«Чем больше сижу, тем яснее чувствую, что внутренняя свобода, освобождение духа от грехов во много раз дороже освобождения из тюрьмы. Я теперь отчетливо вижу, что заключение дало мне для внутреннего очищения. Для того и насильственный затвор, для того и зависимость от других, и строгость обращения, и тревожная неизвестность будущего… И горе мне, если выйду отсюда таким же, каким и вошел. В эту минуту мелькает мысль: еще сроку на покаяние» (архимандрит Гурий (Егоров), 1922, Петроградский Дом предварительного заключения).

С января 1953 по июль 1954 года правящим архиереем Саратовской и Сталинградской епархии был архиепископ Гурий (Егоров), мужественный исповедник веры, прошедший через немалые страдания. Он оставил неизгладимый и неостывающий след — не только в истории Саратовского края, но и в истории Русской Церкви ХХ века. Владыке Гурию посвящена книга Дмитрия Павлова, вышедшая в издательстве ПСТГУ: «До самой смерти я буду призывать вас к молитве». На сей день это самое полное и подробное жизнеописание архипастыря-исповедника: книга включает в себя и проповеди высокопреосвященного Гурия, и воспоминания о нем, и фрагменты его личных дневников, и связанные с ним документы, и, наконец, богатый фотоматериал.

Вместе с автором книги мы наблюдаем, как мальчик-сирота, воспитанный родственниками — добрыми, но все же не самыми родными людьми, шаг за шагом нащупывает свой путь — путь духа. В 1911 году он с отличием заканчивает Петровское коммерческое училище в Санкт-Петербурге — по тем временам это старт очень хорошей карьеры. Но Вячеслав Егоров мечтает не о ней. В следующем году он поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию, а в 1914‑м берет академический отпуск и едет работать санитаром в прифронтовой лазарет. Монашеский постриг — по возвращении — представляется логическим продолжением этого поступка. По воспоминаниям очевидцев, юноша давал ответы на положенные при постриге вопросы так громко и радостно, что «впечатление от его пострига было — как от свадьбы».

Отдельная глава книги посвящена Александро-Невскому братству, которое было создано иеромонахом Гурием, его родным братом иеромонахом Львом (Егоровым) и иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) в страшном январе 1918 года для защиты святынь Александро-Невской лавры от власти большевиков; в дальнейшем это братство стало миссионерским, просветительским, благотворительным, а также выполняло функции «политического Красного креста», т. е. помогало арестованным архиереям, клирикам и мирянам. Создание братства было ответом на репрессивную политику властей и одновременно — попыткой возвращения к практике первых христиан, к первоначальному горению духа. Участие в деятельности братства помогало верующим в те трудные дни исполнять Христов завет о любви друг ко другу; в него входили люди всех социальных слоев, как мужчины, так и женщины.

История хождения иеромонаха, а затем архимандрита Гурия по мукам вкратце такова: в 1922 году он арестован в первый раз, в вину поставлено именно создание Александро-Невского братства. После долгих месяцев в тюрьме отправлен в ссылку на реку Печору, оттуда — в среднеазиатские пески. Вернувшись в Ленинград, стал настоятелем киновии Лавры; вокруг него и его единомышленников вновь стало собираться разогнанное было Александро-Невское братство. В 1927 году — новый арест, с мая по ноябрь — тюрьма, затем освобождение. Третий арест — в декабре 1928 года. Пять лет на стройке Беломорканала. Затем возвращение в Ленинград — и ссылка в Ташкент. Тайное служение, общение с учениками, духовными детьми, в числе которых был и его первый биограф, будущий митрополит Иоанн (Вендланд). В годы войны стало возможным открытое служение, и отец Гурий стал настоятелем церкви в Самарканде. В победном 1945-м архимандрит Гурий — наместник возвращенной и возрождаемой Троице-Сергиевой лавры.

Дальше арестов уже не было. Однако было то, что не легче лесоповала: святительское служение в атеистическом государстве. В августе 1946 года Святейшим Патриархом Алексием I (Симанским) архимандрит Гурий был хиротонисан во епископа Ташкентского и Среднеазиатского. В дальнейшем он сменил семь кафедр: наша, Саратовская, оказалась второй после Ташкентской, а последней была Крымская, унаследованная от святителя Луки (Войно-Ясенецкого).

Каждому этапу архипастырского пути владыки Гурия в книге посвящена отдельная глава. Раздел о пребывании на нашей кафедре называется «Саратовские испытания». Начались эти испытания с инфаркта миокарда — через некоторое время 62‑летний владыка нашел в себе силы встать на ноги и вернуться к служению. В наследство от прежних правящих архиереев, каждый из которых пребывал на кафедре недолго («засиживаться» на одном месте не позволяла власть), ему досталась масса проблем, жалоб, конфликтов меж прихожанами и священниками, меж настоятелями и «двадцатками»… Надо сказать, что читать об этих конфликтах и разбирательствах не очень приятно. Какой контраст с духом Александро-Невского братства! Возникает недоумение: неужели не довольно было постоянного давления атеистической власти, зачем же еще друг друга-то ели поедом?.. Соблазн, да… Но здесь надо понимать некоторые вещи. В эпоху репрессий были истреблены лучшие из служителей Церкви и из ее мирян, самые верные, чистые, горевшие благочестием. Во многих — хотя и не во всех — случаях на их место пришли люди шаткие, теплохладные, склонные к приспособленчеству и доносительству, видевшие в церковном служении лишь источник дохода. Власть же стремилась использовать конфликты между верующими в своих интересах, подчас буквально натравливая «двадцатку» на священника, а священников на архиерея…

Те же, кто являл собою исключение, кто пронес свою верность Христу, свою христианскую и пастырскую совесть через земной ад, выжил в нем и продолжил честно служить Церкви — такие, как святитель Лука (Войно-Ясенецкий), как архиепископ Николай (Могилевский), как владыка Гурий и епископ Вениамин (Милов) — понесли это все как крест. Как тягчайший, может быть, из крестов — недаром архиепископ Гурий говорил, что «тяжелее всего иметь скорби от лжебратий». А лжебратий хватало во всех епархиях, где ему приходилось служить. Тяжелее всего, пожалуй, пришлось в Минске… Но в рамках газетной полосы всех этих перипетий не перескажешь, потому вернемся в Саратов.

Для Саратовской духовной семинарии владыка Гурий был истинным отцом — хотя там тоже не обошлось без проблем и конфликтов. Но даже уполномоченный Полубабкин, у которого были, видимо, осведомители в семинарских стенах, донесениями своими «наверх» свидетельствует о строгом благочестивом порядке и высоком уровне учебного процесса в духовной школе. А владыка Гурий своим воспитанникам-семинаристам говорил, что паства ждет от них «научения в молитве, научения личным примером, личной искренней молитвой и благоговейным совершением богослужения по церковному чину».

Архипастырское служение архиепископа, а затем митрополита Гурия пришлось на хрущевскую эпоху — годы усиления атаки на Церковь. Массовое лишение регистрации священников и целых приходов, закрытие храмов и монастырей — это владыка Гурий переживал и на Днепропетровской, и на Минской, и на Ленинградской кафедрах. Владыка был мудр и дипломатичен, но противостоять произволу властей не мог. Да ведь не только эти годы — вся его жизнь прошла под страшным давлением, которое нам сегодня трудно себе даже представить. В одной из приведенных в книге проповедей владыка Гурий говорит о том, как важны для человека два качества — терпение и спокойствие. «А они сильны в человеке, надеющемся на Господа», — добавляет он. Этот русский архиерей надеялся на Бога, звал людей к Нему и учил их христианской жизни до последнего своего вздоха, вопреки давлению безбожного государства, вопреки собственным болезням и возрасту. Митрополит Гурий скончался в Симферополе в день памяти святых апостолов Петра и Павла в 1965 году, там, рядом со святителем Лукой, и похоронен.

Газета «Православная вера», № 16 (708), август 2022 г.