В этом году исполнилось 70 лет со дня кончины замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева. Наша газета неоднократно обращалась к его творчеству. Сегодня на «Книжной полке» — роман «Няня из Москвы».

Особенность этого произведения в том, что повествование ведется в форме сказа. Это имитация устной живой речи, к ней нередко прибегали Н. Лесков, П. Бажов, сам Шмелев в ряде своих произведений. Но в данном случае книга поначалу воспринимается трудновато. Дело в том, что «Няня из Москвы» — роман, т. е. большая жанровая форма, предполагающая наличие многих героев и всевозможных сюжетных коллизий, столкновений, поворотов, в которых постепенно раскрываются характеры этих персонажей. И с самого начала на страницах появляется такое множество имен, что у кого-то даже может возникнуть желание отложить книгу. Подождите, не торопитесь: еще несколько страниц — и всё станет понятно. А когда втянетесь, уже не оторветесь.

Вместе с главной героиней — старенькой няней Дарьей Степановной Синицыной — мы объедем почти весь мир. Побываем даже в Голливуде, куда заведет простую русскую женщину нелегкая эмигрантская судьба. А начиналось всё, как видно из названия, в Москве…

Время действия — начало ХХ века. Няня живет в семье супругов Вышгородских и с младенчества нянчит их дочь Катю. Отец — известный врач-гинеколог, мать — скучающая интеллигентная дама, очень сочувствующая революционному движению. Простодушной няне это сочувствие кажется чем-то диким: «…денежек что ушло на шантрапу на всякую! Незаконные к ней ходили, полиция вот ловила… с парадного позвонится, часто так — дыр­дыр­дыр, она сама и бежит, по знаку. Посушукаются — и сейчас в шифонерку, за деньгами. Конечно, не мое дело, а она, простосердая, всему верила. Сказала ей раз, а она мне: “Для тебя, глупая, стараются-страдают, да не понять тебе только!” Барин поморщится, скажет: “Прорва какая-то, надо же разбираться, милочка!” А она всё так: “Это же наш долг, Костик”. Как уж они столько задолжали, уж и не знаю». Сам барин, впрочем, тоже либерал, член кадетской партии, но няня в партиях не разбирается и говорит попросту: «У них ученые взаседания были, и еще казенные взаседания, чтобы царя сместить. <…> Они с барыней секрет знали — только царя долой, всё новое пойдет, хорошее…». Таким, в сущности, было мировоззрение большей части дореволюционной интеллигенции. Правда, народолюбивые господа собственной няне задолжали две тысячи рублей жалования и никак не отдают: на зарплату прислуге у них денег вечно нет, хотя на революцию всегда находятся.

Нянина воспитанница, Катя, подрастает; приходит время любви. Друг детства Вася Ковров делает ей предложение. Дальше вся фабула романа будет строиться на их взаимном горячем чувстве и при этом — невозможности быть вместе. Сначала, впрочем, счастью влюбленных не мешало ничего, кроме Катиного скверного характера: любя Василия, она не говорит ни «да» ни «нет», морочит ему голову, попутно кокетничая с толпой «служителей Мельпомены» (девушка учится в театральной студии). Потом Вася уходит на начавшуюся Великую войну добровольцем. Катя служит искусству так, как она это понимает — в компании хлыщей-театралов с липовыми «белыми билетами». Далее Вася после тяжелого ранения и с георгиевской наградой приезжает долечиваться в Москву, но у влюбленных дело опять не ладится. Кто же Катя: просто легкомысленная кокетка? Нет. В сущности, она — хорошая девушка с добрым, отзывчивым сердцем. «Какая была, такая и осталась, — годы спустя говорит о ней няня, — как хрусталек чистый». Весь ход повествования показывает: Катина «дурь» не прирожденная, а привнесенная соответствующим воспитанием. Девочка росла в атмосфере полной вседозволенности, не зная слова «нельзя». К тому же ее родители — атеисты (тоже характерная черта дореволюционной либеральной интеллигенции). О религиозных взглядах Вышгородских Дарья Степановна говорит так: «Образов у нас в доме не было, барыня не желала, по своему образованию, и свое благословение, мамаша их замуж благословила, она на дно сундука упрятала. В детской только я уж настояла Катерины-мученицы повесить образок к кроватке <…>. А в темненькой у меня и лампадочка теплилась, Никола-Угодник у меня висел, в дорогу-то захватила, и еще Казанская-Матушка. А у них, чисто как у татаров, паутина одна в углах, боле ничего». Это уже потом, в эмиграции, сполна хлебнув горя, Катя узнает дорогу в православный храм…

После революции Вышгородские переезжают в Крым. Здесь Катя похоронит родителей, снова встретит Василия, воюющего в Белой армии, и рассорится с ним в пух и прах, необоснованно заподозрив молодого человека в измене. Удастся ли влюбленным соединиться или роковые обстоятельства окажутся сильнее их любви, читатель узнает, если прочитает книгу.

«Няня из Москвы» — произведение многоплановое. Это и любовно-приключенческий роман, и повествование о нелегкой доле русских эмигрантов на чужбине. (Конечно, тем, кто остался, пришлось еще хуже: ужасам красного террора в Крыму Шмелев, лично его наблюдавший, посвятил цикл «Крымские рассказы» и одно из самых главных своих произведений — эпопеею «Солнце мертвых» (подробнее о ней можно прочитать здесь: Гаркавенко О. «Самый русский из русских писателей…»//Православная вера. 2013. № 19. С. 12). https://eparhia-saratov.ru/Articles/2013-10-25-00-03-51-samiy-russkiy

Одна из важнейших тем «Няни из Москвы» — вина интеллигенции в произошедшей катастрофе, в гибели Российской империи (эта тема звучит во многих произведениях писателя, созданных в эмиграции). Солженицын в статье «Образованщина» чеканно сформулировал, в чем эта вина: «Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, да не сумела управить ее обломками». Об этом же — и роман Шмелева, в частности, и о том, как после пришлось за это раскачивание расплачиваться, в их числе и тем, кто ни в чем таком виноват не был. Неграмотная Дарья Степановна понимает жизнь лучше, чем понимали ее высокоумные господа Вышгородские: «Вот, барыня говорила-то: “для бедного сословия хлопочем!..” — а вон как схлопотали, себя не сыщешь. <…> Они из книжек всё, жизни нашей не понимают, а книжки плохой, может, человек писал». Да и не народ на самом деле любили подобные господа, а собственное либеральное словоблудие. Это видно и из наблюдений няни. Рассказывая, как барин ездил принимать роды, и отвечая, принимал ли он роды у бедных, она говорит: «К бедным-то? Правду сказать, к бедным не ездил барин, а так сочувствовал… вредно в грязи рожать, зараза будет, всё говорил… пусть в приюты идут рожать, в ламбалатории, и чистота там, и денег не берут». (Заодно, кстати, барин промышлял и запрещенными в Российской империи абортами). Ну а няня из российской катастрофы делает свой вывод, вполне разумный: «Потом всего я повидала, да смотреть неохота, как без причалу стали. Свое-то потеряли, на чужое чего смотреть. Будто нам испытание: теперь видите, как у Бога хорошо сотворено… и у вас было хорошо, а всё вам мало, вот и жалейте». «Все мы как потонули, будто уж на том свете», — с горечью говорит Дарья Степановна.

Несмотря ни на что, книга оставляет светлое чувство. Прежде всего, это связано с образом няни — православной доброй русской женщины с истинно христианским отношением к жизни и к людям. Такое мировосприятие свойственно всем лучшим героям Шмелева. Не случайно приснопамятный Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в речи 30 мая 2000 года, на церемонии перезахоронения праха И. С. Шмелева в некрополе московского Донского монастыря, отметил: «…его талантливые, честные, глубоко православные книги <…> стали неотъемлемой частью духовного возрождения нашего общества». К числу таких книг принадлежит и «Няня из Москвы».

 Газета «Православная вера», № 21, ноябрь 2020 г.