предыдущая глава К оглавлению следующая глава
Эпоха догосударственная Начатки христианства на территории будущей России
І. Начало исторической жизни русского народа
Часть 2
Сугубую неясность вносит в проблему о начале Руси совместное обсуждение двух разных вопросов. Один вопрос о племени и языке народа — вопрос преимущественно археологический. И другой об имени народа — преимущественно филологический. Выяснить первый вопрос, не значит еще решить второй и — наоборот. Раса, кровь народа является самым существенным и устойчивым его свойством, язык менее устойчивым, а имя уже и совсем внешней этикеткой, иногда случайно, извне к народу приставшей. Оба переплетающихся между собой вопроса к настоящему моменту могут считаться удовлетворительно разъясненными преимущественно при помощи так называемой норманнской теории. Не имея необходимости углубляться в дебри проблемы, отсылаем читателя к двум полезным руководствам. Старый путеводитель по вопросу — это Лекции датск. проф. В. Томсона (1876 г.), напечатанные в 1891 г. (I кн. "Чтен. в Имп. Общ. Ист. и Др. Росс".), а новый — это исчерпывающее библиографическое исследование проф. В.А. Мошина "Варяго-русский вопрос" (Slavia, Прага, 1931 г.).
Хотя имя Русь и поддается легче всего объяснению, как славянская передача имени, данного прибалтийскими финнами соседним скандинавским пришельцам-шведам, которых они доныне называют RUOTSI (диалектич. Rotsi эстон Rot's). В славянском произношении звук "uo" сливается в у: Suomi (имя самих финнов) в русской летописи — Сумь. Следовательно, "Руотси-Руосси, Ротсь, Рось" по-славянски произносилось "Русси-Русь". Византийское ухо акцентировало в этом имени гласную "о" и произносило ‘Ρώς — Рос. Может быть на это повлияла и библейская реминисценция о скифском народе "Рош", прорвавшемся, по свидетельству пророка Иезекииля (VI в. до Рождества Христова), из-за Кавказа в северную Сирию. В греческом переводе LXX еврейское "Рош" пишется и звучит как 'Ρώς. Византийцы любили новые народы называть старыми, классическими, книжно-высокопарными именами.
Но новая русско-историческая и археологическая наука уже накопила большой материал, не позволяющий успокоиться на одном этом объяснении происхождения русского имени. Скандинавско-финский состав слова Русь, оставаясь непоколебленным, может не исключать и других корней его, которые встретились и слились со скандинавским именем. А слились и объединились потому, что обширные части будущей великой русской равнины, населенных разнородными этническими группами, в конце концов подпали под стихийное объединительное влияние возобладавшего над ними славянского по языку племени, будущего русского народа. Племя это, разбросавшееся от Волхова, Двины, Немана, Сана, Днестра и Дуная до Дона, Волги и Кубани, втянуло в себя и местные этнографические и географические прозвища, среди которых корень "рос" и "рус" повидимому были не заносными со стороны, а автохтонными.
Если географическая номенклатура в нашем северно-прибалтийском пространстве пестрит названиями с корнем "рус" (Старая Русса, река Порусья, село Русино, река Русская, Деревня Руска; на севере Ладожск. оз. село Рускяля; на юге Финляндии озеро Рутсаляйнен, т.е. "шведы" и т.п.), то это еще объяснимо занесением сюда таких имен через бродячих норманнов (по их финскому прозванию).
Но уже не столь убедителен этот генезис имени "Рус" в применении к географии средней и южной Прибалтики, где финнов нет. На нижнем течении Немана село Русс; в Курляндии г. Россиены; Мазурское озеро — Рош; село Росинско; на нижней Висле — Руссеная; близ крепости Ивангород — Россоч, Русец. И далее — через Галичину и Карпаты в Трансильвании: Рава Русска, Руске Ушице; на зап. стор. Карпат — речка Рушково, село Рушлоляна; на вост. буковинской стороне: Рус-Молдвица; в центре трансильв. Альп село Русс, гора Рушка, речка Рушка, села: Рушкичи и Русберг. Речка Русова владает в Днестр ок. Ямполя; село Руска Банилла в Буковине около Прута; ряд сел около Дуная в Валахии; Рущук на Дунае. Пусть и сюда на Неман и Вислу пробирались бродяги норманны, но их оседание здесь было настолько слабо и редко, что не объясняет топографического изобилия "русских" имен.
Покойный академик Н.Я. Марр — наш крупнейший лингвист кавказских языков, утверждает наличность этнических терминов "Рущ, Рос, Рош" на Кавказе, Сев. Кавказе и Черноморьи. Сирийский церковный историк Захария Ритор (VI в.) называет среди народов Сев. Кавказа каких-то "Рос и Рус". Белами, переводчик X в. на персидский язык арабской хроники VII в. Табари среди народов сев. Кавказа называет хазар, Алан и Русов. Отсюда становится более понятным как бы внезапное выступление в IX веке на сцену истории Азовской-Черноморской или Тмутараканской Руси. Какая-то "Русь", пополненная, а может быть и возглавленная, новыми элементами, влившимися в нее с севера, здесь на сев. Кавказе уже существовала. Наши выдающиеся византинисты Ф.И. Успенский и за ним А.А. Васильев усматривают указания на эту черноморскую "Русь" — 'Ρώς у византийских писателей под излюбленным ими термином Скифы в применении к событиям, еще более ранних веков. Напр., византийские и грузинские хронисты, рассказывая о нападении Авар на КПль в 626 г. и с суши и с моря, указывают на присутствие в войсках аварских, в качестве их союзников, Болгар и Скифов. А Скиф для византийца той эпохи это синоним Руси. Вот какие загадки записаны ими: φλώρος — звук последнего слога напоминает "гордое надменное языческое племя"; χήρος тоже — "надменной гордости варвара — Скифа". И Античный эллин и византиец под Скифами привыкли разуметь племена, обитающие в причерноморском и прикавказском районах, а никак не дальше северных норманнов или северо-западных франков. Позднее VII — VIII веков происходит быстрая перемена в семасиологии термина ρ ώ ς. Византийцы явно прикрепляют его к варварам германского племени, к норманнам-варягам. И те до них дошли тоже с именем ρώς. Если такое слияние под одним именем двух народностей, одной издавна известной и другой — вновь явившейся, не возбудило никакого вопроса и не вызвало в византийской письменности никаких оговорок и пояснений, значит оно стало фактом самопонятным и очевидным. Значит эти две народности объединились, смешались и ни одна ни похищала, ни навязывала другой чуждого ей имени. Счастливая историческая случайность созвучия имен, родившихся из разных корней, только облегчила процесс тоже случайной встречи разных народов в открывшейся пред ними общей судьбе: в строительстве единой национальной жизни, славянской по территории и языку, и русской по имени.
Косвенными свидетелями такой встречи и слияния двух частей Руси служат нам довольно многочисленные упоминания о русских у современных той эпохе арабских историков и мемуаристов.
Ибн Хордадбех, писавший не позже 846 г. (т.е. до фиктивной даты 862 г. начала русск. государства), нам сообщает: "Что касается русских (купцов) — а они суть племя славянское, — то они направляются из самых дальних концов Саклаба к морю Русскому и продают там бобровые меха, горных лисиц, а также мечи. Царь Рума взимает десятину с их товаров".
Или: "Они спускаются по Танаису (Дону), реке славян (саклаба), проходя через Камлидж (Итиль), столицу хазар, и властитель страны взимает с них десятину. И оттуда они спускаются на судах по морю Джурджана (Каспию) и выходят на берег, где им любо. Иногда они провозят свой товар на верблюдах из города Джурджана в Багдад. И евнухи славянские служат им здесь проводниками. Они выдают себя за христиан и, как таковые, платят поголовную подать".
Здесь имя "русс" мыслится принадлежащим, как имя собственное, народу по племени и языку славянскому. И самую страну руссов автор по ее этнической природе называет "Славянщиной" — Саклаба. Он мыслит ее обширной и далекой, северной и лесистой, по пушному сырью, которым она торгует. Караванные пути купцов-руссов суть не только сухопутные, но и мореходные и настолько прочно ими завоеванные, что самое море называется арабским писателем морем Русским, без всяких оговорок, как факт общепринятый. В этой Черноморской сфере (северный берег и Крым) русские купцы платят таможенную пошлину властям "римским", т.е. византийским.
Но рядом с этим караванным рейсом совершается и другой, также сухопутно-морской рейс русских, который можно назвать восточным. С верховьев Дона, очевидно путем перегрузки или волока, караван по нижней Волге спускается в Каспий до его юга, откуда на верблюдах до Багдада. Там по мусульманской Персии его сопровождают свои земляки, русские славяне, или как проданные в рабство, или как пленные, обращенные в евнухов. Русские рисуются еще язычниками и только ради паспортных удобств именующими себя христианами.
Арабский писатель также половины IX в. Ал-Бекри подчеркивает доминирующее национальное влияние на южно-русской равнине славянского населения, говоря: "главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались со славянами: баджинаки (печенеги), русы и хазары". Ал-Бекри в месиве народов, цементируемом славянским языком, различает и "русов", как ославяненных, но иноплеменников. Пришельцев ли издалека, или местных? Скорее последнее. Ибн Фодлан считает Русов как будто одним из восточных народов. О Волге он говорит: "Итиль течет к хазарам из Руса и Болгара". Если, как мы знаем, болгары осели на средней Волге, то русы по соседству мыслятся где-то около центра русской равнины. И еще подробность: "пища хазар привозится к ним из Руса, Булгара и Куябы (Киева)" Тут русы не совпадают с киевлянами и стоят ближе к народам Востока. Ибн-Даста называет князя руссов "хакан — рус", т.е. хазарскими княжеским титулом (каган — иудейское коген). Все это более походит на признаки восточного народа и соблазняет новейших исследователей строить даже гипотезу тюркского происхождения имени "русь" (K. Fritzler).
Из греческой еще хронографии передалось славянскому летописанию предание о тождестве руси с тюрками. Сербский перевод XIV века дополнений к хронографии Зонары, упоминая повидимому о нападении руссов на КПль 860 г., выражается так: " роди же нарицаемыи руси, кумане сущи, живяху во Евксине, и начаша пленовати страну рымскую". Повторяя это, Никон Лет. (876 г.) и Степен. Кн. I, 50, формулируют так: "роди, нарицаемии Руси, иже и Кумани, живеаху во Евксинопонте..."
Итак, к настоящему моменту можно признать, что были какие-то племена и в предкавказском Черноморьи, не псевдонимно, а исконно называвшиеся Русью, ославянившиеся по языку и влившиеся в общий поток нашествий на Византийскую империю и вложившиеся в процесс построения государства русского. Но в последнем строительстве все же ведущая роль выпала на долю другой Руси — норманнской. Таково было убеждение византийцев, на горьком опыте лично ознакомившихся с ее положительными и отрицательными качествами. Византийцы отчетливо нам говорят, что эти 'Ρώς были скандинавы, командовавшие славянскими массами.
Интереснейшее свидетельство о первоначальной стадии ознакомления Византии с новым для нее народом 'Ρώς в начале IX в. сохранилось в Бертинских Анналах Пруденция Галиндо (t861 г.) под 839 г., т.е. до выступления на сцену киевского русского государства.
Анналист передает, что в Ингельгейм (на Рейне), столицу франкского императора Людовика Благочестивого, пришли послы от византийского императора Феофила, а вместе с ними "некоторые люди, которые называли себя, т.е. народ свой (qui se, id еst gentem suam, Rhos vocari dicebant) Ροс. Они пришли в Византию от их собственного царя по имени Chocanus (т.е. очевидно "каган"), но назад не хотели возвращаться той же дорогой, боясь одного жестокого и варварского народа". Поэтому Феофил просил Людовика пропустить их домой через свою державу. Однако, несмотря на солидную рекомендацию, к пришельцам отнеслись весьма подозрительно, а император, "прилежно испытав причины прихода их, открыл, что они из свевов", т.е. шведов (соmperuit соs gentis еsse sueonum). Как бы экспертиза ни была поверхностна, во всяком случае уже самое направление этих росов домой через сердце Европы (в Швецию, а затем водными, варяжскими путями в Таматарху?) говорит за то, что их национальность в общем угадана верно и отличена даже от хорошо известных на западе норвежских и датских норманнов.
Вывод отсюда тот, что Русь — это восточные скандинавы, не забывшие даже своей северной родины, но связавшиеся настолько тесно с новой жизнью в Предкавказьи, что и князь их называется по-хазарски хакан. Нам теперь понятно, из каких элементов сложилась этническая и политическая загадка для византийцев начала IX века. Но это еще не разгадка для нас корня имени ‘Ρώς. Окрестила этим именем бродячих скандинавов только восточно-европейская почва; на всем ее просторе от Балтийского моря и Карпат, до Черного и Каспийского морей. И если имя Ruotsi — Русь, не существовавшее как имя племенное в Скандинавии, на новой почве извне пристало к скитальцам-норманнам, то остается все-таки неясным, почему оно в его, так сказать, финнской форме так легко было усвоено во всех концах великой русской равнины. Тут гипотеза о встрече двух созвучных имен, северного и южного происхождения, сохраняет свою силу.
Бесспорен, однако, голос древних первоисточников. В них Русь прилагается к военно-командующей, норманно-варяжской, в племенном смысле северно-германской Руси. Это с совершенной ясностью засвидетельствовано всеми византийскими источниками и нашими русскими летописями. Наша местная, славянская и даже "русская" (в двойном смысле — имени и крови), Русь выступила на сцену истории под главенствующей командой Руси скандинавского происхождения. Судьбы той и другой Руси, политические, культурные, духовные, бытовые неразрывно слились в едином "русском море", причем скандинавско-варяжский ручеек иссяк, потерялся в нем скоро и бесследно. Совершила и завершила это единство главным образом духовная сила новой христианской веры, победившей убогое язычество в душах двух племен. Поэтому неуместен какой-то якобы патриотический и церковный страх — признатъ в законных пределах правоту так наз. норманнской теории начала Руси, как нации, как государства, и как церкви.
За последнее полстолетие русская археология прочно установила, что военно-торговый путь для скандинавов "из варяг в греки" по Днепру есть путь сравнительно новый, установившийся уже в IX в. Ранее его долгое время практиковался ими в военно-торговых целях другой, более далекий путь: по Волге, Каспию и через Закавказье. Он вел скандинавов на передне-азиатский Восток и обратно оттуда вел арабских купцов в Скандинавию. Одна северная ветвь этого пути шла в бассейн Камы. B кладах Швеции VIII — IX вв. монет арабских вдвое больше, чем византийских. Отсюда понятна слава Биармии (т.е. Перми, Перм. края), звучащая в скандинавских сагах. Новейшие археологи (П. Смирнов. Сбирник Ист. Фил. Видд. № 75 Укр. Ак. Н.), судя по скандинавским курганам Яросл. и Влад. губ., склонны относить зачатки здесь варяжско-рус. государственности даже к VI веку. Во всяком случае, поворот скандинавов с этого восточного и длинного пути к Багдаду на более короткие и западные пути к Черному морю и Византии есть явление новое, не ранее конца VIII в. Этот западный путь имел варианты: не только общеизвестный Волховский, но и другой — Западно-двинской через Сан к Днестру, и третий — по Неману к тому же Днепру. Шахматов и Мошин даже гадают, что открывшаяся к IX в. тяга к Византии соблазняла и волжских скандинавов переходить волоком на Дон и оттуда на Черное море. А конкуренты их — варяги днепровского пути, отрезали им пути к возврату из Византии. И в этом смысл таинственного эпизода 839 г., когда Rhos восточного пути, избегая устроенной им ловушки, обходным путем вернулись через Скандинавию на Восток к своему хакану.
Эта Русь конца VIII нач. IX вв. — подвижное месиво народов: славянского, норманнского и может быть частично скифско-иранского, или даже тюркского, бродила и была рассеяна по всем северным берегам Черноморья, уже издавна христианизованным Византией. Единоплеменные и близкие по языку для скандинавов готы были уже с IV в. христианами. Готские епископские кафедры были и в Таматархе и в г. Русии (Керчи). Христианство покоряло народ за народом между Черным и Каспийским морями. Выщеупомянутый список кафедр КП патриархата VIII столетия называет под ведением готского Дорийского митрополита епископов: Оногурского (Όνογούρων венгерского — угорского?) — народа, жившего по верхнему бассейну Кубани, Итильского ('Αστήλ), то есть, столичного хазарского и Хвалисского (Χουάλης) — вероятно прикаспийского. Северно-кавказские аланы (предки осетин), как наверное теперь известно, приняли христианство вместе со своим князем в самом начале X в. Руссы же сначала не поддавались культурному, укрощающему влиянию византийской религии. Предпочитая вести свабодный образ жизни морских пиратов, они делали по временам опустошительные набеги на соседние берега Крыма и Малой Азии. Все-таки в конце концов с них именно, как и у готов, началось просвещение светом христианской веры всего русского мира. А толчками к этому послужили как раз те самые пиратские набеги руссов, виновики которых и не подозревали о столь благодетельных последствиях своих варварских предприятий.
предыдущая глава К оглавлению следующая глава
|