Крещение — таинство Церкви, которое многие из нас приняли еще в младенчестве, когда не могли ни сознательно участвовать в нем, ни осознать его смысл. Значительная часть людей приходит в Церковь спустя много лет после того, как они были крещены, но это не значит, что умом и душой не нужно возвращаться к этому важнейшему в жизни моменту, дабы глубже осознать ту удивительную перемену, которая происходит с человеком, когда он рождается во Христе. Тем, кто желает лучше понять для себя смысл этого таинства и его связь с дальнейшей церковной жизнью человека, можно порекомендовать книгу протопресвитера Александра Шмемана «Водою и Духом». В этой сложной и заслуживающей большого уважения работе автор ставит целью вновь открыть для современного мира утраченную красоту, глубину, смысл, силу и истинную действенность крещальной практики древней Церкви и раскрыть ее неразрывную связь с Пасхой Христовой.

Рожденный в Эстонской Республике, возникшей в 1918 году в процессе распада Российской империи, протопресвитер Православной Церкви в Америке Александр Шмеман (1921–1983) является не только выдающимся проповедником и богословом XX века, но также историком Церкви, талантливым литературным критиком и философом истории и культуры. Оторванный от своих русских корней, отец Александр «испытывал обостренную тоску по своему родному русскому языку». Живя за границей, он говорил и писал на английском и на русском языках. Но вне всякого сомнения, русский был для него «одним по-настоящему своим языком». Священнослужитель и личные дневники вел на русском. И даже тогда, когда он что-либо писал из своих работ на английском языке, «так или иначе обращал написанное к России и к судьбам Церкви и православной веры в России».

Все его богословские и катехизаторские труды восхищают широтой своего охвата. Тонкостью суждений на разные темы он поражал многих людей. И даже Александр Солженицын был одним из тех, кого потрясали до глубины души выступления отца Александра на радио «Свобода», а после их знакомства он смог ощутить духовную и интеллектуальную мощь Александра Шмемана уже в личных встречах.

Каждая книга отца Александра, отражающая его глубинное религиозное осмысление жизни, содержит в себе огромный духовный потенциал, который не может не ощутить на себе почитатель его творчества или просто «случайный» читатель. Так, например, сын Ирины Дьяковой, автора перевода книги «Водою и Духом», в 1975 году, через год после прочтения маминого перевода книги отца Александра, будучи студентом мехмата Киевского университета, принял крещение, а спустя еще несколько лет сам стал священником Русской Православной Церкви…

Сама книга «Водою и Духом» является результатом прочитанных отцом Александром лекций по литургическому богословию в Свято-Владимирской Духовной семинарии в Нью-Йорке, деканом которой он являлся с 1962 по 1983 год. И даже несмотря на то, что данная книга посвящена раскрытию смысла Таинства Крещения, подготовки к этому таинству и проблематике вхождения в полноценную жизнь Церкви (воцерковлению), основной лейтмотив данной работы — необходимость стремиться к возрождению и распространению подлинного христианства в современном мире через «просвещение, которое — по крайней мере в ранней Церкви — всегда понималось как неразрывное единство обучения, литургического опыта и духовной борьбы». Это стремление, по мысли отца Александра, «должно быть направлено на новое осознание православными Православия, т.е. того опыта Церкви, в котором заключается единственный источник истинно православного мировоззрения». И крещение в этом смысле должно восприниматься нами «как важнейший акт, в котором Церковь всегда являет и сообщает свою веру, свой опыт человека и мира <…> опыт Христа и Святого Духа, опыт новой жизни, нового творения». Крещение — «реальный источник всей жизни Церкви и христианской жизни каждого ее члена».

Отец Александр считает, что для того чтобы опыт нашей христианской жизни стал крещальным, т.е. соотносился бы с Таинством Крещения как питающим его источником, «необходимо восстановление истинного смысла крещения — не крещения как такового, которое по-прежнему с нами, неизменное в своей сущности и обрядах <…>, а его смысла и действия в нас». И тогда нам станет понятно и то, что имел в виду апостол Павел, когда говорил, что мы погреблись с Христом «…крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения…» (Рим. 6, 4-5).

Следуя этой логике, автор в каждом разделе книги напоминает нам о тех важных моментах, связанных с принятием крещения, которые в современной церковной практике умалились до неузнаваемости. Это призвано открыть нам, чем было в сущности крещение для христиан первых веков и чем в своей мистической действительности является это прекрасное таинство.

Поясняя сверхприродный смысл Таинства Крещения, отец Александр напоминает нам о важности удвоенного восприятия всего человеческого бытия (видимое и невидимое), целостность которого раскрывается непосредственно в церковных таинствах. Такую диалектичность отец Александр называет «основным литургическим законом приготовления и исполнения». Без первого не может быть второго и, наоборот, без второго, не может быть первого. Например, для того, чтобы понять сущность Литургии, проникнуться ее духом и стать полноценным участником, необходимо понять, что «она вся построена, в основном, на двойном ритме приготовления и исполнения и что этот ритм соответствует двойственной природе самой Церкви».

Так, с одной стороны, сама «Церковь есть приготовление», назначением которой является подготовка ее членов к жизни вечной (и необходимо четко понимать, что «без основного приготовления просто-напросто нет христианства и нет Церкви»). С другой же стороны, «Церковь есть исполнение» как «небо на земле».Мы постигаем двойственную природу Церкви в церковных богослужениях, которые призваны «осуществить приготовление и явить нам Церковь как исполнение». Время (день, неделя, год) преобразуется и приобретает двойную реальность, «осуществляя связь между “уже” и “еще не”». Отец Александр делает вывод, что «если бы Литургия Церкви не была “исполнением”, наша жизнь никогда не стала бы “приготовлением”». Итак, «этот двойной ритм приготовления и исполнения не случаен, а составляет самую сущность не только богослужения Церкви в целом, но также и каждой его составной части — каждого богослужебного цикла, каждой службы, каждого таинства».

Только так понимая сущность таинств, следуя мысли отца Александра, можно по-настоящему понять и призвание самой Церкви и, собственно, возродить подлинную религиозность или, как минимум, уметь различать подделку и фальшь от настоящего.

Здесь сразу необходимо сказать об одном важном моменте, на который обращает внимание отец Александр, раскрывая проблематику восьмого дня. Оказывается, что омывание святого мира с тела и пострижение волос осуществлялось в древней Церкви не в день крещения, как сейчас, а на восьмой день, в следующее после Пасхи воскресенье. То есть чинопоследование не заканчивалось в Пасхальную ночь. Важной частью этого периода была обязательная семидневная послекрещальная катехизация, сосредоточенная на объяснении Евхаристии. Во время этой катехизации новокрещеные должны были каждый день собираться в храме для слушания мистагогий (тайноведческих поучений). Почему это объяснение не давалось до крещения? Потому что, как объясняет отец Александр, «по убеждению Церкви, только крещение, просвещая ум и сердце человека, делает его способным войти в величайшее таинство Церкви, вкушать и поэтому видеть». Здесь очевиден посыл к такому феномену духовной жизни, как Божественная благодать. Человеку необходимо прежде родиться свыше, от воды и Духа (см.: Ин. 3, 3-7), и только тогда он сможет постичь главное таинство Церкви — Евхаристию. К слову, именно «“тайноводственная” неделя стоит у истоков нашей пасхальной Светлой седмицы».

Данный момент стоит дополнить рассуждениями отца Александра о сущности самой веры. По мысли богослова, «между верой, обращающей неверующего или нехристианина ко Христу, и верой, составляющей саму жизнь Церкви и ее членов, которую апостол Павел определяет как наличие в нас Христова разума, Его веры, Его любви, Его желания», существует определенная разница «не только в степени, но и в сущности». Тем не менее оба вида веры являются Божиим даром. Если первая является ответом на призыв, то «вторая — сама реальность того, к чему этот призыв влечет».

Новообращенный приходит в Церковь благодаря своей личной вере как ответу или реакции на призыв Христа, и «он уже верует в Того, Кто призвал его, но он еще не обладает Его знанием и верой». И только Церковь, ее вера — а живет она Христовой верой — «обучает его и сообщает ему веру Христову». Церковь верует в то, во что верует Спаситель, «любит то, что Он любит, желает того, чего Он желает». Церковь является жизнью, потому что «она есть жизнь Христа в нас», и Христос — «не только “объект ее веры”, но и “субъект” всей ее жизни».

Помимо этого, еще одной важной составляющей Церкви, ее «истинной сущностью» является необходимость «быть семьей и реализовывать себя как семью». В Церкви происходит восстановление падшей природы человека, она восстанавливает и «искупляет “естественную” семью, разрушая ее эгоизм, эгоцентризм, замкнутость…»

Однако в современном мире и церковное богослужение, и таинства Церкви, и приготовительные обряды к этим таинствам понимаются многими как ненужный анахронизм и «перестают быть глубочайшей необходимостью и радостью жизни». Происходит это, по мысли автора, прежде всего потому, что люди «забыли или, быть может, и не знали никогда об основном литургическом законе приготовления и исполнения». В данном контексте, по словам отца Александра, «богослужение действительно кажется излишним пережитком», который было бы целесообразно «оживить каким-нибудь “концертом” или искусственной и безвкусной “торжественностью”».

Но давайте зададимся вопросом: «Что значит “было бы целесообразно оживить…”»? Нам представляется, это значит добавить больше внешнего, больше чувственного, или, выражаясь терминологией апостола Павла,— плотского, страстного. Ставка должна делаться на внешнее восприятие. Минимум дискомфорта, минимум обязательств для «потребителей церковных услуг». Не сложно понять, что такой подход, разумеется, автоматически нивелирует мистичность Церкви как Тела Христова.

То, о чем болит душа у отца Александра, а говорит он как раз не только о религиозной «атмосфере», но и обо всей культуре в целом, на языке социальной философии называется «потребительством». Французский философ Ж.Бодрийяр, назвав современное общество «обществом потребления», описывает его как общество самообмана, где невозможны ни подлинные чувства, ни культура. Следуя логике функционирования данного общества, сам овеществляясь, человек тем самым начинает «овеществлять» — освящать и сакрализовать вещи другого порядка, утрачивая связь со священным: «В десакрализованном и секуляризованном мировоззрении современного человека слово, как и все остальное, обесценено, сведено лишь к его рациональному значению». По мысли отца Александра, потребитель являет собой падший, несвященнический образ жизни, «несвященнические отношения с Богом и миром».

Однако богослов видит значительно больше и дальше Бодрийяра и усматривает рождение потребителя не в XX веке. По его мысли, «первым потребителем был Адам», который, выбрав потребительский вместо священнического подход к миру, стал «“питаться от него”, использовать его и владеть им для себя, извлекать из него блага, а не посвящать его Богу, не приносить его Богу в жертву, не владеть им для Бога и в Боге».

Так происходит подмена культуры, а ее место занимает квазикультура, так происходит и подмена религии, на смену которой приходит квазирелигия (отец Александр употребляет вместо «квази» — «псевдо»). В результате первородного греха возникает наиболее трагический плод — «сама религия превратилась в потребительский товар, который призван удовлетворять наши “религиозные нужды”, служить защитным покрывалом или лекарством, снабжать нас дешевым чувством собственной праведности и равно дешевыми, замкнутыми в себе и самодостаточными “духовностями”…».

Понимая всю трагичность бытия современного человека, а тем более человека верующего, отец Александр «бьет в набат», стараясь предостеречь нас от того, во что может превратиться Православие и вся православная культура, если будет отказываться от традиции или мягко ее модифицировать под современные стандарты. Так, и в «Дневниках» отца Александра мы встречаем такие высказывания, как: «апокалиптичный надрыв», «бытовизм в религии», «клерикальная, ритуальная и магическая религия», «демоническая духовность» и многие другие. Это все говорит о том, что человек, утрачивая подлинную благоговейность и забывая о диалектической важности «приготовления и исполнения», порождает религиозные суррогаты, которые нередко приобретают химерические размеры и несут только зло и разрушение…

И действительно, в разделе «Таинство Святого Духа» отец Александр более детально останавливается на проблеме подмены ценностей в современном обществе, показывает полиморфизм псевдодуховности и с сожалением говорит о неподдельном интересе к этим всем «псевдо»: «В настоящее время наблюдается значительное оживление интереса к «духовности» и поискам ее — причем само это слово прикрывает невероятную духовную путаницу, которая, в свою очередь, порождает великое множество сомнительных духовных «учений» и «рецептов». Тут и мироутверждающая («торжество жизни») и мироотрицающая («конец мира») духовность, и экстатическое «Иисусово движение», и восторженное «харизматическое движение», и огромное количество «старцев» и «гуру» всех родов, «трансцендентальная медитация», «дар языков», «восточный мистицизм», современный сатанизм и «чародейство», эпидемия «заклинания духов» (экзорцизма) и т. п.».

Отец Александр не оставляет без критического внимания и православной приходской жизни. «На уровне прихожан, которых еще не коснулись эти модные и “авангардные” течения, мы по-прежнему видим традиционное сведение христианской жизни к соблюдению различных внешних “обязанностей” и “табу” — следование которым ничуть не мешает нашим “праведникам” вести фактически полностью секуляризованную жизнь и руководствоваться критериями и нормами, совершенно чуждыми Евангелию», — сокрушается священнослужитель.

Нужно еще сказать о том, что отец Александр вместо понятия «духовность» предлагает говорить «христианская жизнь», когда мы говорим о действительно духовных вещах. Объясняет он это так: «Этот термин в настоящее время приобрел двусмысленный характер и может ввести в заблуждение. Для многих людей он означает некую мистическую и замкнутую энергию, тайну, в которую можно проникнуть посредством овладения специальной “духовной техникой”. В настоящее время в мире широко распространены неустанные поиски “духовности” и “мистицизма”, но в этих поисках далеко не всегда присутствует здоровое начало — плод того духовного трезвения, которое всегда было источником и основой истинно христианской духовной традиции. Слишком много самозваных “старцев” и “духовных учителей”, использующих всеобщую духовную жажду, фактически ведут своих последователей к смертельно опасному духовному тупику».

Подлинное измерение христианской духовности протопресвитер Александр Шмеман призывает искать в трех сущностных призваниях человека: царствовании, священстве и пророчестве. Возрождение своего действительного призвания человек получает в Таинстве Крещения и в следовании ему должен прожить всю дальнейшую жизнь. Разбирая эти сущностные призвания, автор вновь и вновь напоминает об абсурдности роли человека в обществе потребления. Нельзя не заметить переживания автором как трагедии того, что многие способны променять свое «царственное величие» на то, что не является значительным не только в контексте вечной, но даже в контексте земной жизни. Выбирая «бытие без Бога» человек не остается одинок, ему приходят «на помощь» такие порождения падшего, темного, бесовского бытия, как: «астрология, магия, эзотеризм и оккультные науки всякого рода…».

Нужно понимать, что падшая природа человека — плотская, страстная — изначально потребительская. И для того, чтобы преодолеть этот барьер, чтобы от потребительского образа жизни перейти к правильному, полноценному, необходимо вернуть свое священническое предназначение, вернуться к «живой», «экзистенциальной вере», к подлинному первозданному бытию с Богом, в Боге и для Бога. Это, конечно, сложная задача и для многих совершенно непосильная. Но мы всегда должны помнить, что «невозможное человекам возможно Богу» (Лк. 18, 27).

Беседуя с читателем о входящем в состав чинопоследования крещения чине оглашения, отец Александр иронично замечает, что «современный человек, даже православный, бывает весьма удивлен тем, что обряд крещения начинается со слов, обращенных к диаволу. В его религиозном мировоззрении для диавола нет места: это понятие, по его мнению, принадлежит темному Средневековью и характерно для низкого интеллектуального уровня». Причем, как добавляет он, не только многие крещаемые, но даже некоторые священники полагают, что изгнание нечистых духов может быть пропущено «как акт ненужный и не соответствующий <…> просвещенной и “современной” религии». Впрочем, называя наше время временем подмены и духовной лжи, автор предостерегает читателя и в том смысле, что «даже духовность, имеющая наиболее традиционное, наиболее православное обличье, но рассматриваемая в отрыве от всей полноты веры, подвергается опасности стать односторонней, ограниченной и в этом смысле еретической (от греч. airesiz— выбор и, следовательно, “сужение”) или, другими словами, превратиться в псевдодуховность».

Этот священник и богослов глубоко переживал утрату мистичности — вернее, утрату возможности понимания и восприятия мистичности и вытекающие из этого попытки свести на нет «ненужные» обрядовые действия, молитвы и чинопоследования. Он говорил о том, что в наши дни «так много людей делают из Христа символ и ярлык их собственных человеческих, слишком человеческих стремлений и пристрастий, умаляют Иисуса до своих преходящих увлечений и эмоций». Между тем для истинного возрождения религиозной жизни необходимо, по его мнению, возвратиться «к Тайне всех тайн, Откровению всех откровений <…> Святой и Животворящей Троице, Единосущной и Нераздельной». А это — «основное содержание всего знания и сама сущность жизни вечной». И, собственно, для этого крайне необходимо быть внимательным в духовной жизни — духовно трезвым. Именно духовное трезвение всегда было источником и основой истинно христианской духовной традиции. Трезвение необходимо и в понимании сущности христианства, сущности церковных таинств.

Отец Александр утверждает, что для того чтобы понять связь Таинства Крещения и спасения человека, необходимо вникнуть и в глубинный смысл освящения воды. Важно понять, что это не просто начало крещального обряда, а нечто раскрывающее нам его «поистине космическое содержание и глубину». Он напоминает, что вода «символизирует мир как космос и жизнь» и в то же время является «символом разрушения и смерти», а кроме того «это символ очищения, чистоты и поэтому возрождения и обновления». Это одновременное погружение в стихию жизни и стихию смерти и является отправной точкой понимания смысла этого таинства. Вода как символ объединяет и скрепляет «в своей внутренней взаимозависимости все основные измерения, всё содержание христианской веры»: творение, грехопадение, искупление, земную жизнь, смерть и воскресение.

Автор с глубоким прискорбием говорит и о том, что в некоторых храмах отсутствуют не только баптистерии для полного погружения взрослых, но даже крещальные купели, и крещение младенцев совершают, всего лишь немного окропляя их водой и к тому же сокращая чинопоследование. Если подобное происходило в 60-70-х годах в США, то такое по-прежнему встречается в современных России и Украине. К нашей радости, эта проблема не касается Саратовской епархии. Благодаря нашему Митрополиту Саратовскому и Вольскому Лонгину у нас с купелями полный порядок.

Такой несерьезный подход к Таинству Крещения, по мысли протопресвитера, лишь подтверждает глубину упадка современной литургической жизни. «Не результат ли это того, что как вера, так и благочестие перестали воспринимать таинства как истинные события обновленной жизни во Христе, которая и есть благодать? Пока богословы определяли и измеряли благодать и ее действие в каждом таинстве, пока канонисты обсуждали формы и условия “действенности”, верующие — и это не преувеличение — потеряли интерес к таинствам. Им говорят, что таинства необходимы, и они принимают их как самоочевидное церковное установление; однако не только, как правило, не знают, но — что гораздо серьезнее — и не хотят знать, почему они необходимы. Они совершают всё, что положено, для того чтобы окрестить своих детей и “сделать” их таким образом христианами, но большинству из них нет дела до того, как крещение “создает” христианина, что именно происходит в крещении и почему»,— размышляет священнослужитель на страницах книги.

В заключительной части отец Александр призывает «вновь ввести в наше религиозное просвещение, сделав ее вдохновителем всего нашего обучения» — определенную норму, коррелирующую обучение и участие в богослужении, наиболее типичное выражение которой мы встречаем «в приготовлении новообращенных к крещению и в послекрещальном слушании тайноведческих проповедей».

А для того чтобы начать тот путь, по которому предлагает пойти отец Александр, нужно прежде всего осознать, Кто есть для нас Христос и что значит для нас Его воскресение. «Хотя и невозможно, по-видимому, вновь вернуть крещение в Пасху (т.е. возвратить в употребление обычай, согласно которому множество оглашенных принимало крещение за богослужением Великой Субботы.— Ред.),— пишет он,— связь между крещением и Пасхой, пасхальный характер крещения остаются ключом к пониманию не только крещения, но и всей полноты самой христианской веры».

К этому пониманию нас призывает автор данной книги, этому, собственно, она и посвящена.

Газета «Православная вера» № 02 (598)