Протоиерей Алексий Уминский — настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Хохлах, духовник и преподаватель Свято-Владимирской православной гимназии, член редакционного совета богословского журнала «Альфа и Омега», автор множества популярных богословских статей, ведущий передачи «Православная энциклопедия», посвященной наиболее актуальным проблемам, с которыми сталкивается верующий человек в современной жизни. В интервью отец Алексий делится с читателем своим взглядом на проблему дискуссии в Церкви сегодня.
― Отец Алексий, мы говорим с Вами о церковной полемике… А какова вообще ее цель?
― Нет никакой цели в церковной полемике, как нет никакой цели вообще в обсуждении какого-то вопроса, кроме как цель этот вопрос разрешить. Дискуссия начинается, если возникает какая-то определенная проблема. Но в данном случае проблемы и не могут не возникать, потому что Церковь — это непрекращающаяся жизнь. А там, где есть жизнь, обязательно должны быть и проблемы.
Церковь по определению живет по законам Царства Небесного, но одновременно вынуждена каким-то образом считаться и с законами этого мира. И столкновение этих законов — законов вечных и законов временных — внутри жизни каждого церковного человека и внутри жизни самой церковной общины неминуемо рождает вопросы, которые должны получить правильное разрешение.
― Здесь, вероятно, неизбежно столкновение «старого» и «нового» в церковной жизни?
― Дело в том, что в Церкви на протяжении всей ее истории всегда присутствовало и присутствует и стремление к обновлению — это обязательно,― и стремление к сохранению. Эти вещи, казалось бы, являются несовместимыми в обычном человеческом обществе, которое в обновлении все время стремится что-то уничтожать, а в сохранении пытается не допускать ничего нового, то есть ничего такого, что разрушало бы стереотипы сознания вроде «раньше было лучше» и тому подобных. Именно необходимость объединения «необъединимого» в церковной жизни и является основной проблемой полемики, о которой мы говорим. Ведь, с одной стороны, кому-то может показаться, что новое всегда лучше, чем старое. Другие убеждены, что, наоборот, старое всегда лучше, чем новое, что не надо ничего менять. И мотивируют это тем, что Церковь как-то жила прежде без этого «нового». Хотя при этом они забывают, что то, что называется теперь старым, когда-то было для Церкви очень новым.
Маленький, частный пример. Мы нередко обращаемся к XIX веку как к некой, в современном смысле понятной, традиции. А на самом деле традиция XVIII−XIX веков, по сравнению с традицией более ранних времен, исключительно революционна. Взять церковное пение. Оно вдруг стало ну таким новым — итальянский партес после знаменного распева! Это, наверное, могло восприниматься в те времена, как воспринималось бы сейчас исполнение рок-произведений вместо традиционных песнопений. То же самое касается и церковной живописи. В лучшую или худшую сторону — не говорю, но это было ощутимое обновление для того периода. Можно сказать, что это был язык ― церковного пения и искусства,― адекватный культуре того времени. И ничего — никто на это не реагировал болезненно. Почему-то эти факты как-то «законсервировались» и не воспринимаются сегодня как обновление.
Но, безусловно, Церковь одновременно живет и тем, что она хранит Предание. Апостол Павел говорит: храните предание (ср.: 2 Фес. 2, 15), то есть храните, берегите то, что вам передано. И, с другой стороны, Сам Христос предупреждает: нельзя вливать новое вино в мехи ветхие (ср.: Мк. 2, 22; Лк. 5, 38). Вот две вещи, которые кажутся несовместимыми, но тем не менее являются принципом церковной жизни: хранить старое и постоянно обновляться.
― Опыт показывает, что церковная полемика имеет и свои отрицательные стороны.
― Отрицательные стороны полемики таковы: это отсутствие всякой внутренней субординации, отсутствие смирения и желание навязать свое личное мнение как мнение общецерковное, как мнение, не терпящее никаких других мнений. Это — всегда негативная сторона полемики, потому что при таких методах ведения дискуссии люди зачастую просто ссорятся. И ссора, и неприязненное отношение к несогласной стороне,— так бывает при неумении вести спор, полемику,— это, бесспорно, всегда очень плохо.
Но, к сожалению, часто сталкиваешься с тем, что люди просто не понимают, что полемика ― это не решение личных проблем, не удовлетворение личных амбиций. Мне кажется, что как раз сейчас мы переживаем тяжелый период отсутствия правильной, действительно полезной полемики в Церкви. Вместо этого идет какая-то полемика кружковая, внутриклановая, внутриидеологическая, если можно так выразится. Внутри Церкви возникают какие-то группы, которые разделились по идеологическим соображениям, но не по религиозным. Может быть, по националистически-патриотическим, может, по монархически-политическим, может, по каким-то еще. И начинается «полемика» между такими группами и внутри них! Но, по сути, эти группы, разделенные идеологически, отнюдь не склонны к реальной полемике. Они, скорее, склонны к осуждению, к отчуждению, к навязыванию своих собственных идеологем, но только не к грамотной и результативной дискуссии.
Ярким примером непродуктивной полемики является, конечно, письмо епископа Диомида [1]. Совершенно очевидно, что это письменное заявление вызывает не полемику, а просто взрыв эмоций. Потому что вопрос, который там ставится, предлагается не как вопрос для обсуждения, а как обвинение. Поэтому и полемизировать, собственно, не о чем.
А условие настоящей, истинной полемики — это прежде всего любовь ко Христу, любовь к Церкви и личное смирение. Но при этом все-таки и любовь к истине как таковой. Церковный «спор» должен быть и смелым, и смиренным одновременно.
― Есть какие-то еще ошибки, характерные для церковной полемики в наши дни?
― Я часто обращаю внимание на то, что в церковной или околоцерковной прессе, в Интернете — на многих сайтах — любое проявление несогласия сразу воспринимается на уровне ереси. Человека не просто обвиняют в том, что он ошибся, ему сразу обязательно приклеивают некий ярлык, что он еретик, что он отступает от каких-то канонов… И иногда даже складывается такое впечатление, что некоторые люди находят какое-то особенное удовольствие в том, чтобы изыскать нечто такое, что обязательно уличило бы оппонента в том, что он еретик. Это, вне всякого сомнения, также и непродуктивно, и недопустимо в полемике.
― А как при всем при этом уйти от разделений, преодолеть возникающее отчуждение, сделать так, чтобы полемика способствовала не разрушению, а созиданию церковной жизни?
― Прежде всего, поднимаемые проблемы не должны быть проблемами отдельно мирян, отдельно священства и отдельно епископата.
У меня такое ощущение, что со стороны священноначалия проявляется порой какая-то боязнь перед решением серьезных церковных проблем. Некая отстраненность: «как-нибудь само». А со стороны мирян есть очень большая необразованность, желание быть просто ведомыми. Они не вовлечены. Мне же кажется, что вопросы церковной жизни должны стать общими для всех членов Церкви.
Я, может быть, ошибаюсь, но думаю, что в основном наиболее болезненно относятся ко всему, что происходит, приходские священники. Потому что, с одной стороны, они сталкиваются с окормляемыми, которые и являют собой комплекс этих неразрешенных проблем, а с другой стороны, они не могут получить сами для себя ответ на многие наболевшие вопросы. Поэтому каждый на приходе начинает решать существующие проблемы самостоятельно. И в этом есть самодеятельность, которая очень опасна. Ведь уровень допустимого, с одной стороны, в обновлении, а с другой стороны, в консерватизме может быть разным у каждого человека. Поэтому, конечно, Церковь нуждается в неких общих критериях «правильного», которые могут быть определены только соборно.
Я говорю не собственно про Соборы, потому что это слишком высокий уровень, скорее, имею в виду епархиальные собрания. В моем представлении, они не должны быть лишь некими «отчетными собраниями». Основной целью епархиального собрания должно стать обсуждение правящим архиереем совместно со священством насущных проблем приходской жизни.
На самом деле, можно сказать, что других проблем у нас сейчас и нет. Самое для нас главное сегодня ― правильное устроение приходской жизни, жизни общинной, цель которой — людей воспитать в настоящей церковности.
К сожалению, «церковность» у нас многие воспринимают именно лишь как храмовое благочестие. В моем представлении, все должно исходить из того, что если церковная община действительно живет духом Евхаристии, молитвы, то она обязательно будет вырастать за рамки своего собственного прихода. А та община, которая живет нормами храмового благочестия, так и останется «внутри» него, потому что храмовое благочестие к церковности имеет очень отдаленное отношение. Храмовое благочестие есть и у буддистов, и у мусульман, и у шаманов, и у дикарей племени мумбо-юмбо… А вот церковности у них нет. Церковность, осознание того, что мы — единая Церковь,― прежде всего. Что это означает на практике, что такое Евхаристия,— мне кажется, это те проблемы, которые должны обсуждаться.
Потом вот что еще нужно сказать. Есть такие вещи, которые в нашей Церкви рассматриваются слишком однозначно. Во многих Поместных Церквах существует масса различных практик, но мы придерживаемся всегда какой-то одной, исключающей прочие. Мы все время боимся вполне оправданной «широты» в подобных вопросах.
Церковь может «звучать» по-разному. И это будет все одна и та же Церковь. Не боятся этого, например, в Греции. Но у нас очень силен страх раскола, хотя не это раскалывает Церковь. Церковь раскалывает только идеология. А в идеологию можно превратить все что угодно ― самую крайнюю консервативную точку зрения и самую крайнюю либеральную точку ― тоже.
― Каким же образом вовлечь в «общую» церковную жизнь мирян?
― В любом случае, сначала это должно быть на уровне съездов духовенства, пастырских собраний, когда насущные проблемы сами священники выносят на диспут и обсуждают вместе со своим правящим Архиереем.
Через такие собрания в решение этих проблем постепенно вовлекается и приход. Потому что священник начинает руководить приходом, исходя из тех принципов, которые были обозначены на епархиальном собрании: что сейчас нам надо обновить, а что нам надо сохранить; что уже стало препятствием, тяжелой ношей, которая наросла на нас, как накипь, а что, действительно, является вызовом современности, которая просто пытается размыть нашу церковную жизнь посредством навязывания либерального сознания.
― Но это то, что касается внутрицерковных проблем. А нужно ли выводить вопросы, которые касаются и общества в целом, на «широкий формат» — на ТВ, в Интернет и т. д.? Например, вопрос о введении ОПК в светские школы.
― Всегда было и есть желание мира вопросить Церковь о чем-то. Или, скажем, вызвать ее на некую дуэль. И есть слова, сказанные апостолом Петром о том, что мы должны всякому дать ответ о нашем уповании (ср.: 1 Пет. 3, 15).
В этом смысле — да, Церковь не должна бояться «широкого формата». Закрытое церковное общество, которое боится, никогда не будет откровенным, оно всегда будет отвечать общими фразами. А Церковь должна быть очень открытой. Тот, кто очень открыт,— не боится.
А начинается открытость с прихода, с отсутствия между священником и его прихожанами «кастового» разделения. Далее ― вообще не должно быть разделения на «касту» епископов, «касту» священников и «касту» мирян. Церковь ― единый организм, каждый, конечно, имеет от Бога свое дарование, свой талант, занимает свое иерархическое место. Но в то же время Церковь ― это единый народ Божий.
Однако на практике кастовость, к сожалению, все же складывается, и причем часто вопреки намерению священства, а по желанию самих современных мирян ― повторюсь: быть безответственно управляемыми гораздо проще, чем быть активными и ответственными. Но это довольно сложный момент. И вопрос существования церковной полемики — это как раз вопрос открытости Церкви. Потому что эта полемика все равно не может быть сохранена внутри «корпоративных» интересов.
― Можете ли Вы привести пример грамотной церковной полемики?
― Пример… Скажем, протоиерей Максим Козлов ― человек, который достаточно тверд в своих убеждениях, достаточно жестко критикует, но вместе с тем у него и мастерство полемическое налицо. Мне нравится, как ставит вопросы для полемики игумен Петр (Мещеринов). Очень резко ставит, немного, может, провокативно для кого-то, но тем не менее ставит их очень правильно, очень вовремя. Его статья по поводу книги «Мучение любви» архимандрита Лазаря (Абашидзе) представляется мне великолепным полемическим опусом, который рассматривает проблемы монашеской жизни.
― Есть ли в церковной полемике «победители» и «побежденные»?
― В полемике должна побеждать Церковь. Полемика — это инструмент движения вперед. И если какая-то полемика глохнет, остается без результата, значит, время для нее пока еще не наступило, значит, люди для этой полемики еще не созрели, значит, и Церковь к ней не готова.
А вообще полемика в Церкви неизбежна как жизнь, и уход от нее — это сознание умирающее, сознание, которое настроено не на жизнь, а на консервацию и в конечном итоге — на смерть.
[1] Имеется в виду опубликованное в прессе в январе текущего года открытое письмо епископа Анадырского и Чукотского Диомида ко всем православным, в котором он требует от Церкви «восстановить чистоту веры»: не поддерживать действующую власть, а также прекратить контакты с другими конфессиями.
Православие и современность № 3, 2007 г.