Информационно-аналитический портал Саратовской митрополии
 
Найти
12+

+7 960 346 31 04

info-sar@mail.ru

Кругами ада — к Небу
Просмотров: 4391     Комментариев: 0

О книге Евгении Гинзбург «Крутой маршрут»

Эта книга была моей настольной в течение многих лет. А в некоторые периоды своей жизни я нуждалась в ней, как астматик в ингаляторе.

Совсем худо, говоришь? Возьми «Крутой маршрут», прочитай две-три главки.

«На третий день моего пребывания на Известковой, когда мне все на свете было уже почти безразлично и перед глазами плыли золотые и лиловые круги, мне вдруг выдали кусок хлеба. Невзирая на то, что с выполнением плана кайловки дела у меня шли все хуже.

— На пробу даю. Может, за ум возьмешься,— буркнул командир вохры с какой-то непонятной тревогой.

Потом выяснилось, что в эти дни где-то сравнительно недалеко от Известковой рыскало начальство Севлага… Акт о смерти был им к приезду начальства ни к чему. Так мне перепало хлебушка, и еще немного отодвинулась развязка, казавшаяся неизбежной».

Кто-то может подумать, что я читала это исключительно для сравнения — чтобы встряхнуть себя и пристыдить: вот каково приходилось людям, что на этом фоне твои страдания!

Да, и этот ингредиент в моем лекарстве присутствовал, но решающее действие оказывал — не он.

Не случайно же я использовала именно книгу Евгении Гинзбург, а не воспоминания других страдальцев, также прошедших через ГУЛАГ (или, скажем, через Равенсбрюк) и написавших об этом впоследствии.

У Гинзбург есть то, чего у других нет. Нет, по крайней мере, с такой поразительной яркостью, как у нее. Что же это такое? 

Вот, через восемнадцать лет после ареста, пройдя воистину все круги ада и чудом уцелев, 48-летняя Евгения Семеновна летит на хрупком самолетике над тайгой — из Магадана в Москву за справкой о реабилитации:

«…я не просто счастливица, я счастливица стократная. Потому что я вывожу сейчас на этом «Иле» не только относительно целые руки и ноги, глаза и уши, но и целехонькую душу, не потерявшую способности любить и презирать, негодовать и восторгаться».

Книга Евгении Гинзбург — о том, как человек остается человеком в условиях, исключающих, казалось бы, все человеческое. И о том, как колоссальная потеря оборачивается великим приобретением.

Евгения Гинзбург родилась в 1906 году в интеллигентной семье. В послереволюционные годы стала активной комсомолкой, затем вступила в ВКП(б). Окончила Казанский университет, защитила диссертацию по истории, заведовала отделом в газете «Красная Татария». Была женой Павла Аксенова — видного казанского партработника, члена ЦИК СССР. Родила двух сыновей — Алексея (умершего от голода в Ленинградской блокаде) и Василия — впоследствии знаменитого писателя…

— Няня, возьмите ребенка! Я не могу его сейчас видеть…

Это она кричала, когда ее звонком вызвали из дома в НКВД «для получения сведений», но она, своевременно отказавшаяся от иллюзий, знала уже, что не вернется. Маленький Васька цеплялся за маму и не хотел ее отпускать. Так все начиналось.

Годами листая «Крутой маршрут» взад и вперед, я спрашивала себя, где же здесь самые страшные страницы. Может быть, вот эти — про одиночку Ярославской тюрьмы, где наша героиня провела год перед каторгой и едва не разучилась разговаривать? Или эти — про многодневный этап в раскаленном товарном вагоне, битком набитом несчастными женщинами, каждой из которых «по режиму» полагался один стакан воды в сутки и ни каплей больше ни в коем случае?.. Или вот эти — про то, как хоронили умерших от цинги и дистрофии в таежной больнице: тела рубили на куски, чтоб не копать длинные могилы…

Когда кажется, что все человеческие силы уже исчерпаны и человек может только умереть — выясняется, что это было только начало, или — что до конца еще далеко. Такой вот маршрут. 

Но почему на иных страницах книги мы вдруг улыбаемся, даже смеемся вместе с автором? Откуда способность к юмору… И откуда в книге столько света?

Свет, прежде всего — от любви. Страницы «Крутого маршрута» дышат безмерной любовью и жалостью автора к братьям и сестрам по несчастью. Вместо того, чтоб стать друг для друга волками, драться за крошку хлеба, за место на нарах, за благоволение начальства — они становились братьями и сестрами, и их связь была прочнее многих иных человеческих связей. Там, где просто не было этой крошки хлеба, глотка воды, лекарства необходимого, чтобы спасти жизнь — там ее спасала рука друга, вовремя легшая на плечо, доброе слово, невозможная, казалось бы, в этой ситуации шутка… или прочитанное стихотворение. 

«Однажды уже в Москве шестидесятых годов один писатель высказал мне сомнение: неужели в подобных условиях заключенные могли читать про себя стихи и находить в поэзии душевную разрядку? Да, да, он знает — об этом свидетельствую не я одна, но ему все кажется, что эта мысль возникла у нас задним числом. Этот писатель прожил в общем-то благополучную жизнь…»

И откуда ему знать о возможностях человеческого духа! 

«Крутой маршрут» — это, кроме всего прочего, еще и книга о любви в самом конкретном выражении. О любви мужчины и женщины. Евгении Гинзбург и Антона Вальтера. Вальтер — это врач, мотавший на момент их встречи третий срок. Человек, который выживал сам — для того, чтобы спасать других. Гомеопат, научившийся делать необходимые лекарства из таежных растений. Бесстрашный борец за каждую гаснущую жизнь. Колымская знаменитость. Весельчак и балагур. Он умер вскоре после реабилитации — в нормальной гражданской больнице, среди коллег-врачей и при изобилии продуктов. От лагерной болезни — цинги. Организм был сломан безнадежно, сил сопротивляться уже не было — все силы были отданы спасению ближних.

Каторжная любовь Антона и Евгении — это постоянный страх принудительной разлуки, страх гнева лагерного начальства, для которого связь «зэка с зэкою» — это разврат, даже если ничего, кроме объятия, не наблюдалось; это страх за любимого — любимую — многократно страшнейший, чем страх за себя… Это счастье, даже и не снившееся иным благополучным людям.

Вот Евгения, оттрубившая десять лет, выходит из лагеря на весьма относительную свободу, т.е. на поселение — прямо в колымский буран. Доктор встречает ее на таежной дороге

«Мы идем рядом. По направлению к свободе. Уходим все дальше от Эльгена (лагеря-совхоза.— М. Б.). И вдруг я всем своим существом ощущаю острый пароксизм счастья. Не радости, не удовольствия, а именно счастья. Такого безудержного полета души, когда все, даже самые глубинные тревоги и страхи покидают тебя, и ты несешься, несешься, точно прицепившись к хвосту неведомой Жар-птицы…» 

Их колымское счастье — это карточный домик, но в нем, насколько возможно, тепло, в нем горит свет и ждут гостей. После всех лагерей, живя на поселении в Магадане, Антон и Евгения — к тому моменту уже законные супруги — удочерили девочку-сироту, затем вызвали с материка подросшего сына Евгении, того самого Ваську — он, 16-летний, познакомился, наконец, с мамой. Но Молох не насытился, поднялась вторая волна репрессий — 1947-49 годы — и Евгению Семеновну, музработника магаданского детского сада, арестовали вторично — за «продолжение контрреволюционной террористической деятельности». 

«… страдание очищает только в определенной дозе. Когда оно затягивается на десятилетия и врастает в будни, оно уже не очищает. Оно просто превращает в деревяшку…» 

Но превратиться в деревяшку «не удалось». Заключенной Гинзбург в очередной раз повезло. Точнее, ее в очередной раз спасли. И кто же? Полковник МГБ, уставший, видимо, от бесчеловечности.

Впрочем, она уже знала, что это не просто везение. В тюрьме после второго ареста она «читала наизусть немецкие католические молитвы», которым научил ее доктор Вальтер, и «впервые в жизни мечтала о церкви как о прибежище». Вальтер был верующий — в отличие от многих его товарищей по несчастью, из которых никакие колымские вьюги не вымели словечек типа «поповщина», «мракобесие» и «реакционный мистический настрой». А Евгении — в прошлом ученой марксистке — взойти к вере было непросто. Маршрут, кстати, крутой — еще и поэтому.

«Дар благодарности — редчайший дар. И я не исключение. Все мы неистово взываем «Помоги!», когда гибнем, но очень редко вспоминаем об Источнике своего спасения, когда опасность отступила. На своем крестном пути я видела десятки, и даже сотни наиученнейших марксистов, ортодоксов, которые в страшные моменты жизни обращали свои искаженные мукой лица к Тому, чье существование они так авторитетно отвергали в своих многолетних лекциях и докладах. Но те, кому удалось спастись, благодарили за это не Бога, а в лучшем случае Никиту Хрущева. Или вообще никого не благодарили. Такова наша натура». 

Пламенная большевичка провела восемнадцать лет в аду и вернулась из ада христианкой. Она не одна такая. Но их и не миллионы — таких.

После смерти Сталина, когда реабилитация еще не настала, но отношение к заключенным и ссыльным уже заметно смягчилось, Евгении Семеновне предложили преподавать литературу в вечерней школе для офицеров магаданской комендатуры МГБ — многие из них не имели даже среднего образования. Она была рада им помочь, открыть для них целый мир… Однако не все ее товарищи по каторге и ссылке это приняли. Измученные, сломленные и озлобленные люди винили Евгению чуть ли не в предательстве. Они говорили, что единственное достойное отношение к людям, служившим и служащим власти,— это ненависть и, насколько возможно, месть. Ей очень хотелось ответить теми словами, которые приводит апостол Павел в Послании к римлянам: Мне отмщение, и Аз воздам, говорит Господь. Начало этого стиха: Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию (Рим.12,19). Но она стеснялась это произнести. Или — понимала, что они не готовы это услышать. И объясняла им, как могла — на «человеческом» языке:

«… ведь если встать на путь преследований каждого, кто по недомыслию, по трусости, по слабости, по жадности, по доверчивости, по темноте творил зло, если снова поощрять жестокость даже по отношению к вчерашним винтикам в машине злодейства — чем все это кончится? Ведь обрастем клыками и шерстью! На четвереньки встанем!» 

«Крутой маршрут» — книга остросюжетная, неожиданная, многогранная и, с литературной точки зрения,— совершенно блестящая. Но я бы определила ее еще и иначе. Есть такое выражение: душеполезное чтение. Обычно его относят к святоотеческим трудам, к книгам, написанным православными священниками, монашествующими либо воцерковленными мирянами — о церковной, духовной жизни… 

Но книгу Евгении Гинзбург можно поставить на полку в этой библиотеке с полным основанием. 

Марина Бирюкова
В публикации использованы фото
из книги: Евгения Гинзбург. Крутой
маршрут: хроника культа личности.
М.: Астрель: АСТ, 2008

Журнал «Православие и современность» № 13 (29) 2009 г.