Седьмой пункт
«На прошедшем саммите религиозных лидеров в итоговом документе, подписанном всеми собравшимися представителями религиозных конфессий, была засвидетельствована вера в одного “Всевышнего”: “Будем хранить мир, заповеданный Всевышним!”. Мы не считаем, что у нас один “Всевышний” с иудеями, мусульманами и прочими религиями и учениями. Об иудеях Господь сказал, что “Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего” (Ин. 8, 44). Мусульмане считают “всевышним” Аллаха, а Сына Божия простым пророком».
Что касается того, один ли Бог у православных с мусульманами и иудеями, то слово Божие последовательно утверждает, что без принятия Иисуса Христа как Сына Божия невозможно подлинное богопознание: всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца (1 Ин. 2, 23), кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца (Ин. 5, 23), никто не знает Отца, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11, 27), Я есмь путь, истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14, 6), видевший Меня видел Отца… Я в Отце и Отец во Мне (Ин. 14, 9, 11). Итак, следуя словам Писания, мы должны признать, что ни в одной нехристианской религии не имеют истинного Бога, не чтут Бога, не знают Бога и не приходят к Богу.
Теперь же обратимся к Священному Преданию Православной Церкви.
С IX века в Византии существовал чин приема приходящих из ислама. В этом чине обращающийся должен был отречься от всех своих заблуждений, и в том числе двадцать вторым пунктом шла «анафема богу Мухаммеда, о котором он сказал: “он есть бог цельнокованный[1], не рождал он и не был рожден” (112 сура Корана)». В конце XII века император Мануил I Комнин потребовал от Церкви удалить ее из чина. Однако Архиерейский Собор, созванный по этому поводу патриархом Феодосием в 1180 году, встретил предложение императора резко отрицательно. Как пишет историк Никита Хониат, отцы Собора «объясняли, что подвергается анафеме не Бог вообще, Творец неба и земли, а измышленный безумными бреднями Мухаммеда бог, который и нерожден и не родил, тогда как христиане прославляют Бога Отца».
Из этого становится понятным, почему святитель Симеон Фессалоникийский называет мусульман язычниками. Сам он так объясняет это: «Арабы, введенные в заблуждение… Мухаммедом, признали Бога, но и в этом явились подобными совершенно безбожным, какими они и были прежде; после того, как, узнав нечто об истинном Боге, не признали безначального Отца, единородного и неплотского Сына, и Святого Духа» (О ересях. 4).
Что касается иудеев, то про них святитель Иоанн Златоуст говорил: «Конечно (иудеи) скажут, что и они поклоняются Богу. Но этого сказать нельзя; никто из иудеев не поклоняется Богу. Кто говорит это? Сын Божий. Если бы вы знали Отца Моего,― говорит Он,― то знали бы и Меня (ср.: Ин. 8, 19). Какое еще можно привести мне свидетельство, достовернее этого? Итак, если они не знают Отца, распяли Сына, отвергли помощь Духа; то кто не может смело сказать, что место то (синагога) есть жилище демонов? Там не покланяются Богу, нет; там место идолослужения» (Восемь слов против иудеев. 1.3).
И преподобный Иустин (Попович) так толкует 1 Ин. 2, 23: «Не существует Бога без Троичности Божества. Кто не признает Христа Богом, тот нечестивец и безбожник. Знает Бога, знает все тот, кто признает Христа за Бога. И кто сделает это признание, тот верит в Троическое Божество, и Господь Христос как Сын Божий руководит всякого, кто Ему последует, к Небесному Отцу… Связь человека с Богом определяется в соответствии со связью, какую кто имеет со Христом. Поскольку не существует Бога без Христа ни на небе, ни на земле, ни под ней».
С другой стороны, есть и слова святого Иустина Мученика: «Не иного Бога почитаем нашим, а другого вашим, но признаем одного и того же, который вывел отцов ваших из земли египетской рукою крепкою и мышцею высокою, не на другого кого уповаем (ибо нет другого), кроме того, на которого и вы,― Бога Авраама, Исаака и Иакова» (Диалог с Трифоном иудеем. 11).
Кажущееся противоречие здесь легко разрешается, если мы вспомним об одном важном отличии позднего иудаизма от других нехристианских религий. Да, последователи позднего иудаизма, отвергшие Христа, не имеют Бога, не чтут Бога, не знают Бога и не приходят к Богу.
Но при этом, в отличие от всех других нехристианских религий, они, хотя и не способны познавать Самого Истинного Бога, имеют все же знание о Нем ― через Богооткровенное Писание Ветхого Завета. И именно поэтому они в День Суда будут подвергнуты большему осуждению, чем мусульмане или индусы, чьи «писания» не богодухновенны, ибо, в отличие от них, иудеи знают волю истинного Бога, знают пророчества о Его явлении, но, зная это, противятся Богу, отвергли Его Самого, пришедшего в лице подлинного Мессии Иисуса.
Кроме того, переходя уже к представителям других религий, возможно с ними говорить, имея в виду не учение этих религий о Боге, а то, что в реальности существует единый над всеми Истинный Бог ― и над христианами, и над иудеями, и над мусульманами, и над буддистами, и над атеистами. Его знают и почитают по истине только православные христиане, но и все прочие люди, как бы они ни заблуждались, тем не менее, поскольку они суть создания истинного Бога, имеют некоторое чувство Его, пусть даже неосознаваемую тоску по Богу, и некоторые, хотя бы природные, естественные представления о Нем.
Именно поэтому святитель Григорий Палама, разговаривая с турецким имамом о мусульманском погребении, сказал: «Я нахожу хорошим ритуал, совершенный вами там, вне города: ведь вы тогда, восклицая, просили за умершего и обращались к Богу ― к кому же еще? Я был бы рад узнать, что вы сказали Богу» (Письмо своей Церкви. 22).
Наконец, уместно вспомнить и то, как, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам (Деян. 17, 22–23).
Поэтому христианин, встречаясь с язычниками, иудеями или мусульманами, может говорить о Боге, не проясняя при этом постоянно «это наш Бог, а не ваш», и обращаясь не к неверным, искаженным догматическим представлениям о божестве их религиозных учений, но к интуитивному чувству, которым обладает в той или иной мере всякая человеческая душа, как и чувством истины, и способностью отличать добро от зла, совестью.
Однако это неприложимо к обсуждаемому документу саммита, поскольку в нем прописано, что его выработали и согласовали в равной степени «главы и посланцы христианских, мусульманских, иудейских, буддистских, индуистских и синтоистских общин из 49 стран». И в этом контексте совместное упоминание «Всевышнего», «Творца» подразумевает согласную веру и очевидно льет воду на лжеучение о том, что «все религии – это разные пути к одной вершине», весьма распространенное ныне в массовом сознании.
И о каком Всевышнем Творце, создавшем человека, могут заявлять буддисты, синтоисты, индусы? Всякий, кто хоть немного знает их верования, чувствует здесь неискренность. Пожалуй, это послание уместнее и честнее было бы выдержать в деловом ключе, не вставляя двусмысленных и смутительных «богословских» фраз.
«Призыв религиозных лидеров, в том числе и представителей РПЦ МП, подписавших этот документ, гласит: “Уважать и принимать друг друга, не взирая на религиозные, национальные и другие различия”. В этом мы видим противоречие Евангельскому учению: “Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его” (2 Ин. 1, 10).».
Во-первых, эти слова апостола Иоанна совершенно не подтверждают мысль авторов письма, которая противоречит как прямому смыслу апостольских слов, так и святоотеческому их пониманию, но это мы уже разобрали выше.
Во-вторых, данный пункт послания саммита как раз соответствует святоотеческому учению. Как писал святитель Николай Мистик, «нам должно относиться друг к другу дружелюбно и по-братски, и из-за того, что образом жизни, обычаями и религией мы разделены, разумеется, не следует питать вражды и лишать себя общения» (Письмо 1). И преподобный Феодосий Печерский говорил: «Если увидишь нагого или голодного, или в беду попавшего,— будет ли то иудей или мусульманин,― ко всякому будь милосерд, избавь его от беды, как можешь, и не лишен будешь награды у Бога, ибо Сам Бог в нынешнем веке изливает милости Свои не на христиан только, но и на неверных» («Завещание»).
Восьмой пункт
«Мы выражаем свое несогласие с официальным заявлением по центральному телевидению о единстве нравственных ценностей у Православия, иудаизма, мусульманства и католицизма. Это ложное мнение. Мы не можем иметь единые нравственные ценности с современным иудаизмом и его моральным кодексом талмуда, по которому все люди, кроме евреев,― “гои”. Мы так же не можем иметь единые нравственные ценности с мусульманством, допускающим, например, многоженство».
По сути замечания с ним нельзя не согласиться. И дело даже не в каких-то конкретных примерах расхождения наших нравственных ценностей с ценностями инославных и иноверцев, а в том, что как и молитва неотрывна от веры, так и нравственность не существует автономно, сама по себе, но вся христианская нравственность вырастает из христианской веры, из опыта жизни во Христе и реального богообщения, возможного только в Православии. А вне его подлинной нравственности и быть не может, разве что слабая тень ее, так что и естественные добродетели, которых не чужд никто из людей, не могут идти ни в какое сравнение с христианскими добродетелями. Так учат святые отцы.
Святитель Игнатий (Брянчанинов): «Церковь всегда признавала, что… величайшие добродетели падшего естества нисходят во ад… Всмотритесь в Священное Писание: вы найдете, что оно требует исполнения заповедей Божиих, что это исполнение называется делами, что от этого исполнения заповедей Божиих вера в Бога делается живою, как действующая; без него она мертвая… И напротив того, вы найдете, что добрые дела падшего естества, от чувств, от крови, от порывов и нежных ощущений сердца — воспрещены, отвергнуты!» (Письма к мирянам. Письмо № 203).
Святитель Симеон Фессалоникийский: «Не хорошо думать, будто неверный может творить благое, ведь наибольшее зло есть заблуждение о Боге. Ибо если он отвергает Благого, то какое другое дело может сотворить благое? …и не помышляйте, что если, может быть, некие благие дела они имеют, назову я это благодеянием и милостью, ибо все дела без веры мертвы» (Послание в поддержку благочестия, против Агарян. 3, 20).
Итак, с этим ясно, но вызывает удивление формулировка авторов письма, в которой не сообщается, кто именно сказал, в какой передаче, когда и на каком канале она была показана и, самое главное,― в каких именно словах было выражено это мнение? А что если авторы письма или те, кто им пересказал это заявление, неправильно поняли то, что было сказано? И, наконец, откуда берется утверждение об «официальности» какого-то устного заявления по телевизору?
Всякий может погрешить в слове, особенно в устном. Если кто-то и сказал нечто несогласное со святыми отцами, то не следовало ли прежде обратиться лично к нему за разъяснениями? Может быть, он неточно выразился, а может быть, и телевизионщики посредством монтажа исковеркали смысл фразы, что, к сожалению, нередко бывает.
Эти недостатки не позволяют полностью согласиться с данным пунктом письма.
Девятый пункт
«Мы озабочены и не согласны с попранием принципа соборности в связи с долгим отсутствием созыва Поместного Собора и передачи важнейших его функций Собору Архиерейскому. Так, по уставу 1988 года: “В Русской Православной Церкви высшая власть в области вероучения, церковного управления и церковного суда ― законодательная, исполнительная и судебная ― принадлежит Поместному Собору”. А по уставу 2000 года: “Архиерейский Собор является высшим органом иерархического управления Русской Православной Церкви”.
Удивительно видеть, как только что «одобрение демократии» указывалось как отступление от чистоты веры, а теперь выставляется таким же отступлением ― отсутствие демократизма в Церкви!
Если демократия в общественном устройстве еще может быть допустима, то любые посягательства на то, чтобы устроить демократию в Церкви, называя это хоть «принципом соборности», хоть любыми другими словесами,― совершенно неприемлемы.
Как говорил еще святитель Филарет Московский, «сильное движение управления от единства к народовластию неблагоприятно началам духовного управления и может обессилить апостольскую и церковную идею послушания...» («Письмо к прот. А. Горскому от 10 апреля 1867 г.»).
Прежде всего, вспомним, что имеется в виду под словом «соборная» в девятом члене Символа веры? Употребленное здесь греческое слово "католикос" означает буквально «всебщий». А вот как его изъясняют святые отцы.
Святитель Кирилл Иерусалимский: «Церковь называется соборной, потому что находится во всей вселенной; в полноте преподает все то учение, которое должны знать люди; весь род человеческий приводит к истинной вере, повсеместно врачует и исцеляет все виды грехов; имеет в себе великое совершенство, являющееся в словах, делах и во всяких духовных формах» (Огласительные поучения. 18.23). Такой же ответ дают святитель Филарет Московский и святитель Николай Сербский в составленных ими Катехизисах.
Итак, откуда же берется глаголемый «принцип соборности»? От славянофилов XIX века, «которые нагрузили это слово дополнительным смыслом, вообще выходящим за границы богословия, включив его в контекст историософской, социологической тематики»[2]. А прилагать его к идее демократизации Церкви стали и того позднее ― в ХХ веке.
Что совершенно антиканонично: 19 правило IV Вселенского Собора предписывает, чтобы «согласно правилам святых отец, в каждой области епископы дважды в году собиралися воедино, где назначит епископ митрополии». Тот же исключительно архиерейский состав Собора предусмотрен в 6 правиле VII Вселенского, 40 правиле Лаодикийского, 14, 27, 87, 141 и 142 правилах Карфагенского Соборов. Канонов, которые бы предусматривали участие в Соборах клириков и мирян, просто не существует.
Власть архиерея в епархии по канонам должна быть вполне единоличная, с ответственностью только перед Богом и собором собратьев по благодати. Никакого места для демократических, коллективных управительных учреждений не остается.
Также и понятие «Поместный Собор» традиционно означало архиерейский собор всех епископов той или иной области («места») ― см., например, Карфагенские, Константинопольские и другие Соборы. Обязательность участия в них клириков и мирян нигде не оговаривалась.
В том смысле, в каком о нем говорится теперь («Поместный Собор как Архиерейский Собор + священство, диаконство и миряне»), такой собор впервые состоялся лишь в 1917 году и только в Русской Православной Церкви. Однако и на нем по всем ключевым вопросам право голоса принадлежало исключительно архиереям.
Так что идея о том, будто бы «Поместный» Собор с участием мирян и клириков «главнее» просто Архиерейского Собора ― совершенно антиканонична, и Архиерейский Собор 2000 года обсуждаемым изменением на самом деле лишь привел Устав нашей Церкви в большее соответствие с канонами.
Что до моего личного мнения, то Поместный Собор с участием мирян, монашествующих, диаконов и священников мог бы принести пользу, уврачевав то непонимание, которое нередко имеется между архиереями и их паствой, проистекающее часто из-за отсутствия полноценного общения между ними, которое целенаправленно разрушалось в советские времена. Совместная работа на Поместном Соборе ― разумеется, при условии, что право голоса будет лишь у архиереев и что он будет по статусу приравнен, а не поставлен над Архиерейским Собором, могла бы реально преодолеть эту печальную удаленность друг от друга.
Однако необходимо как страшной заразы избегать какой-либо даже тени «равноправия» или «демократии» в Церкви, ибо это ведет к тяжелейшим искажениям всей православной экклезиологии, что будет иметь весьма печальные последствия — не для Церкви Божией, конечно, а для тех, кто впадет в подобное заблуждение.
Ибо епископы управляют Церковью не от того, что узурпировали права мирян или попрали «принцип демократии» (сторонникам ее надо быть честными и не прикрываться заведомо некорректными словами о «соборности»), а потому, что архиереям Самим Богом вверено это, им дана благодать на такое служение, и с них спросится за то, как они его исполняли.
[1] Так было переведено на греческий арабское слово samad. Позднейшие мусульманские комментаторы толковали его как «вечный» или “крепкий”.
[2] Протоиерей Владислав Цыпин. К вопросу о соборности и соборах // Община, XXI век. 2004. № 12 (37).