17 июля Русская Церковь совершает празднование святым царственным страстотерпцам — семье последнего русского императора, а на следующий день мы чтим алапаевских мучениц — старшую сестру императрицы-страстотерпицы Александры Елисавету Феодоровну Романову и ее преданную келейницу Варвару Яковлеву.
Я не преследую здесь цели пересказать житие великой, и не только по титулу, княгини Елисаветы. Моя цель — иная: сказать о ней то главное, что должно жить в каждом из нас как неутолимая боль и неугасающий свет, жить, не давая нам с вами охладеть в вере, поддаться тяжести, косности и суетности нашей падшей природы, впасть в уныние, перестать делать добрые Христовы дела.
Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская, для близких Элла — дочь великого герцога ГессенДармштадтского Людвига IV и принцессы Алисы Саксен-Кобург-Готской, внучка легендарной британской королевы Виктории, супруга великого князя Сергея Александровича Романова — была человеком поразительно умным. Ум не то же, что интеллект, и не то же, что образованность, хотя с образованием и интеллектом у Эллы-Елисаветы тоже было все в порядке. Умным человека делает неразрывная связь мысли и сердца. Именно тогда всякая мысль человека согрета любовью — она обладает зоркостью любви.
Не все знают, что, став в 1884 году женой родного дяди наследника российского престола, Елисавета Феодоровна, по сути, устроила его брак с Алисой Викторией Еленой Луизой Беатрисой Гессен-Дармштадтской, будущей императрицей Александрой Феодоровной. Аликс любила Ники — так в их семье звали наследника, но не могла решиться на принятие православия, что она должна была непременно сделать как супруга будущего русского царя. Она не могла отнестись к этому вопросу как к чисто внешнему: обеим дармштадтским сестрам были присущи предельно ответственное отношение к духовной стороне жизни и внутренняя честность перед Богом. И только благодаря пониманию, чуткости и такту старшей сестры, уже принявшей православную веру, барьер оказался преодоленным.
Сама Елисавета Феодоровна приняла православие лишь через семь лет после заключения брака с русским великим князем. Этот шаг не мог быть для нее простым и легким. Вот что она писала своему отцу, прося его благословения на присоединение к Православной Церкви:
«Вы должны были заметить, какое глубокое благоговение я питаю к здешней религии с тех пор, как Вы были здесь в последний раз — более полутора лет назад. Я все время думала и читала и молилась Богу — указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. <…> Вы знаете меня так хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере и что я чувствую, что пред Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем…»
Великая княгиня Елисавета никогда не пыталась играть роль в российской политике; она говорила только тогда, когда действительно не могла молчать. В эпоху, когда вновь поднял голову притихший было при Александре III политический терроризм, когда по всей России бушевали безумные студенческие бунты, она обращалась к государю и упрекала того в опасной мягкости. Но после того как бомба террориста разорвала в клочья ее бесконечно любимого мужа, и она сама, своими руками собрала эти кровавые куски и сложила на носилки — она пришла в камеру к убийце, Ивану Каляеву, чтобы… Чтобы спасти его душу, вызвать в нем раскаяние и помочь ему обратиться ко Христу. Увы, Каляев предпочел остаться героем в глазах своей партии.
Мученическая смерть мужа подняла Елисавету на новую ступень духовного роста, и это, безусловно, пример всем, кому приходится переживать горе. Очевидец, присутствовавший на панихиде по великому князю, писал, что вдова «как видение, вся в Боге». В первые годы своего вдовства великая княгиня совершила много паломнических поездок, помогла десяткам монастырей. Во время этих путешествий ее могли увидеть тысячи простых людей, и она сразу стала для них ангелом. Забегу вперед: чекист Кабанов, которому летом 1918 года было поручено перевезти алапаевских мучениц из Екатеринбурга, впоследствии докладывал начальству: «Чувствовалась работа контрреволюционной разведки: когда наш поезд, даже на маленькой станции или полустанке останавливался, там тысячи было людей, встречавших наш поезд, а ведь он шел не по расписанию, и причем по Горно-Тагильской дороге, где движение было небольшое». Чекист не понимал, что вовсе не в разведке дело.
В 1909 году Елисавета Феодоровна, продав принадлежавшие ей драгоценности, основала знаменитую Марфо-Мариинскую обитель милосердия и стала ее настоятельницей. Ей настойчиво предлагали остаться во дворце — разве нельзя делать добро, живя в нем? Но она предпочла вариант без компромиссов — монашеская одежда и келья. Из письма императору Николаю: «Не верят, что я сама, без какого-либо влияния извне, решилась на этот шаг; многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо когда-нибудь пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью. Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сержа и которая много-много лет назад забрезжила в моей душе. Не знаю когда — кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой.
…И конечно же, я недостойна той безмерной радости, какую мне дает Господь, — трудиться на этой стезе, но я буду стараться, и Он, Кто есть одна любовь, простит мои ошибки, ведь Он видит, как я хочу служить Ему и тому, что Его. В моей жизни было столько радости, в скорби — столько безграничного утешения, что я жажду хоть немного уделить другим».
Полунемка-полуангличанка, она была настоящим патриотом России. Ее деятельность во время войны — это сотни созданных и опекаемых военных госпиталей, полностью укомплектованные санитарные поезда, налаженное производство коек, протезов, солдатского белья, тонны посылок, отправленных на фронт. Невозможно не удивляться ее графику работы в те годы; непонятно, как ей удавалось выдерживать такую нагрузку.
Высшая духовная характеристика человека — это его готовность к тому, к чему, с мирской точки зрения, подготовиться невозможно, — к катастрофе. Великая княгиня оказалась готовой. После революции ей предлагали покинуть Россию, но она отказалась. «Нужны молитва, терпение и надежда. Мы не можем понять, почему так происходит, но Господь это знает. Только бы совесть была чиста и вера тверда, тогда все можно выдержать, как мученики древних времен» (из письма Зинаиде Юсуповой, март 1917 года).
Елисавету Романову арестовали на Светлой седмице 1918 года. На сборы ей дали десять (по другим сведениям — тридцать) минут. Не более получаса было у Варвары Яковлевой и Екатерины Янышевой — сестер МарфоМариинской обители, чтобы сделать главный в их жизни выбор и отправиться в ссылку с великой княгиней. Для инокини Варвары это оказалось дорогой на Голгофу.
«Теперь мы все переживаем одно и то же, и невольно только у Него находим утешение нести наш общий крест разлуки. Господь нашел, что нам пора нести Его крест, постараемся быть достойными этой радости…» — писала Елисавета Феодоровна сестрам обители по прибытии в первый пункт ссылки, в Пермь.
Последнее, что она успела сделать — цветник и огородик во дворе алапаевской школы, ставшей тюрьмой для нее и ее сомучеников: великого князя Сергея Михайловича Романова, его секретаря Федора Ремеза, трех сыновей великого князя Константина Константиновича, князя Владимира Палея и инокини Варвары Яковлевой. Красноармейцы удивлялись: она же княгиня, почему она все умеет? А потом было жерло шахты и удар обухом топора по голове…
В одном из послереволюционных писем великой княгини есть такая мысль: великая Россия погибла, но Святая Русь жива. Да, жива — пока мы помним, пока мы верим, пока мы способны — по молитвам русских мучеников — возродить и великую Россию тоже.
Газета «Православная вера», № 07 (723), июль 2023 г.