В декабре 2018 года исполняется 15 лет Архиерейскому мужскому хору Саратовской митрополии. Круглую дату со дня создания коллектив отмечает юбилейными концертами — в Саратове, Покровске (Энгельсе), Балаково. Предлагаем вашему вниманию одно из архивных интервью с регентом хора, его бессменным творческим руководителем, ректором Саратовской государственной консерватории имени Л.В. Собинова Александром Германовичем Занориным.
— Александр Германович, Вы — потомственный музыкант. В каком-то смысле выбор профессии был для Вас предопределен. А не было ли у Вас желания пойти наперекор традиции и заняться чем-то принципиально другим?
— В детстве я очень любил заниматься музыкой, а потом, когда какой-то изначально заложенный потенциал исчерпался, и для достижения чего-то большего надо было уже трудиться, я испытывал приступы горячей нелюбви к своему пианино. Но это бывает со всяким ребенком. Однако, даже поступив в музыкальное училище, я до конца не определился, чем буду заниматься после его окончания. В то время меня, например, интересовала коммерция. Это были 90-е, и многие мои друзья уезжали в Москву: кто-то занимался продюсированием, открывал какие-то фирмы. Своими соображениями я делился с родителями, и, помню, мама мне однажды сказала: «Коммерсантом может стать почти каждый, а музыкальное искусство — то дело, которое приносит истинное творческое удовлетворение и пользу другим людям». И как теперь ясно, она оказалась права.
— Когда Вы впервые соприкоснулись с духовной музыкой?
— Любовь к церковной музыке появилась еще в юности, когда я впервые прослушал пластинку «Шедевры русской музыки XVII–XIX веков», которую записал известный регент Александр Юрлов со своей Республиканской русской хоровой капеллой. Туда вошли различные древние распевы, канты и несколько духовных сочинений. И еще одно: мы с мамой, как-то гуляя по набережной,— помню, это был 87-й год — зашли в Троицкий собор. Перед нами приоткрылся новый мир — мир Церкви, к которому мы стали постепенно приобщаться. А впервые исполнять церковную музыку я стал в храме Серафима Саровского, куда пришел певчим в 1992 году, еще до поступления в консерваторию. После моих просьб меня туда принял настоятель храма протоиерей Василий Стрелков, который часто сам вставал на клирос и пел вместе с хором, регентовал. Впоследствии, конечно, большой опыт работы над церковной музыкой, как исполнительский, так и хормейстерский, дал мне Саратовский губернский театр хоровой музыки, которым и по сей день руководит мой педагог Людмила Лицова. Значительную часть репертуара театра составляют духовно-музыкальные сочинения. Благодаря этой работе любовь к церковной музыке укрепилась во мне на всю жизнь.
— А когда и как Вы почувствовали себя верующим человеком?
— Если честно, то это произошло совсем недавно. Когда пришел петь в храм и даже когда начал регентовать архиерейским хором, мне казалось, конечно, что я верующий, но потом существовавший для меня самого миф о моей вере разрушился. Почему миф? Потому что я стал постепенно постигать, что вера — это совершенно иное, нежели я раньше представлял. Вера — это не умозрение, это жизнь и попытка преобразить свою душу путем аскетического труда над собой. Когда человек говорит, что он верующий, но при этом не участвует в церковных таинствах, не пытается пересмотреть свою жизнь, изменить себя, он сам же себя и обманывает. Я пел во многих храмах города, но совершенно не имел представления о богатстве веры и Церкви, которое имею сейчас — спустя десять лет.
— Как Вам предложили стать регентом вновь образованного архиерейского хора и как Вы это предложение восприняли?
— О том, что Владыка интересуется хоровыми дирижерами, которые могли бы возглавить этот коллектив, я узнал от протодиакона Олега Дроздова. И когда именно мне это предложили, я сразу почувствовал, что надо согласиться, даже не знаю почему, ведь у меня совершенно отсутствовал опыт управления церковным хором. Но у меня тогда был очень сложный период в жизни, и я это воспринял как некий новый счастливый поворот. Тогда же я познакомился с регентом хора Московского подворья Троице-Сергиевой Лавры Владимиром Горбиком. Владимир Александрович дал мне ряд практических советов и указал пути, которые еще предстояло разглядеть. И думаю, что это правильно: до каких-то вещей надо дойти самостоятельно. Владыка Лонгин уделял богослужебному пению большое внимание, он подарил мне множество дисков с записью церковной музыки, и такое прослушивание мне тоже очень многое дало. С теми песнопениями, которые из раза в раз звучат на богослужении, было проще, ведь работа над хоровыми произведениями — дело, которым я уже несколько лет занимался, будучи хормейстером Саратовского губернского театра хоровой музыки. А в отношении изменяемых песнопений: прокимнов, стихир, тропарей — я был новичком, и мне предстояло еще освоить их стиль и манеру исполнения.
— У Вас не было сомнений в том, что Вы сделали правильный выбор, согласившись возглавить архиерейский хор?
— Было страшнее — желание уйти и все бросить. Открыто признаюсь в этом, наверное, впервые. Но, знаете, когда мне становилось очень трудно, когда казалось, что я ошибся и надо все бросать, думаю, Промыслом Божиим, Владыка всегда меня поддерживал. Одно его слово могло рассеять все мои сомнения, придавало силы. И, конечно, его архипастырская молитва спасла меня от опрометчивого шага. Если бы я тогда ушел, то не состоялся бы ни как регент, ни даже как музыкант. Потому что потом, когда я понял суть и стилистику церковной музыки, это открыло совершенно новые горизонты для взгляда на светскую классическую музыку, возможность воспринимать ее через призму первоисточника, ведь все искусство вышло из Церкви.
— Как Вы считаете, участие в церковной жизни обязательно для регента?
— Я понял одно: жизнь регента отчасти проецируется на жизнь певчих, которые с ним работают. И неурядицы возникают в коллективе тогда, когда у тебя самого подорвано духовное состояние. Церковный хор — в какой-то мере отражение души регента. В светских творческих коллективах это не всегда так и не столь явно ощущается. Только в Церкви я по-настоящему осознал, что главное для начальствующего — научиться любить людей, воспринимать их боль, как свою. Это сложно, и у меня не всегда получается, но я стараюсь. И, конечно, за всех своих хористов надо молиться. Когда мы позволяем любви жить в коллективе, внимательно и сострадательно относимся друг к другу, по-христиански, то это сказывается даже на том, как хор звучит. Все, что мы делаем в Церкви, встречает особое противодействие со стороны врага рода человеческого, поэтому все так сложно. Но само по себе присутствие в храме, особенно в тот момент, когда Дух Святый освящает Дары, невольно откладывает отпечаток на сердце человека, и он начинает меняться. Так происходит и с певцами хора, которые приходят работать, а остаются служить. К этому пониманию я пришел постепенно — по мере углубления в церковную жизнь.
— В одном из интервью Вы говорили, что участие церковного хора в концертах не должно быть частым, потому что есть опасность потерять аскетичность исполнения. Объясните, в чем эта аскетичность заключается?
— Хоровая духовная музыка должна исполняться легким, полетным, светлым звуком, как отражение Духа, бестелесности, проникновенности света. Какие-то излишние изыски, дополнительные штрихи или тем более чувственность не нужны, это просто будет дурновкусием. Должна быть простота и внутренняя строгость. Несколько лет назад я пришел к тому, что самая лучшая традиция пения — монастырская. Я полюбил Обиход (церковные песнопения, находящиеся в постоянном употреблении при богослужении, простые по форме и несложные в исполнении.— И.С.). Простота его гармонии, ритма высвечивает внутреннюю глубину, то есть дает возможность открыться слову, а вслед за ним и Слову. Такая строгость, на мой взгляд, и помогает людям сосредоточиться на внутренней молитвенной работе. Но эту красоту не сразу постигнешь, должен воспитаться определенный вкус.
— А творческое дерзновение допустимо, ведь Вы жестко ограничены каноном?
— Как это ни странно, но канон предусматривает свободу. Как и Православие: при всех его заповедях есть истинная свобода духа. Канон — это некие ориентиры, которые дают возможность двигаться в правильном направлении, как буйки на реке, которые ограждают человека, чтобы он не наткнулся на острый камень, не вышел за границы безопасной области. Переход этих граней может тебя просто дискредитировать. А внутри канона столько богатства и свободы! Каждый человек индивидуален, и когда он проявляет свою индивидуальность, это даже естественно, ведь Господь всех нас создал разными.
— Вы о чем-нибудь мечтаете?
— Наверное, чтобы как можно больше людей было счастливыми, приходило в храмы и получало возможность богообщения. И еще: я искренне желаю, чтобы Россия процветала, сохраняла и приумножала все то богатство, которое у нее есть. Мы должны любить свою страну, свой народ и правительство, пусть даже критикуя его, ведь всегда найдется повод для критики, а вот полюбить — это сложно. А нам заповедано любить. Я всегда с болью слышу разговоры, что нужно уезжать, что здесь нет никаких перспектив. Мне кажется, что сам по себе этот настрой накладывает отпечаток на саму жизнь. Я убежден, что если каждый на своем месте сделает что-то хорошее, искренне, от чистого сердца, если человек будет при этом думать не только о себе, но и о благе других, то мир преобразится. А мы, христиане, тем более должны учиться жить ради других: ради будущего своих детей, ради мира и согласия, преумножения любви, стараясь подчинять свою жизнь заповеди Господа нашего Иисуса Христа: По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13, 35).