В 2022 году исполняется 10 лет с того момента, как одна из кафедр философского факультета саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского стала именоваться кафедрой теологии и религиоведения. тогда это было воспринято общественностью как начинание смелое — что такое теологическое образование и кому оно нужно в светском вузе, понимали немногие. спустя десятилетие без православных теологов — выпускников и студентов СГУ — уже трудно представить себе и епархиальную жизнь, и работу философского факультета. о том, почему теология по-прежнему актуальна в эпоху цифровых технологий, чем интересуются и кем хотят работать будущие теологи и почему современное общество называется обществом риска, мы беседуем с деканом философского факультета СГУ, доктором философских наук, заведующим кафедрой теологии и религиоведения Михаилом Олеговичем Орловым.
Слово к Богу
— В сознании многих людей «теология» — понятие не проясненное. В переводе оно означает «богословие». Но все-таки: что изучают теологи?
— Теология — это сложное, многомерное понятие — так же, как и философия. Действительно, этот термин переводится на русский язык как «богословие», но можно сказать еще и так: «слово к Богу». Если взять культуру Ближнего Востока — то, что мы называем ветхозаветной традицией, богословие там было тесно связано с богообщением и жизнью в соответствии с представлением о том, Кто есть Бог. Теология рассматривает то, каким образом должна быть организована человеческая жизнь, соизмеряемая с Источником этого бытия, то есть с Богом. В теологии нет субъекта и объекта, как в привычном нам понимании науки, а есть субъекты, которые находятся друг с другом в общении — речь идет о коммуникации личностей тварных и личностей нетварных. Богообщение — это праксис теологии, в соответствии с этим практическим деланием выстраивается жизнь человека. И есть теоретическое содержание — то, что описывает культуру этой самой практики.
— Есть такой стереотип, что теологическое образование — это что-то новое для России, и это то, что пришло к нам с западными веяниями. На самом деле это не так?
— Безусловно, у нас существует и дореволюционная теологическая традиция, в том числе она существовала и в Саратове, в нашем университете. Факультет теологии изначально был в каждом европейском университете, наряду с философским, юридическим и медицинским. Это тот корпус наук, который для европейской культуры является основополагающим.
В Европе существование теологических факультетов было обусловлено прежде всего исследовательской практикой. Когда стало зарождаться дисциплинарное научное знание, Церковь занималась проверкой этого знания. Она соизмеряла его с тем знанием, которое дано в корпусе священных текстов. И появлялось понимание, к примеру, того, что Библия говорит не о том, как устроено небо физическое, а о том, что есть Небо духовное и как на него взойти. Посредством этой методологии происходило «примирение» научного и религиозного. И это то, что во многом определило путь европейской научной и философской мысли.
В России же все это преломлялось через очень сложную призму. У нас как таковой университетской культуры не было — она возникла в конечном итоге не естественным путем, а посредством интеллектуальных реформ, проводимых «сверху». Могло бы быть по-другому, но здесь есть момент исторического выбора. Когда Византия оказалась под властью турок, у ее лучших умов было два варианта: отправляться на неизведанный православный Север или на климатически близкий католический Запад. Некоторые попытались обосноваться в государстве Российском — и здесь можно вспомнить историю преподобного Максима Грека, которому явно не позавидуешь в отношении того, что он претерпел здесь. Те же, кто отправился на Запад, смогли передать то лучшее, что принесли с собой, и на становление университетов это повлияло напрямую. Русские не захотели учиться у византийских интеллектуалов, и это стало серьезной проблемой — и ментальной, и социокультурной, и в том числе проблемой образования. В нашем высшем образовании был заложен совершенно неоправданный раскол между духовным и светским. Была разделена Славяно-греко-латинская академия, появился Московский университет с естественнонаучными и гуманитарными дисциплинами, а духовные науки остались отдельно. То есть в модели российского университета теологии не было — стоит сказать, что и сейчас в Московском государственном университете теологии нет. Но в императорских университетах — а Саратовский университет был четвертым императорским университетом в России — были кафедры православного богословия.
В нашем университете, основанном в 1909 году, фундаментальные основания изучения теологии были заложены первым деканом историко-филологического факультета, крупным религиозным философом Семеном Людвиговичем Франком. Но просуществовала эта кафедра всего несколько лет — потом все это было снесено революционной социальной катастрофой, которая произошла, думаю, во многом из-за того, что ни духовные школы, ни университетская теология в России не смогли дать людям ответа на вызовы того времени. Если мы откроем диссертации по богословию, созданные в XIX веке, то увидим, что там в основном очень мало цитат из святых отцов — мало живого опыта. Исследователи ориентировались на схоластическое знание, на теорию. Считалось правильным воплощать в своих работах так называемый критический стиль мышления и подражать образцам классической академической науки — философии, истории и филологии. И в конце концов это привело к следующей трансформации: практика богообщения остается в монастырях и находит свое выражение в трудах духовных писателей того времени — в частности, святителя Игнатия (Брянчанинова), а собственно академическая богословская наука существует в отрыве от этого. Если бы теология в ту эпоху дала интеллигенции целостный взгляд на происходившие тогда общественные и духовные процессы с позиции аскетического опыта, того же святителя Игнатия и других святых отцов, многих проблем и бедствий можно было бы избежать. Поэтому внимательное обращение к этому опыту сейчас, в изучении православной теологии, является, на мой взгляд, одним из рубежей духовной безопасности.
— Кто поступает к вам учиться — чего хотят эти люди, чего ждут от образования?
— Прежде всего это те, кому интересно гуманитарное знание как таковое — могу сказать, что большинство наших студентов умеют и любят читать. И мы с ними разбираемся с двумя фундаментальными основаниями человеческой культуры: рациональным, которое выражено в словах и понятиях, на уровне формальной логики, и иррациональным, или мистическим, то есть с тем, что связано с тайной бытия человека в этом мире. Теологическое образование, безусловно, подойдет и тем, кому интересны социальные исследования — в частности то, каким образом влияет религия на жизнь современного общества и человека. К нам приходят также те, кому интересна традиционная модель образования и воспитания и кто хотел бы работать, или уже работает, с детьми и молодежью. У нас учатся и те, кто глубоко изучает русскую культуру, чья жизнь так или иначе связана с церковным искусством и сохранением культурного наследия. Порой у нас получают второе образование психологи, желающие работать в области православной психологии и антропологии. А через нашу магистратуру прошло немало выпускников духовных школ, они таким образом продолжают обучение.
— Может ли на направление «Теология» поступить человек, не живущий церковной жизнью, и подразумевается ли, что в процессе учебы он должен в эту церковную жизнь войти?
— К нам может прийти учиться любой человек, интересующийся вопросами, которые объемлются теологическим знанием. В том числе у нас есть и студенты, которые придерживаются иных конфессиональных взглядов — они изучают православную традицию как основание социокультурного устройства нашего государства. Теология как наука внеконфессиональна, и у нас никто никого не заставляет здесь молиться — личное обращение к Богу происходит вне образовательного пространства. Но человеку, который получает здесь образование, по факту своей специализации нужно будет знать и понимать, что такое церковная жизнь, какова она в Православной Церкви. Он должен будет изучить православное богослужение, в том числе через практику так называемых учебных Литургий, на которых студенты присутствуют и разбирают затем с преподавателем ход службы. Ему нужно будет прочесть и осмыслить Евангелие, вникнуть в смысл таинств Церкви. И могу сказать, что те студенты, которые первоначально смотрят на церковную жизнь больше как исследователи, со временем начинают видеть, насколько эта жизнь богаче, интереснее, насыщеннее, ярче и правильнее, нежели просто жизнь светская. Они начинают искать в ней ответы для решения своих внутренних личностных проблем и почти все приходят к личному участию в молитве и таинствах.
«Собрать себя в цифровом потоке»
— И все-таки не оставляет мысль: современное образование в основе своей технологично, оно дает некий функционал, позволяющий человеку быть в сегодняшнем обществе полезным. А каков функционал теологии?
— Теологическое знание нужно, в частности, для того, чтобы человек смог должным образом устроить свой внутренний мир. В пространстве современной цивилизации человек невероятно беззащитен. Он не может собрать себя воедино, он разорван многочисленными информационными потоками, он невротизирован. Я вижу, насколько трудно бывает студентам сосредоточиться даже на относительно простой учебной задаче, насколько нелегко глубоко вникнуть во что-то, когда ты все время существуешь в двух измерениях — онлайн и оффлайн. Сегодняшние дети и молодежь, которые являются уже продуктом цифровой социализации, не знают, где они настоящие — им очень легко находиться и под разными аккаунтами общаться в Интернете и вместе с тем им очень трудно просто жить. Им нужно дать представление о том, что позволит им всегда быть целостной личностью, — о взаимоотношениях с Богом. Их нужно научить вслушиваться и всматриваться в то, что находится вокруг них, и в то, что рождается у них внутри.
На самом деле, теология — еще и мощный антикризисный инструмент, как для отдельного человека, так и в целом для общества, которое ищет выхода из той или иной, казалось бы, неразрешимой ситуации. Когда люди оказываются в тупике лабиринта своего жизненного пути, им нужно вспомнить о своих истоках. Если мы возьмем историю создания Пятикнижия, то увидим, что первой была создана Книга Исход. Евреи уходят из Египта, оказываются в пустыне и хотят вернуться обратно — в рабство. Им кажется, что они заблудились, хотя Бог по-прежнему ведет их и каждый день кормит манной. И у каждого человека в жизни так: его всегда кормят манной, днем перед ним всегда столп дымовой, а ночью — столп огненный, а он оглядывается назад и думает, что потерялся. Он не осознаёт, что он — соль земли и что его ведет Сам Господь, и считает, что ему нужно быть кем-то другим. И он начинает искать дорогу обратно в Египет — и тонет, как колесница фараона в Чермнем море, в глубинах неуправляемости собственной жизни. А что происходит с евреями в этой ситуации? Моисей обращает их к истокам: он рассказывает им то, что легло в основу Книги Бытия — историю о том, как сотворил Бог Небо и землю. Это единственное, что спасает от гибели — нужно остановиться и осознать, что Бог является Творцом всего, и если Его слушать, Он выведет тебя из любых жизненных обстоятельств.
— Вы говорите со студентами о Боге, о призвании, о вечности. Но говорят, что первое, чему вы их учите и что потом методично и строго проверяете, — оставлять за собой аккуратно задвинутые стулья, расправленные жалюзи и совершенно чистую доску. Почему это важно? Как это может помочь им в дальнейшем?
— Важно понимать, что мир состоит из вещей простых и сложных. И если человек не научится хорошо делать простые дела, он никогда не сумеет достойно справиться со сложными. Мы готовим в том числе будущих педагогов, и им тем более нужно усвоить это как жизненный принцип. Хороший педагог — это всегда высокая организация себя и вместе с тем понимание скромности своего места в этом мире. Только когда ты поймешь, что твои человеческие возможности на самом деле невелики, Господь даст тебе как ориентир что-то большее. Нельзя сразу «поймать мечту», поставить перед собой абсолютные цели и начать рывками достигать их — это ведет к расшатанности, которая обратит в прах все достижения. Нужно научиться сначала элементарным правилам нормального человеческого бытия. В том числе — содержать в порядке то пространство, которое вверено тебе обстоятельствами твоей жизни. Для педагога это пространство класса. И у каждого человека есть его личная среда обитания и задача научиться о ней заботиться. Нельзя допускать, чтобы то, что мы имеем, оказалось в руках тех, кто придет вслед за нами, в испорченном состоянии. Это является внешней стороной порядка внутренней жизни. Теология учит бережно обходиться со всем, что тебе дано: со словом, со смыслом, с пространством, с талантами.
— Где хотят работать теологи?
— Там же, где и наши философы, и культурологи, и обществоведы — все хотят преподавать. У большинства наших студентов есть «маленькая мечта» — учительствовать в школе — и «большая мечта» — преподавать в вузе. Многие тот предмет, которые они потом хотели бы вести, выбирают чуть ли не на первом курсе и стараются его как можно глубже изучить. Для «приближения к мечте» у нас на факультете есть практика тьюторства: старшекурсники задействуются в работе с младшими курсами. Эта возможность побыть наставниками доставляет им невероятное удовольствие; потом, став профессионалами, они вспоминают этот опыт с воодушевлением и ностальгией. Студентам важно бывает ощутить, что они могут чем-то делиться, и очень интересно попробовать себя на кафедре. Но быть преподавателем в университете — мечта двоякая: это означает в некотором смысле и жертву. Кажется, что ты приобрел широкие возможности делиться тем, что прочитал и осмыслил, но на самом деле преподавать — это очень тяжелый труд. И чтобы делать то, что тебе нравится, нужно сначала сделать много того, что необходимо: нужно писать рабочие программы, нужно создавать свою систему контроля знаний студентов и многое другое.
— По новостям на сайте митрополии мы видим, что у студентов-теологов довольно насыщенная жизнь и вне учебных аудиторий: то они на донорскую акцию соберутся, то вы с ними смотрите фильм в семинарском киноклубе, то они пробуют брать интервью… Как в организации их жизни взаимодействуют факультет и епархия?
— Епархия с ее многочисленными структурами — один из основных работодателей для наших выпускников. Поэтому они еще студентами знакомятся с тем, как работает епархиальное управление, какие проблемы церковной жизни и насущные вопросы взаимодействия с обществом решаются в деятельности епархиальных отделов. И у наших будущих теологов есть возможность становиться во всем этом помощниками. Это позволяет им увидеть церковную жизнь еще и с точки зрения того, кто в ней непосредственно трудится, и понять для себя, готовы ли они так трудиться. В Церкви нужно все делать по-настоящему качественно — в противном случае это будет сказываться и на духовной жизни тоже.
— Меня удивляет, что этот интерес у них именно «изнутри» — не декан и преподаватели их в епархию «пригоняют» и к чему-то побуждают, а они действительно сами приходят и предлагают идеи…
— Это как раз неудивительно: для студентов естественно собираться вместе и пытаться как-то самовыразиться. Чего вообще студент хочет? Драйва и самопрезентации. Он хочет блистать, он хочет «тиктокать», он хочет «зумить», он хочет быть незабываемым для других! И в большинстве случаев он уверен, что прекрасен. Но вместе с тем ему нужно понять и то, как много еще нужно учиться, испытать столкновение своих попыток самовыражения с опытом жизни. И — начать набираться профессионализма. А в нашем обществе это очень трудно, поскольку оно пронизано фейковой моделью человеческой жизни. Она внушает установки: «ты априори классный», «бери от жизни все». А на самом деле, человека, который ее принимает, общество потребления разбирает на запчасти. Ум и сердце его погружаются в мир иллюзий. И человеку юному, начинающему самостоятельную жизнь очень важно научиться вовремя эти иллюзии узревать и на них не вестись, потому что все это заканчивается глубоким депрессивным состоянием. Депрессия сегодня — это болезнь молодых. Я вижу, насколько они талантливые и способные, но для них становится потрясением, что не все так просто, как им казалось, что мир требует борений, усилий, что в нем необходимо научиться ценить то малое, что дается тебе в этой жизни, — научиться ценить ту манну, которой питает тебя Господь.
Бежать быстрее и молиться
— Вы стали деканом философского факультета двенадцать лет назад, а в епархиальном отделе религиозного образования и катехизации трудитесь еще дольше. Что изменилось за эти годы в задачах, стратегиях Вашей работы? Какой самый важный опыт Вы приобрели?
— Жизнь в университете, жизнь в епархии, как и жизнь вообще, каждое утро начинается с рассвета — с совершенно нового дня, в котором ты не знаешь, что тебя ожидает. Ты всегда новоначальный в этом мире. Какой бы опыт у тебя ни был, жизнь всегда иная, нежели то, к чему ты готовился. И это тоже важное теологическое знание. Как только ты подумал: «Я опытный, я матерый» — тебе сразу что-нибудь такое прилетит, что разубедит тебя в этом.
— Но вызовы, стоящие перед теологическим образованием, всё же за это время изменились?
— Требуется все больше и больше знаний и компетенций. Образование становится все более детализированным, усложненным. Как следствие, и от человека требуется все больше собранности, самокритики, самодисциплины — и от того, кто учит, и от того, кто учится. Мы живем в обществе риска: в нем быстро появляются новые возможности, но они несут в себе и новые опасности, и все это требует очень интенсивной жизни. Чтобы оставаться на месте, нужно бежать все быстрее, а чтобы куда-то двинуться, просто бежать уже недостаточно — нужно молиться. Состояние жизни современного мира — это, на самом деле, состояние социального ужаса; большинство людей это так явно не ощущает, но они ощущают тревогу. Человек чувствует свою проницаемость: в него постоянно что-то выстреливает — из новостных лент, из социальных сетей, ему в любой момент могут позвонить по одному телефону, по второму… Это чувство хаоса проецируется в неудовлетворенность — самим собой и окружающими. И помочь выйти из этого порочного круга может только жизнь с Богом, что для нас, верующих православных христиан, означает полноценную жизнь в Церкви и в нашей религиозной традиции.
— У ваших студентов есть присловье: «Михаил Олегович — человек, который никогда не спит». Поздними вечерами Вас еще можно застать в опустевшем учебном корпусе за научной работой, решением проблем — а с раннего утра нужно снова идти на занятия к студентам, аспирантам, семинаристам. Как выдерживаете такой режим? Что дает такую отдачу, которая позволяет не выгорать?
— А как ты можешь жить по-другому, если Бог тебе дал находиться постоянно с людьми? Мне порой, чтобы обстоятельно поговорить с человеком, приходится выключить свет в своем кабинете и уйти в другую аудиторию, потому что на этот свет будут обязательно один за другим, как мотыльки, стекаться те, у кого есть какие-то вопросы — конечно же, безотлагательные. Но это жизнь, и мне она нравится — и радует то, что по милости Божией удается сделать. Чем больше поставлено задач, тем мне интереснее, потому что тем больше интересных людей в них оказывается вовлечено, и они меня вдохновляют. Порой вдохновляют даже ошибки — так или иначе появляется возможность их исправить, и я этому радуюсь порой даже больше, чем тому, что получилось сразу. И учу студентов радоваться таким ситуациям — для меня это некое императивное правило. А еще силы дает понимание, что результаты твои пока что очень скромны. Нужно реально, самокритично смотреть на себя — тогда ты сможешь и все выдерживать, и двигаться дальше.
Журнал «Православное Поволжье», № 1, апрель 2022 г.