объективности" науки было предостаточно. В интересах "революционной науки" было, в лучшем случае, игнорирование, а обычно типичное клеймо - "мракобесие" как оценка теорий, пытавшихся предупредить о возможных последствиях культа "объективности", а значит, бесчеловечности самой науки. Ведь "объективность" науки весьма относительна. Она всегда находилась и находится в границах нашего понимания и наших смыслов, она не может быть "чистой", она всегда в той или иной форме функциональна, то есть зависима, в том числе и от человеческих взаимоотношений, а значит неразрывно связана с решением моральных проблем. "Беспамятство - разрушительно..." На протяжении 19-ти веков человек, развивая и совершенствуя свой разум, как поистине Божественную способность, пытался понять мир в согласии с духовно-нравственным законом, в согласии с чувством ответственности, совести и любви, различая добро и зло. К началу XX века, питаясь мощным энергетическим потенциалом христианских ценностей - святости жизни, милосердия, делания добра, - наука, в частности медико-биологическое знание, приходит к ликвидации постоянно угрожающих человечеству факторов риска - эпидемий, инфекционных заболеваний. Наука прошла громадное расстояние и разгадала множество тайн. То, что было непостижимым, становилось доступным человеческому разуму. Достижения медицинской науки снижали детскую смертность, исцеляли болезни и "исторгали из когтей смерти ее преждевременные жертвы". Но нельзя закрывать глаза и на известные падения науки, которые поистине чудовищны в своей действительности. Это и изобретение ядерного, биологического и т.п. оружия массового поражения, способного уничтожить жизнь на Земле за самый ограниченный промежуток времени. Как это ни парадоксально, но падения преобразующего разума наиболее глубоки в современной биомедицине, призванной охранять человеческую жизнь. Заготовка "запасных" зигот и их последующее уничтожение - условие процедуры искусственного оплодотворения. Отрицательные результаты пренатальной диагностики - еще одно мощное основание "показаний" для искусственного прерывания жизни находящегося в материнской утробе ребенка. Превращение человеческих зародышей в фармацевтическое "сырье" является условием фетальной терапии. Христианство не против науки. Оно "рассматривает науку как необходимый инструмент этой жизни" [6]. Более того, слова Спасителя: Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит (Ин. 14, 12) православное христианство трактует как призыв к делам человеческим, в том числе и к развитию науки и научных теорий. Но не "любых", а лишь тех, которые, как учит Нектарий Оптинский, "не портят нравственность". "Человек двухсоставен, духовно-телесен, и его нормальное бытие невозможно без соответствующей гармонии этих двух начал... Уже по этой причине, в силу единства духовной и физической природ в человеке, взаимосвязь религиозного и научного знания естественна и необходима" [7]. Разрыв этой взаимосвязи и приводит к возникновению феномена "полу-науки". Слова св. Василия Великого в "Беседах на Шестоднев" о "полуученых" его времени становятся все более уместными в наши дни: " Не имеют ли те, кто посвятил себя полунауке, глаза сов, ибо зрение совы, проникающее сквозь мрак ночи, поражается великолепием света". Ф. Достоевский пишет о феномене "полунауки" почти в апокалиптическом тоне: "Полунаука, - говорит один из его героев, - есть невиданный прежде деспот; деспот, имеющий своих собственных жрецов и рабов; деспот, перед которым всякий преклоняется с любовью и суеверным страхом, нечто до сих пор невиданное, перед чем постыдно дрожит и трепещет наука" [8]. Полунаука максимально проявляет себя в современном научно-техническом прогрессе, деспотизм которого обусловлен отсутствием благоразумия, то есть нравственной неполнотой разума. Нравственная неполнота разума формирует такое явление как "рациофашизм" (П. Фейрабенд), когда под знаменем научной рациональности и ради "объективного" знания вживляются раковые клетки в здоровый организм человека. Или когда ради "объективной" информации отказываются от лечения больного, погибающего от болезни. Или когда без ведома и согласия больных их используют для клинических испытаний новых лекарственных препаратов. К сожалению, перечень подобных примеров, сопровождающих современную научную работу, может составить не одну страницу. Сегодня к ним добавляются вопросы о практических, социокультурных последствиях современных биомедицинских технологий. Например, насколько социально безопасно распространение генетического тестирования или вмешательство в геном человека? Или насколько этически допустимо клонирование клеток человека с целью получения его"оригинальных копий", "запасных частей"? Эти вопросы выходят далеко за узкие рамки внутринаучной области и касаются как каждого человека, так и судеб общественного развития в целом. Нюрнбергский Кодекс 1947 года стал первым в истории цивилизации документом, поставившим проблему этической и социальной ответственности ученых на уровень социально-значимых общецивилизационных проблем. "Память созидательна..." - и
|