Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и волосами своими отерла ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? (Ин. 12, 3-5)
В следующем стихе апостол и евангелист Иоанн сообщает, что Иуда не о нищих заботился, а о себе, потому что был вор. Таким образом, реплика Иуды изначально уже подвергнута самой беспощадной критике. Однако же и сегодня мы периодически сталкиваемся с той же логикой: «Такие деньги вкладываются в строительство храмов! Внутреннее убранство, утварь, позолота куполов, колокола… Это вместо того, чтобы построить детскую больницу, реально помочь страждущим!».
Так говорят не воры и не христопродавцы. Так говорят люди, не принадлежащие к Церкви,— то ли потому, что не задумались еще всерьез о своих душах, то ли потому, что уже успели стать противниками Церкви. А верующему человеку известен ответ на вопрос, почему Богопочитание требует от нас не только духовных усилий, но и материальных затрат.
Все религиозные системы, когда-либо существовавшие в истории человечества, от самых примитивных до истинной веры, основанной на Божественном откровении, признавали необходимость такого священнодействия, как жертва, и это при том, что недостаточность материальной жертвы открылась еще царю Давиду: …всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 18-19). Но несмотря на это, ветхозаветным народом всегда признавалась, поощрялась и считалась необходимой для человека жертва в самом прямом, материальном смысле этого слова. Современный читатель, как правило, не вчитывается в те страницы Ветхого Завета, где описывается устройство Ковчега Завета (только самые лучшие, самые дорогие дерево, шелк, шерсть, драгоценности шли на него — и жертвовал весь народ), или в те, где говорится, кого из животных, как и в каких количествах надлежит приносить в жертву. Меж тем там есть один очень важный момент: человек должен жертвовать лучшим, что у него есть. Не хилого, не хромого барашка отдавать Богу, а самого здорового, самого жизнеспособного, и если агнец белый — чтоб ни одного волоска черного не было. С точки зрения современного человека это странно: барашка все равно сожгут, пустят на ветер. Но Ветхий Завет предписывает поступать именно так: для жертвы Творцу выбрать лучшее. И это имеет очень большое значение для религии Откровения, можно сказать, значение педагогическое. Несмотря на материальность жертвы, несмотря на то, что жертвующий имеет дело с теплой плотью и кровью, он следует очень важному духовному закону: приучается к необходимости и к возможности с любовью и радостью отказаться от чего-то во имя Бога. Взять и отдать Богу лучшее, и никакой платы за это не ждать — это и есть жертвенность. В сегодняшнем обиходе словом жертвенность обозначается замечательное человеческое качество; но происхождение самого понятия жертвенности коренится в религии и первоначально обозначает способность и даже потребность взять самое хорошее, что у тебя есть, и отдать Богу.
В новозаветное время жертвенность продолжается в постоянном стремлении христиан выразить свое отношение к Творцу, почитание Его, Его величие и непостижимость доступными им ограниченными средствами тварного мира. Точно так же мы стремимся выразить, описать, отразить какие-то свойства Бога ограниченными средствами человеческого языка: Всемогущий, Всеблагий, Безначальный — собираем все, что в нашем языке выражает идею высшего превосходства, идею самых высоких качеств и свойств, используем все языковые возможности, но в конечном итоге смиренно признаем, что это лишь жалкие попытки, что мы не можем выразить величие Божие на человеческом языке, потому что оно невыразимо, оно превыше человеческого разумения.
Вот так же обстоит дело и с возведением и украшением храмов. Что самое ценное в тварном мире? — Золото; поэтому золото приносится в храм, поэтому икона пишется на золотом фоне. Это вполне естественное стремление верующего человека выразить и перед Богом, и перед людьми, и перед самим собой те чувства, которые он испытывает к Создателю,— чувство благодарности, чувство величия Божьего, Его непостижимости. Поэтому для нас естественно не просто построить храм, но и сделать его красивым. Сделать так, чтобы в нем были красивые иконы, утварь, облачения.
Это не поддается утилитарному истолкованию. Так же как и в сфере человеческих чувств. Мы ведь не удивляемся тому, что любимым женщинам дарят букеты цветов, подчас роскошные и дорогие. Через пару дней они все равно засохнут и будут выброшены, но таково привычное для нас проявление наших чувств, абсолютно необъяснимое с прагматической точки зрения.
И еще. Люди, упрекающие христиан в том, что они строят красивые храмы, очевидно, не привыкли смотреть по сторонам. Посмотрите на офис какой-нибудь корпорации средней руки — он роскошней любого собора. А битва в Санкт-Петербурге за право построить эту страшную иглу, которая просто проткнет нашу северную столицу, подавит и Исаакиевский собор, и Дворцовую набережную? И это удивительное, нерассуждающее упрямство — оно ведь тоже имеет некую, если угодно, квазирелигиозную составляющую. Хотим — и все, и не будем слушать никого — ни министерство культуры, ни общественность, ни горожан. Так что нашим оппонентам нужно просто осмотреться и увидеть, как много храмов другим богам уже построено вокруг нас! При этом красота христианских храмов греет душу молящихся — а что дает людям вызывающая роскошь офисов?
…нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда (Ин. 12, 8) — так отвечает Спаситель «недоумевающему» Иуде. Церковь знает одну печальную истину: сколько бы мы денег нищим ни раздали, нищие останутся все равно. Потому что нищета коренится в обществе, и причин для нее всегда много. Просто раздачей денег этой проблемы не решить. Церковь призвана нести людям Слово Божие, и она — может быть, незаметно для современников, но более чем заметно для историков — меняет атмосферу в обществе. Христос знал, что его ученики будут заботиться о нищих — и мы пытаемся заботиться о них. Но у Церкви, у священноначалия нет сегодня выбора: на строительство храма направить конкретную сумму или на помощь страждущим. Церковь не строит храмов, у нее нет на это средств — ее денег хватает только на повседневные нужды. Строительство новых храмов и возрождение старых финансируется нашими благотворителями, это их материальная жертва Богу. И опыт общения с ними подтверждает: часто это самые отзывчивые люди, они первыми отзываются на чужую беду, и кроме того, что строят храмы, помогают, как правило, и детям, и старикам, и инвалидам, хотя эта помощь дается им нелегко — порой с большим напряжением. И вместо того, чтобы предъявлять разного рода претензии, надо благодарить Бога за то, что есть такие люди.
В одном из прошлых номеров нашего журнала цитировалось письмо женщины, у которой ребенок тяжело болен: «Когда я вижу, как очередные купола кроют позолотой, мне просто хочется кричать: да отдайте же вы эти деньги больным детям, в конце концов…» Да, эта женщина может нам сказать: вы меня никогда не поймете, и я вас никогда не пойму, сытый голодного не разумеет. Однако ведь даже она не будет возмущаться тем, что строятся театры, или спортивные сооружения, или дороги; наконец, тем, что существуют библиотеки, музеи, и на все это тратятся деньги. А ведь веру Христос назвал единым на потребу, то есть тем, что необходимо человеку в первую очередь, без чего никак не обойтись... И чем больше будет храмов — не обязательно с золотыми куполами, тем больше людей, в том числе и бедных, и больных, и нуждающихся в помощи, войдут в них, чтобы получить духовную поддержку, а когда-то и материальную помощь. По крайней мере, так должно быть. Ради этого и строим. И об этом молимся.