В череде выдающихся иерархов, занимавших в послевоенные годы Саратовскую кафедру, без всяких сомнений, должно быть названо имя епископа (впоследствии митрополита) Гурия (Егорова). Правда, служил он в Саратове недолго — немногим более полутора лет, с января 1953 по июль 1954 года, однако деятельность его оставила в жизни епархии заметный след, подкрепленный, если можно так выразиться, деятельностью его ближайшего ученика и друга — архимандрита, впоследствии митрополита Иоанна (Вендланда), который был в то время настоятелем Духосошественского собора города.
Напомним вкратце биографию владыки Гурия (1891–1965), чтобы был понятен контекст публикуемых далее документов. В основных чертах она похожа на биографии ряда других крупных церковных деятелей этого поколения: приход к церковному служению не из традиционно духовной семьи (первоначально юношу готовили к предпринимательской карьере), высшее духовное образование (Санкт-Петербургская Духовная Академия), яркая церковно-общественная активность в годы накануне и после октябрьского переворота и, как следствие, аресты, ссылки (в 1922-м на три года — в Коми и Туркестан), лагеря (с 1929 по 1933-й — на строительстве Беломорско-Балтийского канала).
Однако есть здесь и необычное: в годы самого жестокого террора иеромонах Гурий сумел не просто выжить, но и сохранить небольшую, стойкую общину последователей и вне ведома властей продолжать буквально ежедневное церковное служение. При этом к каким бы то ни было ответвлениям «обновленчества» либо к «катакомбной» церкви он никогда не склонялся, а служение свое вел «келейно» — в домашних храмах, созданных им в подвалах частных домов на окраинах Ташкента и Ферганы [1], по благословению находившегося там в бессрочной ссылке знаменитого митрополита Арсения (Стадницкого), в 1918 году — митрополита Новгородского и Старорусского, одного из трех кандидатов на патриаршество, а потом — преданного помощника патриарха Тихона, много раз подвергавшегося арестам, высланного в Туркестан и с 1933 года носившего титул митрополита Ташкентского и Туркестанского. В 1945 году патриарх Алексий вызвал будущего владыку Гурия в Москву, назначив его наместником Троице-Сергиевой Лавры: архимандрит Гурий и открывал служение в ней на Пасху 1946 года, и начинал собирание братии. В том же 1946 году он был хиротонисан во епископа Среднеазиатского и Ташкентского, вернувшись таким образом в хорошо ему известный и любимый им край. Ташкентскую кафедру владыка Гурий занимал до 1953 года, после чего последовал ряд стремительных перемещений: Саратов, Чернигов, Днепропетровск, Минск, Ленинград. Наконец, в ноябре 1961 года владыка стал, по собственному прошению, митрополитом Симферопольским и Крымским, наследовав эту кафедру от архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), с которым был близко знаком еще в довоенные годы в Ташкенте.
В последнее время вышел ряд работ, в которых освещаются личность и деятельность митрополита Гурия (Егорова). Собственно, начало воссозданию памяти о нем положил упомянутый выше митрополит Иоанн (Вендланд), опубликовав очерк «Владыка Гурий» (в Ярославле в 1999 году, очень маленьким тиражом). Затем надо назвать превосходные работы Сергея Зегжды, сначала печатавшиеся в периодике, а позже вошедшие в его книги о митрополите Иоанне и об Александро-Невском церковном братстве, книгу Эльвиры Меженной о митрополите Иоанне, где впервые увидели свет связанные с владыкой Гурием материалы личного архива, а также опубликованные недавно письма епископа Афанасия (Сахарова) и письма его многочисленных корреспондентов, документы епископа Сергия (Никитина) и проч. Однако самостоятельной большой работы о владыке Гурии пока не создано.
Публикуемые далее документы относятся главным образом к ташкентскому периоду жизни владыки Гурия [2]. Они сконцентрированы вокруг одной темы — уставность церковной службы, в том числе в певческом ее выражении. Тема эта была для самого владыки одной из главных, и, чтобы понять истинное ее значение, ту настойчивость, с которой владыка обращался к ней в любых условиях своего служения, необходимо хотя бы вкратце вспомнить исключительно интересную историю петербургского Александро-Невского братства, одним из создателей и руководителей которого он стал в молодые годы.
* * *
С одной стороны, появление многочисленных церковно-гражданских образований, разного рода «братств», «сестричеств», «общин» и проч. — характерная черта послереволюционных полутора десятилетий. Их возникновение было во многом связано с решениями Поместного Собора, по которым инициативе мирян предоставлялось гораздо больше прав в церковной жизни, нежели это было ранее. С другой стороны, Церковь, лишившаяся государственной поддержки, стала нуждаться во всесторонней опеке и защите ее членов, и едва ли не каждый храм — в заботе о нем прихожан.
Далее процитируем известного петербургского историка М. В. Шкаровского:
«8 марта 1918 года возникла <…> организация, на основе которой через год окончательно сложилось Александро-Невское братство. Это был созданный при Лавре молодежный кружок, включавший в себя монахов и мирян обоего пола. Уже в январе 1918 в государственных школах, несмотря на протесты многих родителей, прекратилось преподавание Закона Божия, и лаврские монахи стали уделять большое внимание работе с молодежью и детьми, стремясь воспитать их в православном духе. Создали и возглавили кружок три молодых иеромонаха, каждый из которых в дальнейшем стал известным церковным деятелем, — Иннокентий (Тихонов) и братья Гурий и Лев (Егоровы). Будущие руководители братства были очень близки по духу. Их сближала строгость канонических взглядов, неуклонное следование учению святых отцов в сочетании со стремлением не оставаться в стороне от общественных проблем и нужд. Живым руководством по спасению для единомысленных друг другу монахов были слова апостола Иакова: Вера без дел мертва (Иак. 2, 26). <…> После своего окончательного оформления Александро-Невское братство стало быстро расти и в начале 1920 года достигло численности 70–100 человек» [3]. В дальнейшем число членов братства еще более увеличилось, и, несмотря на разного рода репрессии (так, только по «делу Александро-Невского братства», заведенному ОГПУ в 1932 году, было арестовано более ста человек), оно расширяло круг своей деятельности, создавая самостоятельные небольшие общины, жившие в миру по монастырскому уставу, и свои хоры, певшие в разных храмах Ленинграда и его пригородов.
Главным вдохновителем и воспитателем братских хоров был епископ Ладожский Иннокентий, специалист по литургике и церковной археологии, окончивший не только Санкт-Петербургскую Духовную Академию, но и Археологический институт (с дипломной работой по древнерусским церковным облачениям). Именно по его инициативе был введен в братстве порядок службы, максимально приближенный к уставному. О любви епископа к древнему пению могут свидетельствовать его письма к членам братства из ссылок.
Так, в 1926 году владыка Иннокентий сумел передать на волю целое послание, адресованное «возлюбленным моим во Христе сестрам и ученицам по церковному пению: регентшам инокиням Вере и Анастасии и регентам Лидии, Лидии и Нине», где воспел пламенный гимн традиционному пению:
«Знайте, что в простоте вашего пения, как обычного, так и нотного (обиходного), нет ни одного звука мирского, светского, там все глубоко народное, вышедшее из недр воспитавшегося церковным духом народа, там все истинное церковное, там нет ни одного звука человеческой страсти и чувственности, там все свято, чисто и бесстрастно. Знайте, что в том пении вы соединяетесь с Церковью, вы соединяетесь и с православным народом. Помните, что, держась истинного народного пения, вы всегда сможете исполнить святоотеческий церковный устав. Между тем опыт показывает, что введение партесного пения всегда связано с урезыванием устава и пренебрежением к нему, что чем музыкальнее хор, тем более он пренебрегает уставом. Вы хотите идти в пении? — Изучайте догматики, задостойники, подобны, самогласны, праздничные Евангельские стихиры, все прокимны, аллилуарии, ирмосы, проникайтесь духом знаменного пения, добейтесь его — воодушевленного, стройного, отчетливого, — отчетливого, но и, когда надо, мягкого исполнения. Возьмитесь за это. Материала для работы и радости от успеха и благодарной пользы хватит в этой деятельности на всю вашу жизнь, и, если вы останетесь на этом истинно церковном пути, вас благословят истинно церковные люди и будут смотреть на вас как на благодетельный пример. Если же станете на путь хоров мирских, вы будете одним из множества заурядных хоров. Вспомните постоянное благожелание и благословение вам нашего Владыки [митрополита Вениамина], любившего вас за православие и уставность ваших служб и за церковность вашего пения. Хотите ли сохранить на себе его благословение? Сохраните в том, в чем вы были нами утверждены. Вспомните одобрение вашему пению, высказанное вам первостепенным знатоком богослужебного чина и церковного пения Преосвященным митрополитом Арсением Новгородским. Будьте достойны этого одобрения и в будущем. Знайте, что вас слушал и не находил слов для одобрения уставности и церковности наших служб один из мировых ученых и первоклассных знатоков богослужения и богослужебного устава, православнейший и благочестивейший по жизни человек, почивший профессор Петроградского университета Борис Александрович Тураев» [4].
|
К этому письму при его перепечатке митрополит Иоанн сделал важное примечание:
«Взгляды на церковное пение, изложенные в этом письме Епископом Иннокентием (Тихоновым), сперва полностью разделялись Митрополитом Гурием (Егоровым); когда Митрополит Гурий получил епархию, он допустил в своем Соборе так называемое партесное пение, но строго следил за его характером».
К сказанному можно добавить: строгое пение по квадратной ноте практиковалось и в храме Киновии Александро-Невской Лавры, где иеромонах Гурий был настоятелем в период между двумя своими ссылками, то есть между 1925 и 1929 годами, и в хоре которого пели студент Константин Вендланд и школьник Александр Хархаров — будущие владыки Иоанн и Михей. Такое пение практиковалось и в домашних храмах в Ташкенте и Фергане, куда к иеромонаху Гурию приехали упомянутые выше и другие его духовные дети и где часто регентовала уважаемый всем населением этих городов доктор — Елизавета Вендланд, в будущем монахиня Евфросиния, старшая сестра Константина.
Как именно это пение осуществлялось, можно прочесть в воспоминаниях владыки Иоанна:
«…В киновийском хоре поощрялось пение по квадратным нотам, когда все голоса поют в унисон. Квадратные ноты были совершенно необходимы за Литургией для исполнения различных Херувимских песен, «Милость мира», задостойников, а также прокимнов. <…>
Все остальное… пелось просто по гласам, и бас мог петь мелодию. Но, впрочем, допускалось некоторое разделение на голоса: альт пел на терцию ниже, чем сопрано, а иногда выводил басовые фиоритуры» [5].
* * *
Конечно, при начале послевоенного епископского служения епископ Гурий столкнулся с совсем иной действительностью — с огромной территорией Среднеазиатской епархии, на просторах которой долго бушевало «обновленчество» и «самостийное» священство, с массой неотложных проблем всякого рода: остро недоставало храмов, священников и церковнослужителей, богослужебных книг, облачений, утвари. Но вопрос уставности был им поставлен сразу — прежде всего на примере своего кафедрального храма, то есть ташкентского Александро-Невского собора. В Бюллетене по епархии № 6 (1948) читаем под рубрикой «Руководство Епископа жизнью Кафедрального Собора»:
«Ввиду того, что Успенский Кафедральный собор в гор. Ташкенте должен, как Кафедральный, служить образцом для Епархии, преосвященный Владыка Гурий лично руководит сторонами его церковно-приходской жизни. Под руководством Епископа Гурия проведена переделка внутренней части Успенского Собора и постройка крещальни. В те дни, когда к ремонтным работам привлекался верующий народ, Епископ Гурий лично присутствовал и участвовал в работах. Богослужебный устав Собора руководится непосредственно Епископом. Надо отметить, что богослужение в Ташкенте до сих пор сохранило те благородные традиции, которые привил ему покойный Митрополит Арсений, в бытность свою митрополитом Ташкентским, а также Архиепископ Борис [Шипулин] [6]. К этим традициям относится выполнение хором всех или почти всех стихир, пение на два лика, часто с канонархом, гласовые распевы обиходного характера. Епископ Гурий поддерживает и развивает эти традиции. Опытный регент правого хора Собора К. Д. Приселков охотно шел навстречу этим желаниям Епископа [7]. По двунадесятым и великим праздникам все стихиры на всенощной исполняются строго антифонно, то есть поются правым и левым ликом поочередно. Правый хор хорошо готовится к службе и поет стихиры на глас без канонарха, четко донося до молящихся каждое слово песнопения. Левый хор поет с канонархом. Многие в народе поют с левым хором. Регент правого хора под руководством Епископа выбирает те духовно-музыкальные произведения, напев которых имеет более молитвенный характер, на гласы, принятые в церкви, «Свят Господь Бог», аллилуия поются знаменным роспевом в гармонизации Соловьева. В исполнении второго гласа Бахметевский роспев заменен более богатым по мелодии и близким к обиходному роспеву вторым гласом в гармонизации Соловьева, намечен такой же переход и для других гласов. Все больше прививается общенародное пение. За литургией Символ веры исполняется в настоящее время по всей Епархии общим пением. Каждое воскресенье по вечерам в Кафедральном Соборе служится вечерня, которая вся проводится народным пением. После вечерни служится Акафист и затем Епископ ведет продолжительную беседу об основных вопросах христианской жизни и веры» [8].
|
В том же Бюллетене иеромонах Иоанн (Вендланд) следующим образом описывает богослужения в соборе в Великий пост:
«В Успенском соборе в 1947 и 1948 годах не служили Пассий. Такое созерцание искупительного подвига, крестных страданий и смерти Господа нашего Иисуса Христа, какое предлагается Церковным Уставом на Страстной седмице, не выносилось в богослужебной практике Собора за рамки этой недели. По воскресным вечерам Великого поста, когда обычно в некоторых приходах совершаются Пассии, молящимся Собора предлагались последования молебных пений, рассчитанные на то, чтобы усилить в человеческой душе чувство сокрушения о своих грехах, молитву о познании своих грехов, об их прощении, об исправлении жизни. Молебны были покаянной подготовкой к встрече Страстной седмицы, гармонирующей со всеми богослужениями четыредесятницы. Проводимые чины молебных пений рассчитаны на возможно большее участие народа в совершении богослужения через общенародное пение. Поскольку эти чины молебнов характерны тем, что, имея структуру, в точности отвечающую общепринятой уставной структуре полного молебна, они содержат много известных народу молитв для пения или простых, быстро запоминающихся припевов. Хор также участвует в молебне и поет более сложные ирмосы, стихиры или псалмы. Значение таких молебнов огромно. Возможность каждому человеку толпы принять активное участие в богослужении привлекла в храм очень много молящихся. Некоторые говорили, что теперь они не будут ходить к баптистам, потому что и в православном храме можно петь. Как видно из чина молебна, народ поет все, что возможно. Уже после начального Трисвятого народ поет «Отче наш», затем он поет все общеизвестные тропари или краткие припевы. Чин покаянного молебна
|
Еще один замечательный документ того же времени — созданная владыкой Гурием и опубликованная в Бюллетенях памятка под названием «Работа псаломщика»:
«В составе причта псаломщик занимает младшее место. В то же время значение псаломщика для небольших храмов — очень большое. В крупных храмах имеется диакон, поет налаженный хор, имеющий регента; из среды молящихся находятся опытные чтецы и певцы, которые образуют левый хор. В таких храмах псаломщик нужен на буднях и на требах на дому. А на праздничных богослужениях он должен, главным образом, руководить пением левого лика, чтецами и порядком богослужения (Уставом). Неизмеримо большее служение лежит на плечах псаломщика в небольших храмах и молитвенных домах. Все пение, все чтение, даже обслуживание алтаря лежит в таких приходах на ответственности псаломщика. Счастлив священник, у которого псаломщик знает богослужебный Устав, хорошо читает, знает гласы и честно и заботливо относится к своим обязанностям. Мало знаний, требуется желание применить их к делу, усердие и забота о добром исполнении богослужения. Можно все знать и понимать, но не применять к делу. Мучительно трудно служить священнику, который чувствует во всем равнодушие и леность своего псаломщика, нежелание псаломщика правильно исполнять в богослужении все то, что лежит на псаломщике. Главная трудность работы псаломщика заключается не в знании своего дела, а в том, что всегда, во всем, во всех требах и будничных службах он должен быть неослабно усерден, благоговеен, заботлив, без небрежности, без механического исполнения обрядов, так, чтобы верующие, слышащие его чтение и пение, были утешены. Только что отслужена торжественная всенощная под большой праздник. Псаломщик старался выполнить все возможно торжественнее. Молящиеся разошлись удовлетворенные. В храме осталась одна женщина. Она скорбит и тоскует. Несколько дней тому назад она похоронила любимого ребенка. Она просит отслужить в тени опустевшего храма панихиду, чтобы помолиться, поплакать, чтобы в церкви найти утешение. Слова людские ей не помогут, только молитва соединит ее таинственными нитями с потерянным ребенком. А священник и псаломщик устали. Они спешат домой к семье. К тому же им нужно подготовиться к завтрашней торжественной Литургии, нужно убрать алтарь, заправить лампадки и т. д. и т. д. Облачение, сосуды, ноты… Да разве мало забот по храму! Невольно хочется сказать: “Придите завтра, у нас сегодня много дела — сами видите!” А тут одна скорбящая душа… только одна. Но какой грех будет на священнике и псаломщике, если они не поймут ее скорби, если или откажут, или небрежно, торопливо и комкая совершат панихиду… Быть может, плачущая мать не скажет ни слова укоризны, но всегда она будет помнить бесчувственность духовных лиц и, читая в Евангелии слова Христовы о том, как ветхозаветный священник и левит, посмотрев на израненного разбойниками, прошли мимо, не оказав помощи, — эта женщина невольно вспомнит равнодушные слова и пение в тот предпраздничный вечер… Итак, слова молитвы, исходящие из уст псаломщика во время богослужения, должны быть всегда согреты пониманием того, что он читает или поет. Псаломщик является руководителем клироса. Ведь регент правого хора почти никогда не знает порядка службы и не имеет понятия о том, что богослужение должно дать цельное впечатление, в котором чувствовалось бы, какой именно праздник мы празднуем. Например, праздник Рождества Христова должен внушить верующим, что Бог пришел на землю, что Он — “с нами”, за это от нас Богу вечная “слава”. Псаломщик должен через хор и чтения передать народу основную мысль праздника и заставить почувствовать то, о чем говорит то или другое праздничное богослужение. Священнику хватает дела в алтаре. Да и не совсем прилично священнику в облачении выходить на клирос. Псаломщик руководит клиросом. И как говорят теперь, работа псаломщика должна быть «культурной», то есть осмысленной, разумной, с предварительной подготовкой. Ведь не будет разумной работа псаломщика, если он затратит много времени на подготовку Рождества Христова трудного «Ныне отпущаеши», а забудет о праздничных припевах на 9‑й песни, где так прекрасно восхваляется Рождество Христово. Из сказанного ясно, что псаломщик должен быть подготовленным к своей работе, знающим и настроенным. Знать он должен порядок богослужения, то есть Устав, должен знать гласы и безошибочно и вразумительно читать по-славянски. Гласы, то есть церковные напевы восьми вариаций, не всегда исполняются правильно, по строгим, так сказать, образцам церковным. Например, второй глас тропарного распева («Пречистому Твоему образу») поется и одной строчкой, и четырьмя. Пение одной строчкой является искажением, недопустимым упрощением законного церковного напева. Законом в нашей Русской Церкви считается Обиход нотного пения. К сожалению, в нашей Средне-Азиатской Епархии мало псаломщиков (или исполняющих обязанности псаломщика), хорошо знающих богослужебный Устав, гласы и даже безошибочно читающих по-славянски. Но от псаломщика требуется еще и другое: личные добрые свойства. И священство, и верующие высоко ценят трезвого, скромного, вежливого, исполнительного, заботливого в своей работе псаломщика. Поэтому нередко настоятель и Церковный Совет просит Епископа не присылать и не назначать им псаломщика со стороны, удовлетворяясь и ценя монахинь, которые, обладая указанными свойствами, вполне удовлетворяют требованиям. По этим же соображениям Ташкентский Епископ Гурий назначает псаломщиков на приходы только в исключительных случаях, обычно же представляет настоятелям постараться найти псаломщика среди своих прихожан. Однако Епископ не может относиться равнодушно к недоброкачественной работе этих псаломщиков (в отношении чтения, пения, чина службы и порядка на клиросе). Уровень их работы дает тон всему богослужению. Иногда вразумительное, ясное, безошибочное прочтение одного только Шестопсалмия украшает всю всенощную. Епископу приходится и на местах, и в Ташкенте проверять степень подготовленности и желающих быть псаломщиками, и уже работающих на этом поприще. Псаломщик должен быть ответствен за клирос. А для этого он должен быть подготовлен теоретически (знание Священной истории Ветхого и Нового Заветов, истории Церкви и Богослужебного устава) и подготовлен практически (хорошее безошибочное чтение славянского текста, умение быстро разбираться в Уставе и твердое знание гласов) и иметь письменное ручательство настоятеля, известного Епископу, за устойчивость добрых нравственных качеств псаломщика (трезвость, скромность, вежливость, аккуратность, исполнительность). Еще должно указать на одну важную обязанность псаломщика: наблюдение за благоговением и порядком на клиросе (или левом лике). Отсутствие суетливости и шума на клиросе во время богослужения, подготовленные богослужебные книги с заложками на соответствующих местах и ноты, молитвенное настроение у самого псаломщика — все это является необходимым условием умилительной, доходящей до сердца службы. Только обладание всеми перечисленными качествами дает право на звание штатного псаломщика. Штатный псаломщик должен быть назначен (или утвержден) указом от Епископа и имеет право на известную долю братской кружки. Если всем этим требованиям удовлетворяет лицо женского пола, она может быть по представлению настоятеля назначена исполняющей обязанности штатного псаломщика» [9].
|
Подобные требования выдвигались владыкой Гурием и в других местах его епископского служения. Так, в книге диакона Димитрия Пономаренко «Епископ Стефан (Никитин)» приводится относящийся уже к 1957 году похожий документ под названием «Обязанности регентши монастыря и уставщицы», адресованный Свято-Тихвинскому женскому монастырю в Днепропетровске [10].
* * *
Возвращаясь к вопросам певческим, можно заметить следующее.
То обстоятельство, что в Александро-Невском братстве, из которого выросла вся деятельность митрополита Гурия, существовало столь строгое понятие о стиле церковного пения, было связано прежде всего с идеологическими мотивами очищения церковной жизни, но также и с высоким уровнем образования, в том числе эстетического образования, его создателей и руководителей (среди членов братства были как рабочие, так и университетские профессора). Важно то, что они осмысливали возвращение к старинному пению не как дань прошлому и само это пение не как самоценную «архаику». Хотя некоторые из членов братства могли петь не только по квадратной ноте, но даже и по крюкам (например, настоятель храма Киновии после ареста владыки Гурия — иеромонах Сергий, сын известного композитора Сергея Ляпунова), эстетического самолюбования в отношении и к пению, и к уставу братчики тщательно избегали.
В последние десятилетия часто говорится о расцвете русского церковного пения в начале ХХ века, о достижениях Нового направления, о талантливых регентах и композиторах, о прекрасных хорах. Все это верно. Однако была у расцвета и иная сторона, которая тоже отражена в документах того времени и которая особенно сильно дала о себе знать после 1917 года. Полный произвол, царивший в 1920‑х годах в этой области, вызывал неоднократно протесты — и архиереев, и священнослужителей, а иногда и прихожан. Предлагались разные меры по преодолению безоглядной «концертности» пения, самоуправства регентов, старост церковных советов и проч. Например, другим, нежели в братстве, подходом было стилистическое выстраивание пения за той или иной службой путем заранее продуманного и безусловно заранее одобренного священнослужащими ее «репертуара». Памятником подобного подхода может служить хотя бы деятельность (уже в послевоенные годы) архиепископа Сергия (Ларина), собственноручно отбиравшего подходящие композиции и составлявшего репертуары для регентов (см. о нем: Православие и современность. 2013. № 28).
Как видно и из публикуемых документов, и из разных воспоминаний и писем, иеромонах Гурий, став архиереем, должен был искать «средний» путь. Одним из решений могло стать введение — хотя бы частичное — всенародного пения за службой, и такие опыты им предпринимались, но не всегда и не везде это было возможно. Кроме того, даже при самой благоприятной обстановке, какая была в Ташкенте, это не отменяло присутствия хорошего хора, и в отчете о деятельности ташкентского собора речь идет и о мастерстве регента, и о выборе более церковной гармонизации роспевов (предпочтение отдается Дмитрию Соловьеву в сравнении с гармонизацией Николая Бахметева, вышедшей из стен Придворной капеллы, — что, безусловно, справедливо). В другом сохранившемся тексте — «Беседе, сказанной митрополитом Гурием в вечер воскресный 23 августа 1959 года в кафедральном соборе в городе Минске» — владыка, рассказывая прихожанам о своем посещении одесской резиденции патриарха Алексия в Успенском монастыре, говорит:
«Перед Преображением всенощную в Кафедральном Соборе совершал Святейший Патриарх с участием Владыки Бориса Одесского [Вика] и меня, а также было много духовенства. Это была величественная служба. Масса народа, прекрасное пение не только правого хора, но и левого. Затем торжество самого служения — все это поражало всех и радовало» [11].
Можно быть уверенным, что служба в одесском соборе исполнялась совершенно иначе, чем было принято когда-то в братстве, что и «концертность» там присутствовала вместе с авторскими композициями; следовательно, вопрос был в мастерстве исполнения, в его соответствии стилю соборного богослужения.
Другой подобный пример находим в письмах к владыке Гурию епископа Иоанна (Вендланда) в 1959 году, когда ему довелось служить в том же соборе: «Хор пел почти все те вещи, которые так любимы нами», — пишет он [12]. И в том же году из Москвы, после службы в Елоховском соборе с пением Патриаршего хора:
«В субботу 29 августа и воскресенье 30 августа я стоял в алтаре кафедрального Елоховского собора и, может быть в первый раз, слушал там всенощную и вообще службу простую, но с хорошим хором. Надо сказать, что впечатление — самое прекрасное. Пение не потеряло своей строгости, но приобрело звучность и красоту, а выбор песнопений был почти такой, какой сделали бы Вы.
Отец протопресвитер [Николай Колчицкий] служит очень серьезно, благоговейно и великолепно. <…> Мне было очень радостно убедиться в том, что Патриарший кафедральный собор — действительно образец уставности и пения. Слова ирмоса: “возопит Тебе бездна с веселием” можно вполне отнести к басам елоховского хора, рычащим, подобно грому из бездны, широко разинувшей свою громадную пасть» [13].
Последнее замечание очень характерно для владыки Иоанна: и для его прекрасного чувства юмора, и для любви к музыке как таковой — любых жанров и любых эпох, которой он не изменял в течение всей своей долгой жизни.
Слово, сказанное владыкой Гурием
на выпускном акте Саратовской духовной семинарии
30 мая 1953 года в дни болезни у него дома
Вы пришли сюда ко мне по окончании вашего последнего экзамена. Очень дорого то, что по окончании Семинарии вы прежде всего пришли к православному Епископу. Вы пришли не ко мне, а к православному Епископу, и этим свидетельствуете свое православное убеждение, что без Епископа нет Церкви. Кончилось ваше учение в Духовной семинарии, и вы готовитесь вступить в жизнь. Надеюсь, что почти все вы будете вскоре священниками. И если отложите свое вступление на пастырское служение, то только для приобретения больших богословских знаний. И поэтому позвольте мне приветствовать вас со вступлением на служение на ниве церковной. Вы будете окружены людьми частью верующими, а кроме того, и многими неверующими. Связывает ли что-нибудь нас с людьми, равнодушными к вере? Да. Это ведь сыны и дочери одной Родины, одной великой Отчизны. Все они служат посильно для ее блага. И вы, вступив на путь церковного служения, должны сознавать, что ваше служение есть служение русскому народу. Но больше всего вы будете иметь дело с людьми верующими. Они ждут от вас научения в молитве, научения своим примером, своей личной искренней молитвой и благоговейным совершением богослужения по церковному чину. Вы должны передать им свою искреннюю молитву, научить их молиться. Это должно быть первой задачей пастыря. Также важна другая задача пастыря по отношению к пасомым — научить их жить по-христиански. Пастырь учит свою паству христианской жизни и в своих проповедях, и живым примером в своем личном поведении. Я говорю вам то, что вы много раз слышали. Но важно то, чтобы в этот торжественный час, час окончания богословского образования, дали себе слово неустанно и терпеливо служить до смерти делу молитвы и доброй христианской жизни. Идите же, дорогие мои, вступайте в путь действенного служения Христу и Его Церкви. Укрепляйте себя на этом пути ежедневным чтением Слова Божия и проверкой себя своей совестью. Аминь [14].
|
[1] После возвращения из лагеря иеромонах Гурий, конечно, не мог оставаться в Ленинграде, однако его отъезд в Среднюю Азию был обусловлен не ссылкой, а собственным — его самого и его ученика Константина Вендланда — решением. Выбор Ташкента был обусловлен получением там геологом Вендландом интересной работы по специальности; вскоре туда приехали и другие члены братства.
[2] Большинство этих документов было собрано и перепечатано на машинке митрополитом Иоанном при подготовке им очерка о владыке Гурии; очевидно, к книге предполагалось документальное Приложение, которое, однако, не было опубликовано. В переплетенную машинопись вошли не только тексты митрополита Гурия, но и сопутствующие этапам его жизненного пути тексты других церковных деятелей. Дальше этот источник обозначается как Приложение.
Кроме того, в архиве митрополита Иоанна сохранилось несколько выпусков машинописного журнала Ташкентской епархии — «самодеятельного» аналога современных (или дореволюционных) епархиальных ведомостей, который по распоряжению владыки Гурия выходил в 1947–1948 годах и в обязательном порядке рассылался по всем храмам епархии.
Приносим благодарность за сообщение этого источника ярославскому исследователю Эльвире Леонидовне Меженной.
[3] Шкаровский М. В. Александро-Невское братство. 1918–1932 годы. СПб., 2003 (сетевой источник: сайт Славянского молодежного союза).
[4] Письмо скопировано в Приложении.
[5] Митрополит Иоанн (Вендланд). Князь Федор (Черный). Митрополит Гурий (Егоров). Ярославль, 1999. С. 101.
[6] Управлял Среднеазиатской епархией после кончины митрополита Арсения, с 1936; расстрелян в 1938.
[7] По-видимому, именно об этом регенте весьма одобрительно отзывается Д. П. Огицкий в письме к епископу Афанасию (Сахарову) из Ставрополя от 10 марта 1960 года: «О Владыке Гурии я слышал много хорошего от его духовенства и от его бывшего регента. Вот и здесь следы его хороших влияний — в следующее воскресенье будут к стихирам воскресным добавлять по Триоди стихиры св. Григорию на подобен «Киими похвальными», потом услышим стихиры на подобен «Радуйся живоносный», потом (Иоанну Лествичнику) на подобен «О преславнаго». Чудные напевы! Это все привез сюда бывший регент Владыки Гурия. Таких архиереев сейчас мало» (Письма разных лиц к святителю Афанасию (Сахарову). Кн. 2. М., 2014. С. 46).
[8] Приложение.
[9] Приложения. Фрагмент этого текста опубликован впервые в книге Э. Л. Меженной «Митрополит Иоанн: “Будем делать дела любви!” Дневники. Письма. Воспоминания». Ярославль, 2013.
[10] Пономаренко Димитрий, диакон. Епископ Стефан (Никитин). М., 2010. С. 398–400.
[11] Приложение.
[12] Меженная Э. Л. Митрополит Иоанн: «Будем делать дела любви!» Дневники. Письма. Воспоминания. Ярославль, 2013. С. 210.
[13] Там же. С. 211.
[14] Приложение.
Журнал «Православие и современность» № 33 (49)