Жить — непросто. Особенно в российской деревне начала XXI века. Деревня, словно старый человек со страшным прошлым, пытается не вспоминать уже ни о чем, закрывая глаза на все новое и непонятное. Разнообразные и далеко не прекрасные традиции изживаются здесь с величайшим трудом, плохое прививается моментально, а то драгоценное и великое, что есть у человека,— живая душа и органичная вера в Бога — за ненадобностью пылится в чулане. За ненадобностью — потому что люди забыли, как хорошо от ощущения, что Господь рядом…
Священник Алексий Заславский, который служит на трех приходах Петровского района — в селах Оркино, Озерки и Ягодная Поляна, пытается это ощущение сельчанам вернуть. У него в гостях нам с фотокорреспондентом довелось побывать.
Путь к березовому свету
К отцу Алексию мы приезжаем в село Озерки — здесь он живет. Первыми нас встречают свежий утренний ветер и неугомонная кукушка — ее голос слышится повсюду, глубоким эхо перекатываясь по небольшим безлесным холмам округи. На остановке в центре села — несколько бабушек с сумками и три мужика, толкающие куда-то красный мотороллер. Неподалеку стоит телега с запряженной в нее лошадью, рядом пасется жеребенок. Подходит автобус «Оркино — Петровск», в нем исчезают и бабушки, и молодая пассажирка телеги с двумя тяжелыми сумками. Потом автобус уезжает, фыркнув напоследок, мотороллер в конце концов разгоняется до нужной скорости и, тарахча, уползает вместе с мужиками, ловко запрыгивающими на ходу в его маленький красный кузов. Остаемся только мы, кукушка и ветер.
Из проулка появляется отец Алексий — его черный подрясник развевается, борода трогательно топорщится, глаза за большими квадратными очками улыбаются. Батюшка приводит нас домой — в избушку у самой околицы села. На пороге всю компанию встречает матушка Ирина, супруга отца Алексия. Ведет внутрь, в уютную кухню-гостиную, усаживает, наливает чаю, раскладывает оладьи по тарелкам. Начинаем неспешный разговор-знакомство, который перерастет в экскурсию по селам и храмам.
…Отцу Алексию Заславскому — 58 лет. Большую часть жизни он вместе со своей семьей прожил в Москве. Сан священника принял всего три года назад в Саратове и переехал в Петровский район поднимать три прихода. На мое удивление отец Алексий и матушка Ирина отвечают очень просто:
— Мы хотели послужить Господу, людям. Подумали — у нас уже все есть, потому и поедем туда, где сможем помочь.
Отец Алексий по образованию — физик, как сам о себе говорит — технарь. Когда-то он окончил Московский энергетический институт, много лет работал начальником лаборатории в институте прикладной физики, где занимались микроэлектроникой, приборами ночного видения, тепловизорами, проектировали большие интегральные схемы. Будущая матушка училась в институте культуры и работала библиотекарем. В Православную Церковь они пришли вместе двадцать лет назад, когда стали открываться в столице храмы.
— Нам повезло, мы с мужем — единомышленники,— говорит супруга отца Алексия. — Духовный поиск был один на двоих. Начался он, когда стало очень душно в горизонтальном измерении жизни, когда поняли, что что-то не то с нами происходит, не так мы живем.
Начали с востока, с Индии, Рерихов. Закончилось же все учением Порфирия Иванова, когда его поклонники стали доказывать, что Иванов — бог, не меньше.
— Тут словно пелена с глаз упала. Какой же он бог, если у меня один Бог, если я крещеная? — матушка искренне рассказывает о своих сомнениях и мыслях в ту пору, свидетельствуя, что пути Господни неисповедимы.— А потом мы увиделись с другом, который вернулся из Индии, долго искал там истину и понял, наконец, что искал не там. У нас есть Православие, к которому мы, русские, даже менталитетом своим приспособлены…
Так Заславские пришли в храм — для них это был недавно открытый Новоспасский монастырь.
— Там было так хорошо, так тепло! Красота и истина Православия открылась вдруг, и мы поняли, что нашли. Сердце свое мы отдали Христу, Церкви. Пока блуждали, умом пытались духовность понять, а сердце молчало. Ведь все эти секты, учения основаны исключительно на гордыне, на сознании того, что вот мы, в секте, не такие, как все остальные. А в Православии главное — смирение, осознание того, что мы такие же, как и все, мы все — вместе.
Отец Алексий говорит, что священником быть хотел с момента прихода в Церковь, однако думал, что это уже невозможно — из-за возраста, ведь ему уже тогда было под сорок. Однако в Новоспасском монастыре Заславские много помогали: Алексей на клиросе, Ирина — в трапезной. Постепенно будущий батюшка стал певчим, пел на подворье Свято-Троице Сергиевой Лавры. Так бы все и длилось-длилось-длилось, однако Промыслом Божиим мечта технаря сбылась. Дочь Заславских, Анастасия, вышла замуж и стала матушкой — ее супруг, священник Сергий Вершков, стал служить в Аткарском районе Саратовской области, в деревне Ершовка (о семье Вершковых и храме в Ершовке читайте в следующем номере журнала.— Ред.). Отец Сергий рассказал о своем тесте Владыке Лонгину — так колесики и завертелись… Однако год ушел на раздумья.
— Меня и самого смущал возраст, к тому же согласие мое означало, что жизнь придется круто изменить — уже навсегда.
Теперь отец Алексий о перемене жизни не жалеет, да и что жалеть-то? Об обретении света не пожалеет никто.
Во время нашего разговора за окном колышет ветками береза — бело-зеленые всполохи кружат по прозрачной занавеске, играя с солнцем. И кажется, что в деревне, рядом с этой березой, можно провести всю жизнь. Однако отрезвляет рассказ отца Алексия об отсутствии водопровода и о жизненной необходимости огородничества и животноводства. Оправдан в селе «культ картошки» — без нее, кормилицы, нынче тут не выжить. Работы нет, инфраструктура сокращается… С этого начинается другой разговор — и путешествие по Озеркам и Оркино.
«В Москве все совсем другое»
Эти слова, словно заклинание, которое не действует, произносят в России за МКАДом повсеместно. Произносят их и отец Алексий с матушкой Ириной. Да, в Москве все совсем другое — и темп жизни, и духовный подъем, и потребности людей иные. И храм построить и восстановить легче — просто легче найти человека или людей, которые помогут.
Отец Алексий — настоятель трех приходов. В Озерках есть пока только молельная комната, где совершаются молебны, панихиды, необходимые требы. Литургию из-за маленькой площади и неприспособленности служить здесь нельзя, это священника очень огорчает.
— Если Божественную литургию служить, все с места сдвинуть можно,— говорит он.
Недавно администрация села передала православному приходу старинный купеческий особняк 1901 года из красного кирпича, с высокими потолками — его можно переделать под храм. Уже готов проект будущей церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение». Храм рассчитан на 150 человек, при нем предусмотрены помещения для крестильни и воскресной школы… Дело только в средствах, как всегда. Верующие Озерок жертвуют на храм, кто сколько может, и даже сверх того, но, к сожалению, это настолько малая лепта, что остается уповать только на чудо: здесь нет сильных фермерских хозяйств, мало кто заинтересован в строительстве храма.
Молельная комната соседствует с АТС и кассой «Горгаза». Нам вслед из очереди к этой самой кассе смотрят любопытные тетечки в платочках, которые озабочены ростом тарифов ЖКХ и отсутствием кассира Любы. Видно, что отец Алексий для них — что-то вроде инопланетянина, к которому, впрочем, уже привыкли. Он безвредный, приветливый, ну, странный немного…
Идем к Поклонному кресту, установленному посреди села на косогоре — некогда здесь стоял храм во имя Николая Чудотворца. Он был разрушен в 1936 году. Камни его фундамента недавно пустил под отмостку хозяин соседнего дома. Несколько глыбин удалось спасти. Теперь они лежат у подножия огромного деревянного креста с иконой архиепископа Мир Ликийских. Отец Алексий рассказывает, что остались еще в селе старожилы, которые помнят, как сбивали с храма колокола и пускали с горы. Кого-то из супостатов зашибло таким образом…
Озерки — село немаленькое: более 1500 жителей. Школа — одна из самых больших в округе: 120 учеников. Вскоре еще прибавится детей — в связи с сокращением школы в Оркино. Это очень грустно, конечно, потому что подорвет и без того хилую жизнь некогда богатого и большого села.
— В Оркино стоит мой, так сказать, основной храм — в честь Рождества Христова, построенный во второй половине XIX века тщанием жителей села. Его необходимо восстанавливать, что сделать гораздо сложнее, чем построить храм в Озерках. Оркино меньше, все работоспособное население подалось в город.
Батюшка почти два года искал средства на то, чтобы сделать в огромном и красивом храме отопление. С большим трудом удалось, но теперь понятно, что это только капля в море — множество щелей не дают протопить здание как следует.
Оркино — село мордовское, трехсотлетнее. По преданию, основал его разбойник Орька, который зарыл где-то в лесу поблизости богатства. Факт этот ни доказать, ни опровергнуть нельзя, но логика прослеживается железная: ведь если был разбойник, значит, должны были быть и сокровища. Эх, найти бы это злато-серебро — может, и хватило бы на восстановление местного храма. Он и внутри, и снаружи поражает своей оторванностью от мира, бедностью, древностью, светом. Как корабль, стоящий на дне высохшего моря — и плыть нельзя, и не плыть невозможно — по волнам времени и воспоминаний.
Однажды приехал из Москвы молодой человек. Оказалось, что его прадед был священником в оркинском храме. Молодой человек этот был некрещен и как только переступил порог храма, сказал, что хочет здесь принять Святое Крещение. Таким странным путем пришел человек к Богу: через мгновенную радость встречи с далеким по времени, но родным ему человеком, тоже когда-то веровавшим и в Рождество, и в Воскресение Христово…
Жители Оркино регулярно просят священника об отпевании. О крещении — гораздо реже.
— Все-таки за три года удалось приучить людей к тому, что покойного нужно проводить достойно, отпеть в храме, как полагается, отслужить панихиду,— эти слова из уст отца Алексия не воспринимаются, да и не являются похвальбой. Достаточно оглянуться вокруг, стоя в центре села, возле обелиска павшим в Великую Отечественную войну. С одной стороны — один из немногочисленных колодцев с питьевой водой, с другой — разрушенные строения, некогда принадлежавшие колхозу, затем фермеру и наконец проданные на слом; несколько магазинчиков со стандартным набором алкоголя и конфет, а вдалеке, совсем далеко — небо сходится с зеленой кромкой леса. Сочетание убогости и красоты, серости и ярких свежих красок природы поражает в любой русской деревне. И как-то без слов становится ясно, как тут живется человеку…
— И в Озерках, и в Оркино в храм приходит не очень много людей, прямо скажем,— говорит батюшка.— Хотелось бы больше. Но Владыка Лонгин сказал однажды: сегодня священнику приходится не об урожае думать, а только пахать ту землю, на которой могут взойти семена. Люди расцерковлены, в Саратовской области особенно. Многие уехали в город, остались люди… хорошие, разные, но трудно… подвигаемые.
Отцу Алексию приходится долго подбирать слова, чтобы невольно не осудить кого-то — ему этого не хочется. Видно, что очень жаль всех: и тех, кто уехал, и тех, кто остался.
Философия верообразующей волны
Отчего такое запустение в селах, отчего ничего людям не нужно, не интересно? Почему в храм не идут, ведь это, по сути, единственное спасение для российских деревень?
Отец Алексий считает, что необходимо приложить очень много усилий для того, чтобы людей поднять, заинтересовать.
— Понимаете, в деревне люди стесняются приходить в храм. Здесь жизнь на виду. Мне часто говорят: если мы придем в храм, то про нас тут же станут какие-то небылицы рассказывать, что мы не вполне нормальные, грехи лютые замаливаем… Да и вообще считается, что в храм бездельники ходят и лодыри.
Батюшка и матушка Ирина размышляют над деревенской психологией давно — с момента приезда. Их антропологические наблюдения достойны систематизации и констатации — чтобы не было напрасных иллюзий у тех, кто идет за ними.
— Распространено представление, что церковь — это для пожилых людей, для бабушек. Причем люди к священнику относятся очень благожелательно, но в храм не спешат — присылают своих пенсионеров за себя молиться,— матушка Ирина тоже никого не осуждает, только жалеет.
— Традицию надо восстанавливать, а это дело небыстрое,— утверждает отец Алексий.— Падение веры началось с городов, потом волна дошла до деревни. Теперь обратная волна пошла — возрождения веры. Снова — из города. Но когда теперь дойдет до деревни? Для себя так объясняю трудности в проповеди — силой инерции…
Деревни сегодня — место дислокации неблагополучных или слабосильных людей. В Озерки, например, выселяют алкоголиков, которые в городе пропивают свои квартиры. Риэлторы привозят их сюда, покупают им какие-то хибары, они в них живут прежней жизнью, только еще хуже.
Матушка пробовала их в храм звать, но результата не было:
— Они все время навеселе, добрые, соглашаются со всем, что им говоришь, обещают, что придут помогать, прямо завтра с утра… Но, конечно же, никто не приходит — водка пленит их крепко. Хотя все они и крестики разобрали у меня, и слушают внимательно все, что им говоришь… Душой вроде бы согласны, но трудно с места их сдвинуть.
Еще одна любимая отговорка у сельчан: «Постройте храм красивый — тогда придем».
— Люди уже привыкли без церкви обходиться, потому и говорят так — винить их за это нельзя. Разве можно обвинять человека, если его так воспитали, вдолбили ему потребительское отношение к жизни? Изменить это возможно только по желанию самого человека. Они вспоминают о годовщинах смерти, о больших праздниках. Но даже на Пасху освящать куличи и яйца приходит не так много людей, как ждешь.
Отец Алексий винит во всем так называемую атомизацию общества: каждый сам за себя.
— Людей собрать очень сложно — по любому поводу. Однажды в Озерках прорвало водовод — нужно было собраться вместе и решить проблему. Со скрипом собирались, собирали средства, чтобы пробурить скважину… Но ничем это не кончилось.
Как донести до человека красоту веры, понимание того, что бремя ее — легко? Батюшка отвечает для себя на этот вопрос ежедневно, основываясь на разных примерах.
— Когда-то я тоже был неверующим, но нашел мужество признаться, что был неправ. Это означало признание того, что я всю жизнь прожил не так. И очень тяжело дается такое признание — особенно мужчине. Всю жизнь человек должен учиться. Некоторые люди живут, как заводные игрушки,— не хотят менять свою жизнь. Изменить — значит чем-то пожертвовать. В этом и заключается, мне кажется, основная причина того, что люди не ходят в храм, не хотят идти. Ведь поверить — это значит выделить в своей жизни место для Бога. А если оно уже занято? А если освободить тяжело? У людей все расписано — а тут придется менять приоритеты. Потому и начинаются отговорки — дела, заботы, горести, проблемы… Конечно, людей можно понять — многие сегодня существуют на грани выживания. Однако это парадокс — ведь в храме, у Бога, подается человеку облегчение в тягостях, но никто этого не понимает, воспринимая Церковь как еще одно ярмо.
Отец Алексий уверен, что начинать возрождение необходимо с молодежи. Совсем скоро будет заниматься преподаванием ОПК в местной школе. Ведь дети пока открыты миру, их еще можно направить в правильное русло — в отличие от взрослых. У батюшки мало помощников, сил на все не хватает. Но больше всего не хватает единомышленников — их надо воспитать.
* * *
Мы прощаемся у порога гостеприимного дома отца Алексия и его супруги. Батюшке скоро вновь ехать в Оркино — там отпевание. Потом надо успеть на богослужение в Петровск. О чем думает отец Алексий? Наверное, о насущном, о повседневном. О пастве своей, о том, ломать перегородки в старом купеческом особняке, чтобы быстрее начать служить Литургию, или подождать: вдруг найдется спонсор? Должны же, в конце концов, найтись добрые люди, которые захотят помочь селу, похожему своей неустроенностью на миллион других таких же российских деревень, селу, терпящему настоящую гуманитарную катастрофу. Кроме Бога и добрых людей пережить ее никто не поможет…