Доклад на Пленарном заседании Восьмых межрегиональных Пименовских чтений
Последний период истории дореволюционной Саратовской семинарии заключен между двумя трагическими событиями: убийством инспектора Александра Ивановича Целебровского, павшего жертвой человека, пораженного деструктивными «левыми» взглядами, потерявшего веру и нравственный закон, — и закрытием учебного заведения. Первое событие — одна из весточек грядущей всеобщей трагедии, с которой совпало событие второе. Несмотря на такое трагическое «обрамление» и военный фон большей части исследуемого в докладе периода (1911–1918 годы), в это время в жизни семинарии было много светлых моментов. Учебное заведение оправилось от кризиса, связанного с так называемым движением семинаристов-оппозиционеров конца XIX — первого десятилетия XX в., и сумело подготовить много новых достойных пастырей.
С 1911/1912 учебного года в семинарии появились новый ректор — архимандрит Серафим (Лукьянов) и инспектор — Николай Васильевич Златорунский. Во многом благодаря этим людям жизнь в семинарии после бурного десятилетия входит в мирное русло. Спустя три года, в 1914 году, когда архимандрит Серафим покидал Саратов, будучи назначенным епископом Сердобольским (Финляндская епархия), итоги его деятельности его ближайший коллега и соработник сформулировал так: «Благодаря спокойному и твердому характеру нового ректора, его опыту и мудрому такту и всегдашнему благорасположению к сослуживцам и воспитанникам, саратовская семинария с первого года управления ею архимандрита Серафима стала неузнаваемою, приняв вполне благоустроенный вид как с внутренней, так и с внешней стороны» [1].
Что же было сделано в предвоенные годы ректором семинарии архимандритом Серафимом? За время пребывания в должности он проявил себя как чрезвычайно внимательный к проблемам вверенного ему учебного заведения наставник. Он постоянно бывал на уроках в разных классах, лично проверял письменные работы, выступал как сторонник регулярного внеклассного чтения будущих пастырей, повышения их научной образованности. Более активно стала пополняться семинарская библиотека, причем на заседаниях правления ректор сам утверждал списки нужных книг, часто добавляя в них предложенные им самим наименования.
При нем оживилась и деятельность «Общества вспомоществования недостаточным воспитанникам», в кассу которого стало поступать больше пожертвований, чем в предшествующие годы. Ректор сам помогал многим воспитанникам из личных средств, был инициатором создания новых стипендий для лучших учеников. Немаловажной мерой из числа предпринимавшихся новым семинарским руководством было привлечение саратовского духовенства к более активному участию в проблемах жизни семинарии. Ректор семинарии проводил встречи с городскими священниками и обсуждал с ними финансовые, хозяйственные и административные вопросы, связанные с деятельностью учебного заведения.
Именно с 1911/1912 учебного года в саратовской семинарии стали проводиться внеклассные занятия и чтения, разрешения которых уже давно добивались семинаристы. В годы, предшествовавшие войне, на подходе была целая череда юбилеев. Для юношества эти праздники приносили видимую пользу. Так, 8 ноября 1911 года в семинарии отпраздновали 200-летний юбилей М.В. Ломоносова. Утром в домовом храме была отслужена Литургия с панихидой по юбиляру, а в 7 часов вечера начался ученический концерт. Специально были нарисованы декорации, семинарский оркестр подготовил музыкальную программу, а воспитанник III класса Д. Коновалов даже сам сочинил гимн Ломоносову, который положил на музыку инспектор Н.В. Златорунский. Этот гимн был разучен и пропет на вечере «с особым подъемом». Сочинением гимна Д. Коновалов не ограничился и написал еще «Посвящение Ломоносову», в котором следующим образом обращался к великому русскому ученому:
Но ты, природу изучая,
Не говорил, что Бога нет,
И, гимны в честь Его слагая,
Оставил юношам завет —
Любить Творца, к Нему с мольбою
Во всех напастях прибегать
И с верой кроткою, святою,
На помощь Вышнего взирать.
Серьезные доклады читались преподавателями, а в перерывах воспитанники декламировали стихи Ломоносова. По словам наблюдателя, после вечера многие ученики замечались за чтением книг Ломоносова [2], а не модных социалистов, как в предыдущие годы. Позднее в семинарии отмечался также 300-летний юбилей гибели патриарха Гермогена и приуроченная к юбилею его канонизация, а также 300-летие дома Романовых.
При новом руководстве семинарии воспитанников стали официально выпускать для посещения публичных лекций и чтений. Например, в сентябре 1912 года в зале саратовской Киновии выступал известный проповедник, московский протоиерей Иоанн Восторгов. Кроме духовенства и городской общественности на его беседе о социализме присутствовали и семинаристы.
Кроме того, администрация семинарии стала давать добро на совершение учениками паломничеств. Так, летом 1914 года тридцать человек отправились в знаменитую Саровскую обитель пешком из Пензы, а двое — в Тамбов на торжество обретения мощей святителя Питирима [3].
Накануне мировой войны во всех российских семинариях окончательно вводится должность классных воспитателей. Разговоры о ее учреждении шли еще с конца 1890-х годов, но от слов к делу перешли лишь после высочайшего утверждения 12 июля 1913 года соответствующего закона. Воспитатели назначались из числа преподавателей правлением семинарии и наблюдали за внеклассной деятельностью учащихся: за постоянным чтением ими книг, за письменными работами. Все проступки учеников докладывалсь инспектору. Кроме того, воспитатель должен был не просто присутствовать на утренней молитве учеников, но сам читать и объяснять им отрывок из Евангелия. Вообще, отношения его к воспитанникам провозглашались «отеческими», и они были призваны подменить близкий к полицейскому надзор, ранее господствовавший в духовной школе. Воспитатель должен был знать каждого воспитанника в лицо, справляться о его нуждах, трудностях и т.д. При этом, правда, формальные признаки надзора сохранялись: никто не распускал инспекторский корпус, продолжали выставляться баллы по поведению.
В целом предвоенный период 1911–1914 годов оказался временем благоприятного хода обучения и воспитания в саратовской семинарии. Большинство выпускников поступало на епархиальную службу. Только за летние месяцы 1914 года семь человек из числа выпускников были рукоположены в пресвитерский сан.
Летом 1914 года произошедшие в саратовской семинарии перемены были связаны не только с начавшейся войной. В епархию приехал новый архиерей, преосвященный Палладий (Добронравов), ранее служивший здесь на вольской викарной кафедре, а в семинарию — новый ректор архимандрит Борис (Соколов). При преосвященном Палладии возрастает роль епископа в жизни семинарии. Его предшественник епископ Алексий достаточно часто посещал учебное заведение, но и он не был близок к семинарии в такой степени, как епископ Палладий.
Незадолго до приезда нового архиерея и ректора в Саратов в стране началась мобилизация. В эти самые дни почти все воспитанники семинарии находились в домах своих родителей, а некоторые отправились в паломничества. Тем временем «новая» семинария была частично отведена под воинский постой уже летом 1914 года, непосредственно после мобилизации. Предполагалось разместить в доме на Малой Сергиевской 838 солдат, а на семинарском дворе — 76 лошадей. Уже 18 июля в семинарию переселилось до 70 нижних чинов [4]. Это осложнило проведение традиционных августовских переэкзаменовок и вступительных испытаний. Ситуация обострялась тем, что в семинарии шел ремонт внутренних помещений, приостановленный из-за начала воинского постоя. В епархиальном печатном органе было объявлено, что занятия «откладываются на неопределенное время» [5]. И все же, хотя и с опозданием, они начались 15 сентября 1914 года. Так как ряд аудиторий был занят войсками, приходилось ютиться в оставшихся помещениях. Под учебные классы были отведены даже некоторые комнаты в квартирах начальствующих лиц, в том числе и архимандрита Бориса.
Немаловажно упомянуть и о решении преподавательской корпорации августа 1914 года: весь состав учащих и служащих семинарии договорился жертвовать 3 процента от жалования ежемесячно на организацию на базе всех духовно-учебных заведений Русской Православной Церкви лазарета во имя преподобного Серафима Саровского. Решение об отчислении с жалования было отменено корпорацией саратовских преподавателей лишь в 1917 году.
Война затронула некоторых наставников семинарии непосредственно: двое из них в момент ее начала оказались в Европе. Михаил Степанович Чумаевский и Николай Михайлович Зубарев ввиду слабого здоровья проходили лечение в Швейцарии и Германии. И если Чумаевский благополучно вернулся в Россию и даже опубликовал очерк о своей поездке в «Саратовских епархиальных ведомостях» [6], то Зубареву пришлось провести два месяца в германском плену, откуда он вышел «совершенно измученным душевно и ослабленным физически», заболевшим малярией и бронхитом [7], и вскоре по возвращении в Саратов скончался.
Несмотря на многочисленные трудности, в семинарии в это время появились некоторые новшества. Например, само начало учебного года 15 сентября 1914 года было обставлено необычайно торжественно, чего не наблюдалось в предшествующие годы. Новой для семинарии была и введенная с начала 1914/1915 учебного года категория «вольнослушателей». Согласно указу Синода, в пятый класс принимались на два года в качестве слушателей богословских предметов «для подготовки к пастырскому служению диаконы, псаломщики, учители церковно-приходских и других начальных школ, а также вообще благонадежные к прохождению духовной службы лица». Обучение вольных слушателей было бесплатным, но общежитие им не предоставлялось. К сожалению для них, они не получали и права поступления в духовную академию. Общее же количество воспитанников саратовской семинарии, кроме вольнослушателей, к началу 1914/1915 учебного года составляло 279 человек.
В начале 1915 года по инициативе епископа Палладия и ректора семинарии был создан, а если говорить точнее — возрожден проповеднический кружок воспитанников саратовской семинарии. Основные труды по улучшению проповеднических навыков учащихся выпали на долю преподавателя гомилетики протоиерея В.И. Воробьева, который был также редактором епархиального журнала «Проповеднический листок» (1914–1916). Открытием проповеднического кружка нововведения не ограничились. Через некоторое время в семинарии был создан еще один кружок — миссионерский. На его открытии епископом Палладием был высоко оценен уже имевшийся опыт организации внеклассной работы семинаристов: «Проповеднический кружок … дал не только цветы, но и плоды. Я уверен, что под руководством вашего опытного учителя (преподавателя раскола А.Я. Лебедева, которому было поручено вести работу кружка. — А.М.) и настоящий кружок даст “плод мног”. Вам предстоят очень большие каникулы. Что вы будете делать? Послать вас на поля я не решаюсь, ибо вы неопытны в этом деле; послать на “ничего неделание” я тоже не могу… Людям, умственно развитым, необходима умственная работа, и, конечно, к этой работе вы приступите гораздо смелее, если предначертания ее у вас будут теперь же. Весьма возможно, что вы явитесь очень тонкими наблюдателями над жизнью раскола, может быть, вы соберете ценный живой и цифровой материал для миссионерской науки; вы увидите, как действуют раскол и секты на народ… Общение с народом, когда я был таким же, как вы, питомцем, дало мне многое. Я думаю, что вы явитесь пропагандистами Православия, вы не будете издеваться над расколом и сектантством, но вольете живую струю в народ» [8].
После проведения переводных и выпускных экзаменов 1914/1915 учебного года многие воспитанники семинарии по железной дороге (все вместе они заняли полтора вагона) отправились в становившееся традиционным паломничество в Тамбовскую епархию, а после него — в Москву, Троице-Сергиеву Лавру, Ростов, Ярославль, Кострому и далее вниз по Волге на пароходе. Поездка совершалась в мае, когда обычно в семинарии шла усиленная подготовка к экзаменам. Дело в том, что учебный год завершился ранее обычного — к середине апреля, ведь все здание необходимо было постепенно освободить для постоя нижних чинов 92-го запасного батальона [9].
Несмотря на раннее окончание, успехи учебного года были беспрецедентными. Сказались перемены в постановке воспитательного дела, отеческое отношение к семинарии со стороны архиерея и ряд других факторов. Из 50 выпускников 37 человек закончили VI класс со званием студента и лишь 13 по второму разряду. Из 37 перворазрядников 10 (при обычных двух-трех!) человек планировали поступить в духовные академии, 6 — в другие высшие учебные заведения, 16 человек на епархиальную службу (об остальных сведения неточные или отсутствуют). Из 13 второразрядников 8 заявили о поступлении на епархиальную службу, четверо — в высшие учебные заведения, 1 — на службу в церковную школу [10]. В итоге же из выпуска 1915 года 26 человек поступили в университет, 11 — в духовные академии, 11 были рукоположены во священники, 12 стали служить псаломщиками, а 8 поступили на действительную военную службу, причем двое из них к октябрю 1915 года пали на полях сражений [11].
Следующий, 1915/1916 учебный год в саратовской семинарии долго не мог начаться. Ждали освобождения здания от воинского постоя. В конце концов, так и не дождавшись его, руководство учебного заведения решило заниматься посменно, в свободных классах, которые, по выражению современника, «удалось семинарии буквально отвоевать для себя». Архимандрит Борис и Н.В. Златорунский, как уже упоминалось, отвели от своих квартир комнаты для занятий. Семинаристы разместились в библиотеке, гардеробной и больнице. Тех, кто не поместился в отведенных под общежитие комнатах, пристраивали на квартиры городского духовенства, некоторым разрешили жить на квартирах саратовцев-мирян, откликнувшихся на призыв руководства семинарии приютить воспитанников. Около двадцати человек поселились в здании церковно-приходской школы при Духосошественской церкви.
В связи с такими чрезвычайными условиями всех воспитанников поделили на несколько групп. Каждая группа вызывалась в Саратов для учебы в определенный срок. В это время ученики остальных классов занимались по домам родителей самостоятельно. Каждый преподаватель составлял планы индивидуальных занятий по своему предмету. Их копии вместе с учебниками рассылались семинарской канцелярией по домам воспитанников.
К сожалению, пребывание в здании семинарии солдат отрицательно сказывалось на обстановке в ней. Один из преподавателей писал: «Достаточно… пройти мимо семинарского здания, чтобы видеть вместо опрятно одетых юношей толпу больных солдат, изнуренных ранами, плохо дисциплинированных, еще хуже одетых, и увериться в этом… Здесь, несмотря на бросающийся в глаза плакат, запрещающий курить, запах махорки задушит вас, пыль назойливо полезет в глаза, а двухэтажные нары со специфическим запахом убедят вас в превращении семинарии в казарму для больных воинов» [12].
Однако постепенно совмещение в одном здании учебного процесса и воинского постоя становилось привычным делом для обеих сторон. По просьбе военного начальства с 25 ноября 1915 года семинаристы в домовой церкви начали вести с воинами беседы о войне и ее христианском восприятии. Более того, семинаристы регулярно посещали епархиальный лазарет, в котором обучали грамоте раненых воинов и беседовали с ними, а также благотворительные чайные-столовые, в которых учили детей многочисленных беженцев, появившихся в течение 1915 года в Саратове. К этой работе постепенно подключались вольнослушатели-диаконы.
Из выпускников 1915/1916 учебного года 30 человек заявили о поступлении на епархиальную службу, значительное количество окончивших курс также намеревались поступить в духовные академии [13]. Завершавшийся учебный год был последним дореволюционным учебным годом…
Летом 1916 года организованное ученическое паломничество, становившееся традиционным, не смогло состояться из-за роста цен на билеты и отмены скидок экскурсионным группам. Однако целый ряд семинаристов отважились совершить паломничество из Саратова в Саров и обратно пешком [14].
Обучение в новом, 1916/1917 учебном году с самого начала вновь шло посменно, «в стесненных условиях», хотя занятия начались уже 1 сентября, когда был совершен ставший традиционным молебен с крестным ходом из старого собора с иконой Спаса Нерукотворного. В целом же учебный год шел относительно стабильно и прошел бы, как и предыдущие два, если бы не последующие события в стране. В мартовские дни 1917 года революция в прямом смысле слова постучала в двери саратовской семинарии.
3 марта 1917 года в здание вошли вооруженные солдаты. Они хотели, как передавал ректор архимандрит Борис, арестовать «директора заведения, якобы за неприсоединение к новому правительству, и… после заявления всех членов означенного собрания, что все они во главе со своим начальством признают новое правительство и, что, вероятно, здесь недоразумение и смешение семинарии, может быть, с каким-либо другим учебным заведением, солдаты… по выходе из учительской комнаты, подошли к дверям 5 параллельного класса и требовали выдачи начальника заведения, предполагая в этом случае укрывательство со стороны воспитанников» [15]. Этот визит произвел шоковое впечатление на воспитанника V класса Владимира Горизонтова. Он до того расстроился нервами, что вынужден был просить об освобождении от занятий для восстановления сил. Описанное событие было знаковым: многим стало ясно, что относительно спокойные времена прошли.
21 апреля 1917 года в семинарии состоялось собрание корпораций трех духовных школ Саратова (самой семинарии, мужского и женского училищ). Председательствовал на собрании вольнонаемный преподаватель семинарии В.И. Котельников. Обсуждались вопросы организации союза педагогов духовных учебных заведений епархии, создания общероссийского союза, проведения епархиального съезда педагогов и избрания делегатов на предстоящий всероссийский съезд. 8 мая в здании духовной семинарии состоялся епархиальный съезд педагогов духовно-учебных заведений, на котором председательствовал новый владыка — избранный на экстренном епархиальном съезде духовенства и мирян епископ Досифей (Протопопов), и работа которого была подготовлена президиумом, избранным на упомянутом выше собрании 21 апреля. На съезде обсуждались наиболее острые вопросы существования семинарии, мужских духовных и женских епархиальных училищ в связи с обстоятельствами военного и революционного времени. Был сформирован Саратовский губернский союз педагогов духовно-учебных заведений. Его административным органом стал делегатский совет.
Последний учебный год в истории старой саратовской семинарии начинался в сложной и тревожной обстановке. В здании по-прежнему размещались две батареи артиллеристов и команда выздоравливающих. Свободных помещений было немного, но их количество первоначально казалось администрации учебного заведения достаточным для того, чтобы начать занятия сразу со всеми классами. Общежития при семинарии уже de facto не существовало, поэтому предполагалось выдать казеннокоштным ученикам деньги на руки для размещения на частных квартирах. Правда, денег в учебном заведении остро не хватало.
С 11 сентября 1917 года удалось начать занятия лишь с учениками трех младших классов. Планы заниматься одновременно со всеми классами срывались. К 1 ноября вместо I и II классов свободные от воинского постоя комнаты заняли два отделения IV класса. Интересно также решение начала сентября о допуске на хозяйственные (так теперь именовались прежние распорядительные) собрания правления двух представителей от каждого класса [16]. Идя дальше, в ноябре ученики пожелали иметь своих представителей с совещательным голосом и в педагогических собраниях. Таким образом, они достигали вполне мирно того, чего не могли достигнуть ранее упорной борьбой.
Активность учеников в конце 1917 года становится очень высокой. Так, 12 сентября, на следующий же день после начала учебного года, саратовские семинаристы высказали своим наставникам «пожелания»: о необязательности вечерних занятий, о праве свободного выхода «в город» и некоторые другие. Начальство согласилось обсуждать эти вопросы. Так, разрешено было проведение сходок, но без агитационного элемента и без участия учеников в политической жизни. Было фактически удовлетворено требование воспитанников, также высказанное 12 сентября, — об увольнении из семинарии врача В. Субботина. Правда, сделать это было легко, ибо еще в 1916 году он обещал правлению написать прошение об отставке
20 сентября состоялось общее собрание воспитанников семинарии, воодушевленных достигнутыми успехами. О нем написал епархиальный орган (и отнюдь не как о «сходке»), что было бы невозможным еще в начале того же календарного года. Семинаристы объявили теперь желательным удаление из семинарии ректора архимандрита Бориса. Это уже, конечно, было требованием совсем неприличным…
Обстановка в семинарии при начале последнего учебного года характеризовалась следующим образом: «Все классные комнаты заняты петроградским артиллерийским правлением… Продукты очень трудно добывать. Воспитанники привлекаются к участию в хозяйственной комиссии по заготовлению пищевых продуктов» [17]. Последнее, стоит сказать, несколько отвлекало семинаристов от участия в административных и политических делах, и, несмотря на проведение упомянутых сходок, они вынуждены были в целом подчиняться действующему порядку.
Не прерывалась внеклассная творческая деятельность воспитанников. Так, 15 октября 1917 года созданный при семинарии музыкально-драматический кружок семинарии дал концерт. Первым номером в программе стоял «Гимн свободной России», музыку к которому сочинил инспектор Златорунский. Гимн вызвал шумный успех среди саратовцев, пришедших послушать концерт. Сбор от концерта в размере 500 руб. был сдан в продолжавшее функционировать общество вспомоществования недостаточным воспитанникам [18].
Примерно тогда же семинаристы совершили «паломничество» на могилу Чернышевского на Воскресенском кладбище. Ректор семинарии архимандрит Борис отслужил панихиду, а преподаватель Д.Г. Яхонтов произнес речь «Значение Чернышевского в воспитании юношества». Основная идея этой речи была вполне в духе времени: оратор заявлял, что личность Чернышевского должна быть предметом изучения и подражания духовному юношеству наряду с подвижниками Церкви. Конечно, в былые годы такой взгляд наставника семинарии оказался бы невозможным [19].
Говоря о различных аспектах жизни семинарии осенью 1917 года, мы подошли к важнейшему событию в жизни всей России, и в том числе — духовно-учебных заведений. 25 октября власть в столице захватили большевики. Через несколько дней то же самое им удалось осуществить и в Саратове. В городе не прекращалась стрельба, на улицах устраивались обыски. Так как многие семинаристы (наряду с учениками коммерческого училища, гимназистами и некоторыми студентами) участвовали в вооруженной защите здания Саратовской городской думы [20], новые властители были на них особо озлоблены. Правление семинарии решило, что оставаться в городе воспитанникам просто опасно.
31 октября на совместном заседании педагогов духовно-учебных заведений, после того, как председатель родительского комитета семинарии священник Е.И. Знаменский заявил, что жизнь детей дороже нескольких недель учебных занятий, постановили прекратить с 1 ноября занятия в семинарии и духовном училище [21].
Решение было принято очень кстати. Уже 2 ноября Президиум Военной секции Саратовского совета прислал в семинарию двух делегатов 90-го пехотного запасного полка с письменным требованием за № 4353 очистить в трехдневный срок здание семинарии. Администрация учебного заведения разъяснила им, что этим вопросом занимается городская управа. Делегаты ответили, что здание займут силой. Довольно интересно определение по данному факту, занесенное в журнал педагогических собраний правления. Корпорация решила, «не входя в письменное сношение с Президиумом Военной Секции Совета солдатских и рабочих депутатов, как не признанной властью в государстве (выделено мною. — А.М.), дать согласно изложенному в докладе словесный ответ делегации от названной секции в том смысле, что Правление Семинарии без предварительного предписания Городской Управы не вправе отводить свои помещения под воинский постой, тем более что Семинарское здание уже отчасти занято и осматривавшими его комиссиями предназначено к новому постою» [22]. В трехдневный срок семинария не была занята, и жизнь в ней еще продолжала теплиться. Но «не признанная власть» держала свои суровые революционные обещания…
Антицерковная составляющая была важнейшей в программе преобразований нового правительства. При этом духовные учебные заведения стали едва ли не первой мишенью большевиков. С ними они начали вести целенаправленную, планомерную борьбу. Уже в ноябре 1917 года были закрыты кредиты, выдаваемые на нужды духовно-учебных заведений. Кроме того, 11 декабря было издано постановление Наркомпроса о передаче в его ведение всех духовных школ [23]. Эти меры сказались на получении, а точнее — на неполучении жалования педагогами и служащими семинарий и училищ в ноябре — декабре 1917 года. Но даром осуществлять свои обязанности в тяжелейших условиях военной разрухи они не могли. 28 декабря 1917 года в архиерейских покоях состоялось экстренное заседание педагогов духовно-учебных заведений Саратова. На заседании присутствовали представители епархиального духовенства, перед которыми был поставлен вопрос о готовности содержать духовно-учебные заведения в связи с тем, что государственное финансирование прекратилось. Председательствовал инспектор семинарии Златорунский. Было определено для решения текущих финансовых вопросов созывать малое епархиальное собрание из членов епископского совета, духовной консистории, епархиальных ревизионного и подготовительного комитетов. Это малое собрание на заседании 10 января 1918 года постановило выделить средства для обеспечения преподавателей семинарии жалованием в течение первой половины 1918 года. [24] Таким образом, вопрос о существовании духовной семинарии до конца 1917/1918 учебного года был решен положительно, хотя и с большим трудом.
В январе – феврале 1918 года занятия велись с воспитанниками I, V и VI классов. Ученики голодали, но уроки не прекращались. Дневная норма на одного семинариста составляла полфунта черного хлеба. В связи с продовольственными затруднениями решили к началу Великого поста закончить в ускоренном режиме занятия и перевести учеников в следующие классы по текущим результатам [25]. После Пасхи в семинарию должны были явиться воспитанники остальных классов.
Уже в феврале значительная часть инвентаря общежития саратовской семинарии была реквизирована по постановлению местного исполнительного комитета. 70 кроватей с матрацами, подушками, простынями и одеялами конфисковали для нужд военной секции совета [26]. В здании «старой» семинарии помещения были заняты канцелярией Красного Креста и Саратовской ученой архивной комиссией, а из комнаты, где хранился весь архив журнала «Саратовские епархиальные ведомости», его пришлось вывезти в здание «новой» семинарии.
Под угрозой национализации находился епархиальный свечной завод, который в условиях прекращения финансирования из государственного и из общецерковного бюджетов становился практически единственным источником содержания духовно-учебных заведений Саратова. Всю весну и лето корпорация семинарии провела в дискуссиях о судьбе родного учебного заведения и в борьбе за его существование.
Правление семинарии разработало проект преобразования ее в светскую гимназию, чтобы хоть в каком-то виде сохранить учебное заведение. При обсуждении проекта педагоги разделились на две группы: первая доказывала необходимость подождать решения Поместного собора по этому вопросу, вторая настаивала на преобразовании, так как в противном случае школа могла бы совсем погибнуть в тех условиях, в которые она была поставлена большевиками. На малом епархиальном собрании было решено отказаться от немедленной передачи духовных школ епархии в ведение советской власти и составить к ней «мотивированный протест и ходатайство об оставлении зданий и имущества… в ведении и распоряжении Церкви» [27]. Понимания, что подобные протесты в адрес большевиков не имеют никакого смысла, еще не было. Но здесь следует учитывать, что высшей церковной властью весной 1918 года было принято решение о необходимости сохранения духовно-учебных заведений в их прежнем виде. И в епархиях хоть как-то надо было постараться привести это решение в исполнение.
В апреле 1918 года в Саратове прошел епархиальный съезд делегатов духовных школ. Несмотря на то, что речь шла на нем преимущественно о невозможности сохранить духовно-учебные заведения «в настоящем виде», резолюция отличалась оптимистическим настроем и содержала пожелание предстоявшему епархиальному съезду об их сохранении. Аналогичное постановление было вынесено на втором собрании представителей местной духовной школы, прошедшем 11 мая под председательством епископа Петровского Дамиана [28].
Отстаивать возможность продолжения пастырского образования в Саратове ездил в мае в Москву инспектор семинарии Н.В. Златорунский, который был принят патриархом Тихоном (он ехал как делегат от саратовской семинарии, правда, преподаватель Ф. Орлов подчеркивал в открытом письме Ф.С. Боголюбову, что Златорунского корпорация на эту поездку не уполномочивала). Его ходатайства о продолжении существования семинарии, поддержанные высшей духовной властью, оказались в итоге безрезультатными. Большевики поставили задачу закрыть духовные школы.
По благословению епископа Вольского Германа (Косолапова) в июне 1918 года Саратовское епархиальное собрание духовенства и мирян объявило себя коллективом — собственником духовно-учебных заведений епархии и заявило о том, что будет защищать и отстаивать их здания от посягательств [29]. Но в то же время 4 июня на Епархиальном собрании было решено окончательно закрыть общежитие при «старой» семинарии. На здание претендовал отдел народного образования при саратовском совдепе, там планировалось разместить гимназию имени Н.Г. Чернышевского. Корпорация семинарии заявила о своем неучастии во вновь создаваемой советской школе [30]. Но при всем этом епархиальный съезд оптимистично смотрел на судьбу духовных школ, выделил средства на их содержание, высказавшись за их сохранение и дальнейшее функционирование. В реальности ситуация была куда более печальной. И понимание всей драматичности судьбы духовной школы у многих присутствовало, о чем свидетельствует открытое письмо преподавателя Ф. Орлова члену Поместного собора Ф.С. Боголюбову, помещенное в одном из последних выпусков «Саратовских епархиальных ведомостей».
Летом 1918 года новое здание семинарии еще частично было занято войсками, в преподавательских квартирах пока находились семьи наставников. Свободные же аудитории стали использовать большевики, отдав его военно-инструкторскому училищу [31]. 23 августа 1918 года появилась знаменитая инструкция Народного комиссариата юстиции, которая разъясняла и во многом ужесточала январский декрет. Повторялась норма декрета о запрете на преподавание религиозных предметов не только в государственных, но и в общественных и частных учебных заведениях с оговоркой «за исключением специальных богословских». Впрочем, оговорка была бессмысленной, так как следующие два пункта инструкции предусматривали закрытие всех кредитов на преподавание религии и лишение преподавателей соответствующих дисциплин довольствия, а также окончательную конфискацию в пользу местных советов или народного комиссариата просвещения зданий духовных школ. Еще до издания инструкции ее положения были во многом исполнены…
В создавшихся условиях о начале нового, 1918/1919 учебного года не могло быть и речи. Видимо, окончательно семинария была разогнана после начала в сентябре 1918 года красного террора и вместе с ним — массированной атаки на Церковь и ее учреждения. Сын последнего инспектора семинарии Виталий Николаевич Златорунский (1909–2001) вспоминал, что полностью учебное заведение закрыли в 1919 году, когда из здания на углу улиц Малой Сергиевской и Александровской выселили семьи наставников [32].
Так прекратила свое 90-летнее существование дореволюционная саратовская семинария, чтобы быть еще дважды в XX веке возрожденной. Нынешняя семинария — наследница лучших традиций дореволюционной духовной школы, одно из ведущих духовных учебных заведений Русской Православной Церкви. Хочется пожелать Саратовской духовной семинария многая лета. Пусть в своем развитии и следовании запросам современности она не забывает и о своей славной истории.
[1] Златорунский Н.В. Прощание Саратовской духовной семинарии и духовенства с ректором, архимандритом Серафимом // СЕВ. 1914. № 18. С. 36.
[2] Смирнов Н.П. День памяти Ломоносова в Саратовской духовной семинарии // СДВ. 1911. № 47–48. С. 29–30.
[3] Их жизни духовно-учебных заведений Саратовской епархии. Отрадное явление // СЕВ. 1914. № 15. С. 54.
[4] ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 7798. Л. 119.
[5] СЕВ. 1914. № 16. С. 67.
[6] Чумаевский М. Моя поездка нынешним летом за границу // Там же. № 20. С. 22–29.
[7] ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 7798. Л. 166.
[8] К. Открытие миссионерского кружка в Саратовской духовной семинарии // СЕВ. 1914. № 12. С. 489.
[9] ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 7644. Л. 30 об.
[10] Подсчитано по пометам на: Там же. Л. 45–45 об.
[11] Я[хонто]в [Д.] Страничка из жизни саратовской семинарии // СЕВ. 1915. № 30. С. 1290–1291.
[12] Я[хонто]в [Д.] Страничка из жизни саратовской семинарии // Там же. № 30. С. 1290.
[13] N. Страничка семинарской жизни // СЕВ. 1916. № 14. С. 520–521.
[14] NN. Страничка семинарской жизни // Там же. № 19. С. 700–704.
[15] ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 7677. Журнал № 10. 6 марта.
[16] Там же. Журнал № 30. 4–9 сентября.
[17] N. В духовной семинарии // СЕВ. 1917. № 28. С. 1007.
[18] В духовной семинарии // Там же. № 30. С. 1102–1103.
[19] Памяти Чернышевского // Там же. С. 1103.
[20] См. подробнее об этих событиях: Рейли Д. Дж. Политические судьбы российской губернии: 1917 год в Саратове. Саратов, 1995. С. 284–287.
[21] Роспуск воспитанников Саратовской духовной семинарии и училища // СЕВ. 1917. № 31–32. С. 1136–1137.
[22] ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 7677. Журнал № 40. 3 и 4 ноября.
[23] Кашеваров А.Н. Православная Российская Церковь и советское государство (1917–1922). М., 2005. С. 92.
[24] Судьба духовно-учебных заведений епархии // СЕВ. 1918. № 1–3. С. 25–27.
[25] Там же. № 5–6. С. 93.
[26] Там же.
[27] В духовно-учебных заведениях г. Саратова // Там же. № 7–12. С. 133.
[28] Делегатский съезд педагогов духовно-учебных заведений Саратовской епархии // Там же. № 16–18. С. 232–233; В защиту духовной школы // Там же. С. 245.
[29] Там же. № 22. С. 319–320. Журнал 29.
[30] Там же. № 23–24. С. 384.
[31] Известия Саратовского совета. 1918. № 145 (21 июля).
[32] Воспоминания В.Н. Златорунского. Машинопись. Л. 7.
Cекретарь общецерковной аспирантуры и докторнатуры, кандидат исторических наук