О проблемах семинарского образования, о задачах, трудностях и радостях Саратовской православной духовной семинарии мы беседуем с ее ректором протоиереем Сергием Штурбабиным.
— Отец Сергий, вполне понятно, что семинария призвана не просто дать образование, а воспитать пастыря. Лично мне представляется: не беда, если семинарист что-то недоучит, беда — если он станет плохим священником, иными словами, не будет соответствовать священному сану. А как для Вас сочетаются эти две задачи: дать необходимые знания и воспитать настоящего пастыря?
— Мне кажется, эти задачи не нужно разрывать и противопоставлять. «Не беда, если недоучит»? Но ведь здесь не о каких-то отвлеченных познаниях речь идет, а о чистоте православного вероучения. Вспомним, как долго и с каким трудом Церковь защищала эту чистоту в эпоху Вселенских Соборов. И сегодня недостаточно образованный, не усвоивший чего-то из области православного вероучения священник — это очень опасное явление. То же самое можно сказать и об уровне общей культуры. «Простота», которой мы подчас склонны умиляться, нередко оборачивается неуважительным, даже хамским отношением к людям. Семинария призвана сформировать целостную личность, глубоко убежденного, верующего человека, впитавшего заповеди Христовы, готового жить по ним, способного научить этому других.
Выпускник семинарии должен понимать необходимость постоянного изучения церковной традиции; его совесть не может быть спокойна, если он, как вы говорите, чего-то недоучил. Священник призван учиться всю свою жизнь — насколько позволяют ему его способности, дарования. Изучать Священное Писание, историю Церкви, догматическое, нравственное богословие, то есть все то, основы чего мы закладываем здесь, в семинарии. А в первую очередь в семинаристе должно быть воспитано должное христианское отношение к покаянию, к таинству Исповеди, к Евхаристии; чтобы не кто-то извне его к этому принуждал, а чтобы он сам, будучи еще студентом семинарии, понимал необходимость постоянной, интенсивной духовной жизни.
Воспитание общей культуры, умения общаться с самыми разными людьми, формирование эстетического чувства — это все неотделимо от воспитания христианского. Отделить обучение от воспитания в семинарии невозможно; ведь, изучая что-либо здесь, мы открываем для себя новые христианские смыслы, видим новые горизонты нашего духовного развития. Можно ли изучать Священное Писание, не пропуская его через собственное сердце, не сверяя с ним собственную жизнь? А литургику, а церковную историю? В программах духовных школ нет предметов отвлеченных, не имеющих отношения к личности учащегося, не влияющих на формирование будущего священника. Но семинария — это еще и жизнь по определенному распорядку, по жесткому графику, она воспитывает человека, учит его держать в рамках собственное «я». Здесь нельзя отделить одно от другого. Задача семинарии — создать максимально благоприятную среду, в которой молодой человек мог бы сформироваться и после своего рукоположения стать именно плодоносящим пастырем, способным дать что-то людям.
— Один семинарист, поступивший на первый курс уже несколько более зрелым человеком, чем другие (после светского вуза), и готовившийся уже к защите диплома, сказал мне в откровенной беседе, что временами его охватывает страх: «Куда я лезу?.. Это же — всегда перед Богом, непосредственно перед Ним, это ответственность, которой нигде больше нет…» Глядя на своих ребят, видите ли Вы в них этот священный страх, благоговейный трепет? И если видите, не боитесь ли, что со временем они его утратят, привыкнут, начнут воспринимать священническое служение как «просто работу»?
— Угроза привыкания и сердечного охлаждения всегда есть, она стоит перед каждым человеком, и не только священником. Но в отношении того, что сопряжено с вечностью, в области взаимоотношений между Богом и человеком это особая, исключительная опасность. Видим ли мы сегодня в наших воспитанниках подлинное благоговение и страх Божий? В ком-то видим; в ком-то это, может быть, не так заметно, но просто потому, что человек менее откровенен: он, может быть, настолько сокровенным это считает, что никому, кроме Бога, не покажет никогда. Глубина и надежность человеческих чувств проверяется только плодами жизни. Если человек, принявший священный сан, всю свою жизнь трудится, стараясь достичь не того результата, который выражается во внешних цифровых показателях, а того, о котором апостол сказал: для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9, 22), если священник не проходит мимо чужой беды, если он живет благочестиво и призывает к этому паству, — значит, он не утратил благоговения. А если священник низвел свое служение до формального начетнического исполнительства, если к священнику не тянутся люди, если он не нужен никому, и это его вполне устраивает, поскольку тогда и не досаждает никто, — значит, этот священник находится в крайне опасной духовной и жизненной ситуации. Однако и в этом случае мы не имеем права осуждать, ведь душа человека — это то, что известно одному только Богу. И вполне возможно, что Господь позаботится о человеке, оказавшемся в состоянии расслабления. И тогда духовный спуск сменится подъемом.
— При семинарии действует храм во имя святого апостола Иоанна Богослова, и это еще один — может быть, важнейший — учебный класс для семинаристов: они постигают православное богослужение, участвуя в нем. Убеждаетесь ли Вы в том, что ребята проникают в его смысл, что это для них уже сейчас — живая соборная молитва, а не просто «здесь ты читаешь вот отсюда и досюда»?
— Я не хотел бы говорить о каком-то достигнутом результате: молитвенному предстоянию перед Богом, о частной ли молитве речь или о храмовом богослужении, человек учится в течение всей жизни. Привить любовь к богослужению через одно только изучение Устава в рамках семинарской программы невозможно. Любовь к богослужению приходит не через теоретическое изучение, а через осознание необходимости деятельного участия в нем для каждого человека. Наша задача — познакомить воспитанника с православным богослужением, раскрыть его смыслы, его глубину, показать красоту чинопоследования; но вот полюбит ли будущий священник службу церковную или не полюбит, зависит только от него самого. Я знаю по собственному опыту — а я пришел в Церковь подростком, что первоначальный жар молитвы может смениться охлаждением, затем по мере погружения в содержание богослужебных последований приходит более осознанное, более глубокое чувство. Здесь нужно проявлять постоянство, усердие и знать, что это — поле соработничества человека и Бога.
— Если в советские времена духовная семинария существовала совершенно отдельно от государственных учебных заведений, от системы народного образования, то сейчас она — аккредитованный, официально признанный государством вуз. Это означает, что у государства есть свои требования к семинарии. Каковы, с Вашей точки зрения, плюсы и минусы такого положения дел? Не кроется ли здесь опасность утраты духовной свободы, самостоятельности? Не грозит ли семинарскому образованию обмирщение?
— Я полагаю, что взаимодействие духовной школы и государственных органов управления в сфере образования никакой опасности для нас на данный момент не несет. Все нормативные акты, стандарты, все основополагающие принципы наших взаимоотношений не спускаются нам волюнтаристски откуда-то сверху, а являются плодом соработничества Учебного комитета Русской Православной Церкви и Министерства образования. И мы здесь, на местах, очень хорошо это видим: те документы — нормативные акты, учебные планы, которые мы получаем, отражают наши нужды, наши заботы и переживания. Саратовская семинария прошла государственную аккредитацию уже второй раз. Мы видим, что ни Министерство образования, ни надзорные органы государства не предъявляют нам требований, от которых страдал бы наш учебный курс, понесло бы ущерб богословское образование. Аккредитуя духовную школу, государство доверяет ей в вопросах качества образования; и то, что от нас в данном случае требуется — поддержание высокого уровня учебной, методической, научной работы, — необходимо, в первую очередь, нам самим. Так что участие в нашей работе государства для нас не помеха, а, наоборот, подстегивающий фактор. Кроме того, аккредитация предполагает еще и материальную поддержку от государства.
— В чем, с Вашей точки зрения, главная проблема (а может быть, главная беда) семинарского образования сегодня?
— Главная проблема — уровень гуманитарных знаний, который демонстрируют нам сегодня наши абитуриенты. Это очень хорошие, искренние молодые, и не только молодые, люди, но очень многие из них почти не читают книг, они не могут даже телепередачу посмотреть, если она требует внимания, размышления, сосредоточенности на какой-либо теме. В большинстве своем это юноши, родившиеся в начале двухтысячных: они выросли с гаджетами, смартфонами и прочими подобными устройствами в руках, они привыкли бессистемно улавливать обрывки информации в Интернете, а при подготовке рефератов и докладов кусками копировать «Википедию» — ведь это так удобно. И что нам теперь с этим делать? Сложно ответить, ясно только, что прежние формы обучения с новым поколением не работают. Мы пытаемся подтянуть этих юношей под нашу планку, заставить перестроиться, переключиться с «Википедии» на другие источники, но им очень тяжело это дается — ведь всю свою предыдущую жизнь они сидели в Интернете. И каждую свободную минуту они вновь стремятся туда. Даже общение происходит в основном в соцсетях, и все друзья, как правило, там.
И вторая проблема, вытекающая из первой: наша церковная, верующая молодежь пропитывается теми идеями, теми ценностями, которые господствуют в Интернете. Сейчас трудно найти молодого человека, который не знал бы многочисленных популярных блогеров. Достаточно посмотреть на этих блогеров, чтобы прийти в состояние ужаса — от их манеры общения, от уровня их культуры, от того контента, которым они наполняют свои страницы; а наша молодежь со всем этим знакома, хотя и принимает это по-разному. Это среда, в которой растут наши дети, и юному человеку, который открыл для себя Церковь, очень трудно преодолеть стереотипы, навязанные этой средой.
Поэтому мы учим семинаристов пользоваться Интернетом разумно и дозированно. Благо жизнь в общежитии — по расписанию, с четким графиком — позволяет нам это сделать. И это не просто высвобождение времени — это освобождение человека от того, что его порабощает. Я надеюсь, что наши воспитанники через какое-то время это почувствуют.
— А когда Вы сами были семинаристом… Ваше поколение было другим?
— Сравнивать поколения не совсем благодарное дело. Наши оценки прошлого и самих себя в этом прошлом очень редко бывают объективными. Но тем не менее мне кажется, что различия между поколениями есть. Я поступил в семинарию в 1995 году, это было очень тяжелое время для нашей страны, но, несмотря на то что вокруг было столько грязи, в семинаристах того времени было много неподдельной, чистой искренности. И гораздо меньше, чем в сегодняшних семинаристах, — обычного житейского прагматизма, расчета. Мы вообще не умели планировать свою жизнь, у нас не было даже велосипедов, не говоря о машинах, и нас это не заботило: мы знали о себе только то, что пришли учиться в семинарию, что решили стать священниками. И нас не волновало, что будет с нами завтра. Сегодняшний молодой человек умеет просчитывать, прогнозировать, взвешивать. Само по себе это, наверное, не хорошо и не плохо, но это разница менталитета.
— Отец Сергий, сколько бы мы с Вами ни вздыхали по поводу недостатков и слабостей наших семинаристов, мы помним, что каждый из этих мальчиков сделал совершенно неординарный и, не побоюсь сказать, героический выбор, взяв билет в один конец… А чем бы Вы это объяснили? Что приводит нашего младшего современника на порог духовной школы?
— Для верующего человека ответ очевиден: это призвание Божие. Кто-то этот призыв слышит и осознаёт, кто-то откликается на него сердцем, до конца не осознавая. Я вспоминаю свою юность и не могу сказать, что пришел к этому решению путем долгих и мучительных размышлений. Нет, размышлений не было. Просто в какой-то момент возникло острое, непреодолимое чувство необходимости быть в храме. Когда готовился поступать в семинарию, я не пропустил практически ни одного вечернего богослужения на протяжении нескольких месяцев. Утром я ходить не мог — утром школа, поэтому ходил на все вечерние богослужения — службы в храме были ежедневными. И при всех тех различиях, о которых мы с вами говорили, с сегодняшними семинаристами происходит то же самое. Если они достойно ответят на призыв Божий, то смогут стать хорошими священниками. А если они пренебрегут этим… Такое тоже бывает: человеку вдруг кажется, что он разочаровался в Церкви и в своем желании стать священником и что он может уйти. Человек уходит, меняет образ жизни, находит себе иное применение. А потом всю жизнь чувствует беспокойство, дискомфорт, вину — за то, что не прошел этот путь до конца. Возвращаемся к тому, с чего начали: люди пришли сюда по воле Господней, а наш, духовной школы, долг — создать условия для того, чтобы они могли реализовать свое призвание, чтобы ответ на призыв оказался достойным, чтобы человек как священнослужитель состоялся.
— Среди первокурсников очного отделения есть вчерашние школьники, есть молодые люди 22–28 лет, есть — но это уже исключение — и человек старше сорока. А какой вариант, с Вашей точки зрения, предпочтительней: когда человек пересаживается со школьной скамьи на семинарскую или когда он приходит сюда, уже имея определенный жизненный опыт?
— Это с какой стороны посмотреть. Конечно, учиться легче всего сразу после школы: в зрелом возрасте непросто вернуться, по сути, на школьную скамью. С другой стороны, когда человек становится священником в 23–24 года, ему нужно приложить массу усилий, чтобы заслужить авторитет у прихожан, большинству из которых он годится в сыновья или даже во внуки. Но в целом, конечно, это зависит не только от возраста. Человек может быть очень глубоким, умным и ответственным в двадцать лет, а может быть совершенно поверхностным и ненадежным — в сорок.
— Вы преподаете в семинарии с 2002 года, с окончания духовной академии, но ректорский год у Вас за плечами первый. Что было для Вас в этом году самым трудным и что — самым радостным?
— Самое радостное — то, за что я благодарю Господа, — это возможность трудиться на благо моей родной, воспитавшей меня семинарии, приносить ей пользу. Что оказалось самым трудным?.. Трудности, проблемы рабочего характера — они возникают и решаются каждый день, с утра до вечера. Нелегко бывает принимать некоторые административные решения — например, о том или ином взыскании. А то, что в сутках не хватает часов, что длительность рабочего дня порой приходится увеличивать вдвое — это не может разочаровать, это просто дает усталость, добрую хорошую усталость, от которой отдых становится радостным.
Журнал «Православное Поволжье», № 1, апрель 2022 г.