В июле текущего года исполнилось 130 лет со дня рождения Бориса Викторовича Шергина, а 30 октября — 50 лет со дня его праведной кончины. Самое время поговорить о богатейшем наследии этого уникального автора.

Борис Шергин — исследователь, хранитель и певец русского Поморья, особой цивилизации, возросшей на северных окраинах Российского государства, на берегах Белого моря. Поморье — это постоянное противостояние человека суровой природе и не только практический, но и, что важнее, духовный опыт такого противостояния. Поморье — это собственное кораблестроение, мореплавание, это морской промысел, требующий огромного мужества, воли и сноровки. Это преемственность нравственных законов, верность традиции. Это красивая и богатая народная культура: прикладное искусство, фольклор, иконопись, храмовая архитектура, строй патриархального быта. 

Борис Шергин, родившийся в 1893 году в Архангельске, в семье корабела, был плотью от плоти этого русского «краесветья». Он невероятно много сделал для того, чтобы открыть миру и северную культуру, и, главное, человека — помора, его мудрость, мужество, его одаренность и духовную красоту. В «Поморских рассказах» этого писателя мы видим людей, которые в любых, даже самых ужасных обстоятельствах (например, оказавшись на безжизненном каменном острове посреди моря без надежды на спасение) остаются людьми, хранят в себе образ Божий, творят добро и красоту. Язык произведений Шергина — это целый пласт русского языка, живого, образного, поэтического, который исчез бы без него и без немногих подобных ему собирателей и который необходим нам сегодня как воздух — дабы не погубил наши души отвратительный в своей бездуховности  антирусский «новояз».

Однако всё связанное с Поморьем — это еще далеко не всё о Борисе Шергине.

Выросший на севере, Борис Викторович большую часть своей жизни прожил в Москве. Эти московские годы совсем не были для него легкими. Живой побег древа Святой Руси, исконной православной России, он никак не мог привиться к новой безбожной жизни, он не принимал ее, и эта жизнь не принимала его. Отсюда — невостребованность и вечная бедность, почти нищета. Плюс инвалидность (у него не было одной ноги и пальцев на другой — неудачно сошел с трамвая на ходу еще в молодости) и быстро угасавшее зрение (последние годы жизни Шергин был совсем слеп). Но книги о поморских корабелах все же выходили, и исследования подвигались, и люди, которым именно он, Шергин, был нужен, находились. Интерес к писателю был довольно заметен еще в советские годы, то есть до того как открылось наконец русскому читателю главное в его наследии: до поры потаенные личные дневники, истинный кладезь христианского духовного опыта, мудрости и словесной красоты. Ну а после того как эти дневники были опубликованы, многие поняли, что просто не могут без Шергина жить. Для некоторых лично мне известных людей дневники писателя стали решающей ступенью к воцерковлению.

Борис Викторович вел свои записи на протяжении десятилетий, пока не ослеп окончательно (одна из последних записей — «При ярком свете вижу еще белый лист бумаги»). И точно так же, на протяжении десятилетий, на протяжении всей своей жизни может читать эти дневники любой из нас. Они неисчерпаемы: их можно перечитывать много раз, и каждый раз — как впервые.

«Любовь к природе — начало многого добра, — пишет Борис Викторович в октябре 1945 года,— ежели книга природы – любимое твое чтение, ты на благодарном пути. Приникая к красотам природы, увидишь тайну. Красивые виды природы заставляют подумать о Художнике, равно как и благоухание маленького цветочка. Предел человеческой изобретательности — мертвенные машины. Но в том, что создано Богом — дерево, цветок — жизнь непостижимая и недомыслимая». «Книгу природы» Шергин читает постоянно: для этого ему достаточно совсем немногого, порой — просто выйти из сырого полуподвала, в котором он коротал военные и послевоенные годы, и увидеть небо в закатных облаках, набухшие почки деревьев, услышать перекличку «галиц» (галок), ручеек талой воды, сбегающий вниз по улице, или хруст снежка. Все сотворенное Богом дает ему жизнь. У него бывают минуты особых прозрений, когда, глядя на обычное дерево, он вдруг видит Божий замысел об этом дереве.  

Вселенная для Шергина — это единый Божий храм, происходящее в тварном мире переплетается и перекликается с происходящим в Церкви. «Сегодня лужа за окном светит, небо в ней отразилось (…) Снега опустились, скоро побегут ручьи. В эти дни плачет над миром и над человеком Андрей, пастырь Критский. Плачет, как Мария и Марфа над Лазарем…»В огромном мире с его чудесами, переменами, с его свидетельством о Творце есть место Его особого присутствия — храм; и именно там человек получает вразумление, трезвение и откровение. «У службы, как неграмотный, ловлю слова Канона Великого. Годы те и беды те мучат, да уму учат. Уже не “настроения” великопостные художнически ловишь (сие на песке здание), а диагноз болезни своей от врача пречуднейшего и авторитетнейшего приемлешь, купно с сим и несомненный, и вернейший, и благодатный способ исцеления».

В своих дневниках Борис Викторович постоянно обращается к истории Русской Церкви, к подвигам ее святых, к святыням ее монастырей. Ему прекрасно известно, конечно, что сделали большевики с родными для него, помора, Соловками, с храмами Архангельска, Москвы, других русских городов. Но он неуклонно верит, что «не пуста Россия», что жива Святая Русь, что не может она погибнуть, что ее кажущаяся смерть — это, на самом деле, мистический сон, за которым последует пробуждение.

Дневники Шергина одновременно скорбны и радостны: это сочетание, невозможное на плоскости рассудка, совершенно органично в трехмерном пространстве веры; мы находим его и в псалмах, в стихирах, в наших повседневных молитвах. Это скорбь человека о мире, лежащем во зле, и плач о собственной своей греховности, немощи, малодушии. И, одновременно — радость от того, что есть Бог, прощающий, очищающий, поднимающий человека над ним самим. «Утром открою оконце, и в мой подвал глянет вечное светлое небо. Открою и страницу Евангелия, отсюда в дряхлеющую, убогую мою душу начнет струиться весна вечной жизни…»

Для меня Борис Шергин прежде всего учитель радости. Радость у Шергина — это не просто «обрадованность» какой-либо хорошей вестью, это то единственное состояние  души, которое достойно звания человека. Радость — это и есть смысл; никакая наука никогда не даст человеку подлинного смысла и настоящей радости, а «без радости человеку незачем таскать свое тело», убежден Борис Викторович. И ничто не должно приводить человека в отчаяние. «Знаю, что есть свет. Знаю, что будет паводок милости Божьей, водополье придёт. Хлынет дождём Утешитель и уготованные Ему на земле водоёмы исполнит безмерно. Хлынет благодатная радость. Тогда только подставляй рот, глотай-знай, не залейся…»

Конечно, умещать  Бориса Шергина в рамки газетной полосы — это все равно что море вливать в стакан. Потому моя задача скромна: не раскрыть даже, а только лишь заинтересовать тех, кто не открыл еще для себя этого писателя. Теперь уже вышло полное собрание его сочинений, включающее в себя и все дневники. Но на первом этапе наиболее доступной для читателя будет книга «Добрым людям на услышание», вышедшая недавно в издательстве «Никея». Также есть смысл поискать книгу «Праведное солнце. Дневники разных лет» («Библиополис», 2009)

«Вера Христова, сокровище и счастье наше! От дней младенчества и до старости нет вести радостнее, нет песни прекраснее, нету словес более дивных, как “Христос воскресе из мертвых” (…) с этой радостью умру, и знаю, что в вечность перейдет эта радость, радость Пасхи».